Она спокойно произнесла:
– Добро пожаловать в Братталид, Торфинн сын Торда! Садись, не погнушайся нашим угощением.
Снорри рассмеялся и сказал:
– Эти же слова услышал от тебя мой старший сын, когда ты была еще маленькой девочкой, Гудрид. Вот уж не ожидал, что ты окажешься хозяйкой Братталида!
Лейв опередил расспросы Снорри:
– Гудрид осталась вдовой после смерти моего брата Торстейна. А мать наша умерла весной, и Гудрид пришлось взять на себя ведение хозяйства. Они с Альдис приготовили для гостей угощение.
Гудрид была рада предлогу и отвернулась от темно-синих внимательных глаз Торфинна, серьезно глядящих на нее. Прежде чем принести гостям миску с водой и полотенце, она еще раз поправила платок и платье, а потом благодарно взяла протянутую Альдис отжатую тряпку и приложила ее к своим пылающим щекам. Воздух в доме был жарким, насыщенным испарениями от мокрой шерстяной одежды, вареного мяса, и дрожал от звука голосов: к ним в дом набилось человек пятьдесят.
– Разумеется, корабль оказалась на верном пути! Вы ведь собрались торговать в этих краях? А этот парень не ценит попутный ветер! Недаром люди прозвали его Одаренный, Карлсефни.
– Виноградная Страна, говоришь? Ну разумеется, я слышал о ней, и не прочь послушать еще…
– Плохо, что это случилось с Торвальдом сыном Эрика… Наверное, скрелинги в тех краях занимаются колдовством, совсем как люди в Финнмарке.
Лейв выглядел необычайно довольным: он восседал на почетном сиденье, слева от него – Снорри, а справа – Торфинн. Гудрид рассчитывала, что хорошее настроение хозяина дома продлится еще несколько дней: она готовилась поговорить с ним о тающих съестных припасах, которые медленно пополнялись после тризны по Торстейну. В кладовых особенно недоставало твердости и заботливости Тьодхильд. И может быть, Лейву удастся выменять себе еды у Торфинна сына Торда… Гудрид оглядела толпу гостей за столом и вздохнула.
Лейв произнес краткую речь, почтив память Эрика, Тьодхильд, Торвальда, Торстейна и Торбьёрна, а потом гости набросились на еду. И когда Гудрид вышла подложить на блюдо еще вареной трески, Альдис красноречиво закатила глаза и прошептала:
– Надеюсь, они попробуют еще и каши из мха! Я добавила в нее ячмень и молоко, так что должно быть вкусно!
Гудрид улыбнулась служанке.
– Похоже, им все понравилось. Ведь это первая горячая пища, которую они отведали с тех пор, как уехали из Норвегии. И я думаю, они не заходили в Херьольвов Мыс.
Глаза Гудрид весело блеснули, когда она протянула рыбу Лейву. А тот продолжал разговаривать с Торфинном Карлсефни:
– Вот жалко, что ты не успел на наш тинг. Здесь было много народу!
Серьезные глаза Карлсефни скользнули по Гудрид, прежде чем он ответил Лейву:
– Я как раз собирался приехать на тинг, но задержался в Норвегии. В Нидаросе сейчас неспокойно, Эрик-ярл – в Англии, а его молодой сын содержится под стражей у старого лиса Эйнара Тамбарскьелфи. Кое-кто поговаривает, что Эрик-ярл больше не вернется домой, а конунг Олав сын Харальда собирается захватить власть в Норвегии.
Гудрид была вынуждена отойти от них: она обходила гостей вдоль стола, потчуя их принесенной рыбой. Повторяя себе, что волнение ее связано только с прибытием гостей, она внутренне ощущала, что Торфинн Карлсефни сын Торда имеет над ней власть. Прежде она, отправляясь с отцом на альтинг, видела там два десятка красивых, отважных парней из хорошего рода, в самом подходящем для брака возрасте. Но едва протекали две недели альтинга и она возвращалась домой в Хеллисвеллир, черты этих юношей стирались из ее памяти. Единственное лицо, о котором она вспоминала, принадлежало человеку, которого она и видела-то лишь мельком… Пока Карлсефни будет оставаться в Братталиде, она должна держаться скромно и достойно, чтобы ее поведение не походило на дурные наклонности молоденькой девушки или на смехотворные вздыхания вдовы!
Снорри отправился в Кимбавоге навестить своего брата Торлейва, а тем временем Торбранд сын Снорри занялся кораблем Карлсефни, а сам купец торговал на Площадке тинга. Однажды туда вышла и Гудрид – обменять сукно на зерно для Бревенного Мыса. Она услышала, как Торбранд говорил своему хёвдингу, что им требуется новый парус и новая обшивка бортов, прежде чем они отправятся обратно в Исландию. Вполне возможно, что они сумеют вернуться домой до зимних штормов, но неизвестно, сколько времени у них займет починка корабля.
Карлсефни отложил в сторону счетную дощечку, в задумчивости теребя короткую, выгоревшую на солнце бородку, и ответил:
– Я скажу Лейву, что нам нужен новый парус, Торбранд. А для того, чтобы залатать корпус корабля, требуется время. Поди к Лейву и спроси у него, не уступит ли он тебе свою кузницу, чтобы успеть наковать гвоздей.
Гудрид оставила раба Ньяля сторожить тюк с сукном, а сама подошла поближе.
– Торфинн сын Торда, у меня на Бревенном мысе достаточно парусины – тебе на парус хватит. Она хранилась у меня для моего собственного корабля, но теперь я продала его Лейву. – Голос у нее слегка задрожал. Карлсефни изучающе посмотрел на нее и ответил:
– Я хорошо заплачу тебе за парусину.
Гудрид кивнула, продолжая с рассудительным видом:
– Я охотно возьму у тебя взамен овес и ячмень. А в придачу я надеюсь продать свое сукно…
Она сделала знак Ньялю, и он подошел к ним с товаром. Карлсефни довольно ощупал сукно, а потом сказал тем же будничным голосом:
– Хорошие у тебя вещи. Надеюсь, что мои товары тебе тоже понравятся. Если ты пойдешь со мной на склад…
В полумраке хранилища золотисто светились развязанные мешки с зерном, и Гудрид вспомнились истории викингов, которые бывали в Миклагарде[8] и видели там целые палаты, наполненные золотом. В углу стоял сундук с шерстяными и шелковыми тканями, а под потолком были подвешены льняная пряжа и разноцветные шелковые нити. Гудрид вдохнула в себя запах кладовой, прежде чем она заметила, что в дверном проеме стоит Карлсефни, глядя на нее.
– Прежде чем ты выберешь, что тебе нужно, Гудрид, мне следовало бы отправиться с тобой на Бревенный Мыс и взглянуть на твою парусину. Тогда мы условимся о цене.
– Тебе не надо будет хлопотать об этом: я пошлю за парусиной одного из слуг, и он привезет ее прямо сюда.
Он взглянул ей прямо в глаза, когда она проходила мимо него на двор, и ответил:
– Мне это не хлопотно. Напротив, я охотно посмотрю на твою усадьбу. Или все дело в том, что Братталид отныне стал для тебя домом?
Гудрид слабо улыбнулась, поняв, что он имел в виду.
– Ты хочешь знать, не выйду ли я замуж за Лейва? Нет, об этом никто и думать не собирается. Я была женой его брата, Торстейна.
– Ты говоришь об этом, словно тебе есть что утаивать. Этот брак совершился против твоей воли?
– Нет, – твердо ответила Гудрид, – это не так. Торстейн был хорошим человеком и добрым мужем.
Карлсефни улыбнулся, и от его облика исходило такое тепло, что ей казалось, платок на ней вот-вот загорится. Он проговорил:
– Если я когда-нибудь женюсь, я буду надеяться, что моя жена будет говорить обо мне так же хорошо!
– Разве тебя дома в Исландии не ждет жена? – Гудрид почувствовала, будто на нее вылили ушат холодной воды: она ощутила прилив сил и необычайную радость. Синие глаза прищурились, и в улыбке блеснули белоснежные зубы.
– Нет, я пока не женат. Моя мать все хлопочет об этом. Но если я когда-нибудь возьму себе жену, я хочу, чтобы она сопровождала меня в моих путешествиях, пока я не состарюсь и не буду сидеть дома у огня. А таких женщин не очень-то много.
– А может быть, многие женщины как раз годятся для дальних плаваний, просто мужчины не спрашивают их об этом, – сказала Гудрид. – Теперь, когда ты уже видел мое сукно, можно, я оставлю его у тебя в кладовой, чтобы Ньяль не ходил с ним понапрасну?
– Конечно.
Карлсефни велел одному из своих рабов положить тюк сукна на складе, а сам достал плоские деревянные палочки для обмера. Гудрид крикнула, стоя в дверях:
– Я принесу свои палочки, Торфинн!
Она вернулась с длинной палочкой, на которой искусно были вырезаны руны: «Гудрид и Торкатла сделали из меня 120 локтей». Она наблюдала, как Торфинн мерял ее сукно, а потом они вышли вместе на двор.
– Ты многое умеешь, – сказал он. Похоже было, что он радуется.
– Отец научил меня считать, и ему всегда нравилось вырезать собственные палочки для обмера. Он говорил, что никогда неизвестно, как могут поступить другие, – ответила Гудрид.
– Да, Торбьёрн сын Кетиля оставил после себя добрую память, – сказал Торфинн Карлсефни.
Когда Гудрид вместе с Ньялем возвращалась в дом, она думала о том, когда же Карлсефни соберется поехать на Бревенный Мыс, чтобы взглянуть на ее парусину. Ей хотелось, чтобы к его приезду дом выглядел ухоженным и прибранным. И сумеет ли она выменять себе немного пшеницы к йолю? Нужно будет посоветоваться об этом с Торкатлой и Стейном.
