Я чувствую, что мне необходимо сказать ей об этом. Заставить ее понять, что я действительно дорожу ею. И — должен заметить, — признать свою вину, признать, что я обошелся с ней так же скверно, как и Дурла с Мэриел. Я в какой-то мере обязан возместить ей ущерб.
Глупости. Старый дурак.
Когда мой маленький спутник избавил меня от своего присутствия, дав время для размышлений, я осознал, что слишком долго медлил. Я знал, что она покинула.
Приму Центавра и живет теперь в какой-то далекой колонии. Мне не составило особого труда связаться с ней. Женщина, в которой я узнал старую служанку.
Тимов, ответила на мой звонок и была весьма удивлена, увидев, что на связи сам император. Она сказала мне, что ее госпожа сейчас подойдет.
Потянулись долгие минуты. Я подумал, что Тимов нарочно заставляет меня ждать.
Но я ошибался.
Когда на экране появилась бледная худая женщина, я на мгновение не узнал ее. В ней не было той неистовой ярости, которая всегда была присуща вспыльчивой Тимов. Но потом я понял, да, несомненно, это была она.
Она сидела, глядя на меня. Молча. Казалось, только ее глаза были живыми, и они горели внутренним пламенем.
— Тимов, — сказал я, удивленный тем, как охрип мой голос. Мне хотелось сказать «Ты неплохо выглядишь», но это было весьма далеко от истины, и мы оба это знали. Так что вместо этого я кашлянул и снова назвал ее по имени.
Она церемонно прервала меня.
— Да, это я. Ты доволен? Очевидно, ты решил позвонить мне и убедиться в том, тебе сказали правду. Итак, теперь ты в этом убедился. Доволен?
— Я ничего не слышал, — честно ответил я. Должно быть, это был самый честный мой ответ за последние годы… если не за всю жизнь.
— Так значит, тебе не сказали, что я умираю, — произнесла она с таким презрением в голосе, что мне стало ясно, что она не поверила ни единому моему слову.
Никогда еще мне не было так трудно произнести одно-единственное простое слово.
— Нет, — наконец, смог выдавить я.
— М-м-м, — она все еще не верила мне. И я не могу винить ее за это. — Хорошо. Тогда зачем же ты решил позвонить мне спустя столько лет?
— Я…
Все, что я хотел ей сказать, перемешалось в моей голове. Но я так ничего и не произнес.
Она нахмурилась в своей обычной манере.
— Лондо… ты изгнал меня с Примы Центавра. Ты поступил со мной так, как не поступал даже с самым злейшим своим врагом. Я глубоко презираю тебя, я…
— Знаю, знаю. Я действительно все это сделал. Знаю.
— Я императрица, но со мной обошлись как с самой последней рабыней. И теперь, после всего этого, тебе есть что сказать?
— Почему ты умираешь? — спросил я.
— Чтобы досадить тебе. Что-нибудь еще? — ей, казалось, не терпелось закончить разговор, порвать со мной все отношения. В моей голове пронеслись тысячи вариантов ответов, но вырвался лишь один:
— Мне хочется, чтобы ты знала… мне очень жаль, — сказал я.
Она посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Казалось, мгновения превратились в вечность.
Потом ее взгляд чуть смягчился.
— Ты должен сожалеть. Но я не думаю, что ты позвонил мне лишь для того, чтобы попросить прощения.
— Боюсь, я…
— Ты не понимаешь. Но ты крайне редко пытался понять или хотя бы обдумать свои действия. Изгнав меня с Примы Центавра в ту ночь, ты действовал импульсивно.
Ей явно было тяжело говорить. Она замолчала, чтобы перевести дыхание, а я молча ждал.
— Я была менее импульсивна, и у меня было больше времени для размышлений, особенно учитывая мое нынешнее состояние. Лондо, я знаю о твоей дилемме.
— И как же ты об этом узнала?
— Разве ты не помнишь леди Мореллу? Ты же просил, чтобы она предсказала тебе твое будущее.
— Но это же было мое личное дело.
— М-м-м, все, что важно для центаврианина, является его личным делом, но, тем не менее, все важное для центаврианина открыто для публики. Я твоя жена Лондо. Даже будучи в изгнании, я в курсе почти всех твоих дел. Слухами земля полнится, — сказала она, и ее глаза вспыхнули.
О, да, Тимов, будучи императрицей, знала все о делах и неудачах своего мужа. Я понял, о чем она говорила. Она намекала на то, что леди Морелла обладала более сильными телепатическими способностями, чем обычные императрицы, и была на особом положении, будучи женой императора Турхана.
Тимов знала. Как и леди Морелла. Мне нужно предупредить ее.
— Тебе очень опасно задумываться о таких вещах. Вот почему я отправил тебя в изгнание.
— Я знаю. Тебя окружает тьма, и мне хорошо известна природа этой тьмы.
— Мне надо идти, Тимов. Мне просто… так много хотелось сказать. Но теперь в этом нет необходимости.
— Прощай, Лондо, — быстро ответила она.
Я потянулся, чтобы выключить связь, но Тимов вдруг сказала:
— Лондо…
Моя рука замерла над кнопкой.
— Да?
— Если я тебе понадоблюсь, позвони мне.
— Не думаю, что возникнет такая необходимость.
— Знаю, — кисло ответила она. — Именно поэтому я это и предложила.
Экран погас. И в это мгновение я понял, что больше никогда не увижу ее.
Но, по крайней мере, я попытался. Попытался… и потерпел поражение.
Если мне не суждено достигнуть величия, то, по крайней мере, я могу стремиться к согласию.
Глава 15
В своей каюте на Вавилоне 5 Вир торопливо собирал вещи, но звонок в дверь прервал его занятие.
— Убирайтесь! — сказал он.
— Нам нужно поговорить, — раздался из-за двери знакомый голос, но для.
Вира это не стало какой-то неожиданностью. На самом деле больше удивляло то, что этого не случилось раньше.
— Входите, — сказал он и приказал двери открыться.
В каюту вошел подозрительно спокойный Майкл Гарибальди и огляделся вокруг:
— Куда-то собираетесь?
— Да. Можно сказать, что…
Прежде чем Вир успел сказать что-либо еще, Гарибальди метнулся через комнату, сбивая по пути мебель, схватил его за воротник и прижал к стене.
— А вот я так не думаю, — произнес Гарибальди с еле сдерживаемой яростью. — Думаю, что вы должны рассказать мне о том, что ваши люди намерены сделать с…
Тут он замолчал. К его горлу было приставлен клинок, рукоятку которого крепко сжимал Вир. И Вир смотрел Гарибальди в глаза без малейшего признака страха. Он совершенно не походил на того Вира Котто, который впервые ступил на палубу Вавилона 5 много лет назад.
— А я думаю, — тихо ответил Вир, — что вам стоит убрать от меня свои чертовы руки. А потом мы поговорим, как разумные люди.
Гарибальди медленно отпустил воротник Вира, а потом отошел назад, держа руки перед собой.
— Единственная причина, по которой вам удалось провернуть со мной такое, — заметил он, — это то, что я считал вас последним человеком, способным на подобные действия.
— За последнее время я избавился от многих предрассудков, — ответил ему.
Вир. Он убрал клинок обратно в ножны, спрятанные под жилетом. Некоторое время он внимательно рассматривал Гарибальди. Бывший начальник службы безопасности был небрит, его глаза потускнели.
— Сколько времени прошло с тех пор, как вы в последний раз спали?
— Откуда вы об этом узнали? — спросил Гарибальди.
— О вашей бессоннице? — растерялся Вир.
— О Дэвиде.
— Дэвид, — Виру потребовалось некоторое время для того, чтобы вспомнить это имя. — Сын Шеридана. А что с ним?
— Его схватили.
И снова Вир некоторое время пытался понять смысл этих слов… но потом до него дошло.
— Великий Создатель, нет, — прошептал он.
— Великий Создатель, да.
Вир подошел к бару и быстро налил себе вина. Потом протянул бутылку Гарибальди. Тот взял бутылку, некоторое время рассматривал ее, а затем, вдохнув аромат вина, поставил ее обратно в бар.
— Это вино из хорошего урожая, — чуть удивленно сказал Вир.
— Как-нибудь в другой раз… например, когда я буду лежать на смертном одре…
— Расскажите мне о том, что произошло. Расскажите обо всем.
Что-то в голосе Вира, должно быть, убедило Гарибальди и, после недолгих колебаний, он коротко поведал Виру об обстоятельствах, связанных с исчезновением Дэвида. Когда он упомянул о похожем на маленькую опухоль существе, сидевшем на плече Дэвида, Вир медленно кивнул.
