На десант нарваться – не приведи Ме. Наши дозорные любили пугать драконят страшными сказками о десантиках. Малыши потом всю полярную ночь уснуть не могли.
Я занервничал и с хлопком, словно лопнул, лишился третьего уровня сознания. И ощутил напоследок сюрприз: текучую аморфность членов, словно тело принадлежало аэромедузе, выброшенной из воздушного океана на берег.
Надо торопиться. Если войска оцепят район моего крушения – чёрта с два удастся проскользнуть мимо даже трактору. А мне некогда задерживаться и изображать из себя бездыханный металлолом.
Я стёк со скалы вместе с побратимами, так ничего и не почувствовавшими.
Подумаешь, нескольких вёрст не долетел до впадения речки Эн в реку Каму. Лучше подожду их в условленном месте, сигнальные костры зажгу, пускать дым у меня получается лучше всего в жизни.
С этими дезертирскими мыслями я уложил посапывающие тела Димы и Семёныча под скалой и скользнул в заросли, устилавшие расщелину. То-то десантники удивятся, обнаружив вместо зелёных человечков самых обыкновенных.
Меня мучила совесть: оставлять доверившихся людей в беспомощном состоянии – подло. Но кровная рота превыше совести. Что до чести – то какая у дракона-мстителя честь? И всё же я вернулся и окружил побратимов защитным кольцом плазмоидов, настроив их на саморазрушение при пробуждении охраняемых, и только после этого припустил от скалы во все лопатки.
Драконье тело очень неудобно для перемещения по густому лесу с деревьями, покрытыми листвой: ветви низкие, стволы частые и тонкие, сучки цепляются за чешую и шипы, норовя их отодрать с мясом, спинной гребень застревает, крылья приходится плотно прижимать к телу или сразу с ними проститься, подобно питону.
То ли дело родные таёжные лиственницы – ничего лишнего. Кроны высоко, колючки нежные, не вонзаются между чешуинок. Мох толстый и упругий, берёзки в ложбинах – и те кустятся и пружинят. Проползёшь по-змеиному, подобрав лапы как индусские йоги, и след за собой мигом затянется, сам с трудом разглядишь.
Зацепившись короной за сплетённые в колтун ветви, я едва не взвыл. Интересно, как лоси и олени здесь не застревают? Рога у них ветвятся – не чета моим, но что-то ни разу мне не попался олень, пойманный деревом на радость волкам и драконам.
Я перебрал в уме иноформы, которые мог принять быстро и не задумываясь.
Не так и много их оказалось – десятка два наследственных и столько же усвоенных под присмотром Юя. Опыт деда Горыхрыча можно было не рассматривать: самоходная печь, ковёр-самолёт, летающий сундук и куриная избушка точно так же вызовут нездоровый ажиотаж у десантников, как неопознанный летающий объект с марсианами. Была ещё телега, но тащить её по лесу – более неблагодарная задача для дракона, чем даже для лошади.
Память отца, пропавшего на заре авиации, тоже не содержала ничего подходящего к случаю: коллекция карет с гербами ничем не лучше телеги в моей ситуации. Был ещё угольный паровоз, дирижабль, еще один аэроплан и батискаф. Всё это безнадёжно устарело.
Я отчаялся: к шуму проносившихся над головой самолётов добавился вертолётный треск, и пока мне не удалось выбраться из кольца. Единственная идея: пару часов отсидеться на дне озера в иноформе батискафа. Лапы сами повернули в низину. Лишь бы затянутое ряской зеленоватое озерцо оказалось достаточно глубоким, чтобы скрыть железный шар с иллюминатором.
Трясина чмокнула и сомкнулась над головой. И только тогда я понял, как был неправ: отпускать меня она не собиралась, затягивая всё глубже. Похоже, моя передышка закончится лет этак через миллион: когда суша снова превратится в море, мой батискаф будет тут как тут, целёхонкий. Находят же драконы в торфяных слоях тысячелетние мумии рыцарей без пятнышка ржавчины на латах.
Выпущенный плазмоид с мольбой о помощи, соприкоснувшись с тиной, едва не подорвал меня. Толчок от взрыва перевернул батискаф вверх тормашками, болотная жижа вскипела, в корпусе появились крохотные трещины, и с каждой минутой раны расползались. Я закашлялся от проникшей внутрь влаги. От этих содроганий прорехи поползли по телу, рождая мучительную боль.
Похоже, миллиона лет даже у батискафа не будет, всё закончится куда быстрее.
Крохотная надежда осталась на десантников. Наверняка на береговой траве темнеет глубокая борозда от батискафа, этот след должен навести людей на мысль обшарить болото в поисках пропавшего НЛО. Но в мою могилу больше никто не захотел соваться.
До чего же гнусно погибать в одиночестве. Без напутствия старейшин, рыданий родных и близких и прочих бесполезных, но приятных вещей вроде алмазного венка на челе и посмертного поцелуя в лоб от Ларики.
Мысль о драконице вспыхнула ещё одним взрывом. Лично я сколько угодно могу нежиться в целебных грязевых ваннах, но царевне, кроме меня, никто не поможет.
А что, если выпускать совсем крохотные молнии?
Я взбодрился, но попытка увенчалась крахом. Батискаф опять перевернулся, чудом не развалившись на части. Тут же я почувствовал толчок в бок, неодолимая сила вынесла меня из болота. И ещё раз крутанулся, уже в воздухе. Грохнувшись оземь, я уцелел только потому, что догадался на лету мимикрировать в карету на рессорах из отцовского репертуара.
Что-то рявкнуло:
– Ражлеталишь тут, рашполжались! Нечего зашорять моё болото вшяким мушором! Никакой экологии. Репа ржавая, коншервная банка-перерошток, брышь отшедова, чтоб я тебя тут не видела!
Я прочистил залепленные илом глаза.
Нечто зеленовато-бурое в пятнах, похожее на десантника в камуфляжной форме, стояло рядом, брызжа слюной и тиной пополам с ругательствами, и сматывало в клубок тонкую верёвочку с небольшим, на первый взгляд, крючком. Неужели меня выловили, как рыбу? Предположим, хотя грузила я не заметил. Да и какое ж это должно быть грузило! Но как это скрюченное существо вытащило батискаф?!
Дальше, за спиной существа бугрились остатки обширного луга на берегу болотины – сырого, поросшего осокой и жёлтыми кувшинками. Собственно, о луге напоминали только травяные кочки по краям широкой борозды, заканчивающейся воронкой, саженей пять в диаметре. От воронки до трясины оставалось ещё приличное расстояние. Я готов был поклясться: когда батискаф катился в болото, этой воронки не было, иначе он, то есть я, в ней бы и застрял.
– Надо же, такая большая башка – и такая тупая, – продолжало ругаться существо. – Наутилуш ржавый, пампилиуш фигофф! Вщя иж-жа тебя перепачкалашь. Нет, ты глянь, Горыхрыч, на этот чемодан ш гербами, где и выишкал такую иноформу, а? – потрясая кулаками, существо сверкнуло глазками куда-то поверх меня.
Мне показалось, или тут кто-то вспомянул деда? Я перевалился с колеса на колесо, разворачиваясь. Ось подломилась, и карета осела на бок. И было от чего: сзади стояла избушка на курьих ножках, украшенная водорослями и торфяными разводами. С мощных лап стекала бурая жижа, лодки на крыше не было, но камуфляжная армейская сеть так же кокетливо висела на трубе. В крохотном чердачном окошке с любопытством озиралась огромная, с петуха, кукушка, завершая сходство бревенчатого домика со старыми механическими часами без циферблата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
