от рук красногвардейцев некоторые жители, непричастные к мятежу[600].
Вообще, самосуды процветали повсеместно и продвигались как снизу, так и сверху. Низы самостоятельно уничтожали уголовных преступников и тех, кто подозревался в каком-либо криминале; советские верхи инициировали расправы над политическими врагами и снисходительно относились к бессудной ликвидации уголовных. Многочисленные примеры крестьянских расправ описывала тогдашняя пресса: например, в январе 1918 года в селе Боровлянка Барнаульского уезда мужики схватили четверку хулиганствовавших подростков и самосудом обезглавили троих, а четвертому порезали шею и проломили череп. В старообрядческом (!) селе Верх-Убинском Змеиногорского уезда только за Масленицу было убито семь человек, из‐за повального пьяного хулиганства стало опасно вечером выйти на улицу, а одного молодого крестьянина за изнасилование (или только попытку) самосудом удавили прямо в волостном правлении[601]. Демобилизованные наводили порядок как могли: в одном из забайкальских сел вернувшиеся солдаты вынесли смертный приговор дезертиру, арестованному в пьяном виде и сознавшемуся в убийствах. Его казнили прямо в зале волостного правления, а потом произвели, согласно публикации в газете, «чистку среди местных патентованных хулиганов»[602].
Делопроизводитель Каинского совдепа вспоминал о событиях первой половины 1918 года и первых шагах большевиков: «Было хорошо, но были самосуды, учиняемые массами над винными и невинными»[603]. Минусинский большевик писал об организации трибунала в городе в декабре 1917 года: «Отсутствие в деревнях какой бы то ни было судебной власти и возвращение с фронта деморализованных, распущенных солдат, про[из]водило массу преступлений, заставивших крестьян прибегать к самосудам, стихийно пронесшимся по всему уезду»[604]. Руководители Тарского уездного совета в апреле 1918 года телеграфировали вышестоящим властям: «Положение критическое. Происходят самосуды. Погромы. Судебный аппарат нормально не функционирует»[605].
Зараженные красным бандитизмом, местные власти нередко сами были инициаторами самосудов. Писатели И. Вольнов с А. Новиковым-Прибоем (в компании с Максимом Пешковым) в 1918 году ездили на Алтай за хлебом для Москвы: «В одном селе Вольнов наблюдал, как местная власть в лице бывших моряков и солдат приговорили женщину к смерти, ибо соседи подозревали ее в колдовстве. Приговоренную живую зарыли в землю, при этом население не возмутилось»[606]. Один из руководителей Томского совета, А. И. Беленец, вспоминал о бессудных расправах с мешочниками на железной дороге, конфисковывать имущество которых были отправлены воинские и красногвардейские отряды численностью до 400 бойцов: «Явных спекулянтов тут же арестовывали, а пытавшихся оказать сопротивление с оружием в руках расстреливали на месте»[607].
Когда 6 марта 1918 года состоялся Учредительный Горно-Алтайский краевой съезд инородческих и крестьянских депутатов, было принято решение о выделении Горного Алтая в самостоятельный Каракорум-Алтайский округ, а затем и республику. Бийский совет сразу же высказался против появления округа и постоянно информировал вышестоящие органы власти о его «контрреволюционности». В трех волостях Горного Алтая (Мыютинской, Шебалинской и Быстрянской) в апреле и мае 1918 года произошли вооруженные столкновения красногвардейцев Бийского совдепа с отрядами Каракорум-Алтайской управы. Председатель Шебалинского совдепа В. И. Плетнёв «инсценировал перед Бийским совдепом грозящую опасность [для] Советской власти» и добился посылки карательного отряда, который по пути в Шебалино произвел расправу и в Мыютинской волости. Через месяц, 21 мая, в Мыюте опять произошло вооруженное столкновение красногвардейцев Плетнёва и каракорумцев. Местный священник писал: «У нас в Мыюте было полное сражение. <…> Из алтайцев убито 7 человек (а может[,] и больше)… После бойни ловили и били алтайцев прикладами»[608]. Только под давлением вышестоящих органов Бийский совдеп вынужден был прекратить вооруженные выступления против Каракорума.
После разоружения минусинскими красногвардейцами казаков А. А. Сотникова (атамана Енисейского казачьего войска) большевик А. И. Перфильев в марте 1918 года во главе небольшого отряда был командирован в крупную казачью станицу Каратуз «для карательных целей». «Исполнив возложенное задание», отряд Перфильева вернулся в Минусинск, привезя «массу трофеев и военнопленных офицеров»[609].
В Новониколаевске в конце марта 1918 года, когда красногвардейцы пытались разоружить эшелон ехавших якобы к Г. М. Семёнову 70 демобилизованных балтийских матросов, из‐за общей паники было введено военное положение. При «разоружении» матросы не пострадали, зато было убито восемь пассажиров и 26 – ранено. Красногвардейцы смогли арестовать 32 матроса, которые быстро были освобождены оставшимися, прошли маршем по центру города и уехали. Организатор Красной гвардии и заведующий военным отделом уездисполкома И. П. Ботко, воспользовавшись военным положением, собственноручно участвовал в ряде убийств. Одна из камер гауптвахты бывшего 17‐го Сибирского стрелкового запасного полка в Военном городке в мае 1918 года выглядела так:
Полы и нары покрыты запекшейся кровью. Доски нар и на другой своей стороне, когда их перевернули, оказались сплошь покрыты кровью… истыканы штыками… на стенах – брызги крови. Общее мнение говорит об убитых здесь во время осадного положения грабителях, ворах-рецидивистах, хулиганствующих красногвардейцах и армейцах, снятых с поезда «семёновцах»… Определенно известно об убийстве во время осадного положения бывшего помнач уголовного розыска (при царском правительстве) Миллера и делопроизводителя Новониколаевской городской управы [анархиста] Калинина… По словам случайно задержанных… Миллер был арестован и возмущался обилием лично ему известного уголовного элемента в рядах красногвардейцев[610].
После отмены осадного положения выяснилось, что вещи, конфискованные у «подозрительных» граждан, свозились в Дом революции и принимались там без всякой описи. Аресты сопровождались издевательствами, побоями, а двое безоружных, не оказывавших сопротивления, были застрелены. О комиссаре контрразведки Новониколаевского совдепа И. М. Амстердамском, убитом в начале 1919 года конвоирами, в следственных материалах говорилось, что по его «указанию… производились расстрелы офицеров и других лиц[,] и в частности околоточного надзирателя Миллера». В мае 1918 года большевики убили бывшего новониколаевского полицмейстера В. А. Бойчевского[611].
Убийства, многочисленные избиения и грабежи были произведены по приказу руководителей Новониколаевского военно-революционного штаба Ф. И. Горбаня и С. А. Шварца, которых местные власти отстранили от должностей, исключили из партии и отдали под суд. Вскоре выяснилось, что Горбань и Шварц также присваивали себе конфискованное имущество, пьянствовали и дебоширили[612], но какого-либо наказания они не понесли. В 1923 году Шварц вспоминал о размахе обысков и конфискаций: члены штаба отвечали за приемку не только оружия и обмундирования, но также золота и других ценностей. Шварц признал три случая убийств: при попытке бежать был застрелен красноармейцем Закурдаевым анархист Калинин, якобы имевший при себе шифрованную телеграмму; был убит Миллер (его Шварц повысил до бывшего «начальника охранки»); милиционеры ликвидировали группу уголовников, известив штаб уже после расстрела[613].
Как писал в 1924 году известный историк-социалист Н. А. Рожков, основная масса русских рабочих в революционные годы была настроена анархистски и максималистски[614].
