А еще Гердис знала настоящую историю Обращения Медара, когда был разрушен один из Великих Храмов Мирфэйна. Оскверненное святилище сумело за себя отомстить: тогда чудовищная катастрофа разметала Храмовую гору до основания, вырыв на ее месте огромный залив. В Старом городе остались одни фундаменты и битый, растрескавшийся от жара сплошных пожаров кирпичи, да обугленные пни деревьев городских садов. Новый город тоже выгорел более чем наполовину, а что не сгорело, рухнуло от сильнейшего землетрясения. Это вырвались на волю Силы, накопленные в Храме за века. В пламени взрыва погибли почти все жрицы — и предатель, клятвопреступник, насильник и убийца, «святой» Меллас. Уцелела одна-единственная высокопоставленная жрица, Лалика — чтобы отдать свою жизнь в бойне у Врат в Земле Ночи. И спасти, в сущности, тех самых людей, которые разрушили ее Храм, убили ее Дарящую Жизнь, и чуть не убили ее саму. Но за все надо платить, и Гердис многое бы отдала, чтобы заставить нынешних хозяев города заплатить по счетам четырехвековой давности. Уж свои-то жизнь и душу — с радостью. Увы, пока не нашлось подходящего покупателя, Аагхет, о котором на каждом углу рассказывали святоши, что-то не спешил.
Неифила и Альваро шли, мило болтая. Стражи на улицах видно не было, и они явно расслабились, явно забыв, что находятся в логове врага. Гердис не забыла. Она прекрасно помнила, как погибла мать-медарянка, выданная собственным мужем-ствангарцем. И как она сама в последний момент, повинуясь смутной тревоге, умудрилась выскользнуть из ставшего ловушкой дома, просочиться за миг до того, как оцепление перекрыло все переулки, а на следующий день увидеть мать и старшую сестру на костре, хотя они-то как раз были почти не виноваты. Она уже знала, что винить — некого. Если ты избрала стезю хранительницы Памяти, будь готова ко всему. К предательству самых близких людей. К горящей под ногами земле. К вечному бегству. К тому, что твой путь — по лезвию меча, бег наперегонки со смертью, через огненную реку без брода. К тому, что никогда нельзя чувствовать себя в безопасности.
Альваро и Неифила только вступили на этот путь. Им еще предстоит узнать многое такое, отчего в прежней жизни бросило бы в дрожь. Но дадут ли им время научиться гонители? Значит, ее долг — предостеречь новичков, не дать им попасть в ловушку сразу же. Дать шанс сделать хоть что-то полезное.
— Погодите, — как бы невзначай поравнявшись с парочкой, произнесла Гердис. — Подайте грошик, и я помолюсь за вас святому Мелласу!
— Что за… Ты что-то обнаружила?
— Вы уверены, что стоит идти к родным Неифилы?
А вздрогнула девчонка-то, вздрогнула. Не так все с ней чисто, господин Альваро, только вот как бы это объяснить, чтобы она ничего не заподозрила? Или она просто не уверена, добьется ли у них помощи?
— Вы о них что-то знаете? — поколебавшись, спросила Неифила. На лице легкий испуг. Альваро ничего не заподозрит, но Гердис показалось, что она испугалась вовсе не возможной измены родственников.
— Нет, ничего особенного… Но в нашей ситуации ничего нельзя принимать на веру. Если хочешь еще пожить — запомни это.
— Хочешь сказать…
— Именно. Никто из местных не должен знать, что мы в городе.
— Гердис, не бегай от собственной тени! — очень натурально надула губки Неифила. — Мать и отец меня не сдадут, что бы я не сделала. Если решат надрать задницу, надерут сами. Ал, идем же, ты должен с ними познакомиться. И ты иди, Гердис, как их увидишь, враз все сомнения пропадут!
Возразить по существу Гердис было нечего. Но почему никогда прежде не подводившая интуиция прямо-таки кричит об опасности? А вокруг пустынная, пыльная мостовая, залитая багряными лучами заходящего солнца, чахлая зелень. Глухие и однообразные, как капли осеннего дождя, саманные стены навевают дремоту и глушат тревогу. Кажется, такой спокойный пейзаж должен и на людей действовать умиротворяюще. Да и видели они уже достаточно, чтобы знать: в городе не так уж и много людей, которые не стонут от власти Клеомена. «Может ли быть, чтобы какие-нибудь местные бедняки, кому приходится под властью святош хуже всего, были горячими сторонниками Клеомена?» — задала себе вопрос Гердис. И решила, что такое невозможно, а значит, родня милашки Неифилы вполне заслуживает доверия. По крайней мере, сама служанка до сих пор не предала, хотя возможностей было выше крыши.
И все-таки где-то в глубине души Гердис казалось, что она совершает роковую ошибку…
Дом Неифилиных родных оказался неказистой трехэтажной развалюхой на самой окраине города — у самой крепостной стены, вдобавок, в глубине квартала, и пробраться туда было можно лишь по нескольким извилистым переулочкам, заблудиться в которых было проще простого. Отсюда будет сложно выбираться, но и преследователям, случись ей удирать или — чем Великая Мать не шутит? — вырываться с боем, придется помучиться. Собственно, потому Гердис и согласилась…
Разумеется, они не были владельцами дома, даже снимали не весь дом, а крошечную каморку на самом верхнем этаже. Туда можно было подняться по скрипучей, дрожащей под ногами лестнице — поднимаясь, Альваро всерьез опасался, что она рухнет. В пыли копошились чумазые ребятишки, навьючившись корзинами с тряпьем, мимо проходили дочерна загорелые прачки. Их путь лежал к реке. А с нижнего этажа слышался пьяный хохот: если на улицах пьяного могли ожидать немалые неприятности, никто не мешал заливать горе дома. Может быть, пьющие в одиночку были даже на руку отцу Клеомену: хмельное начисто убивает вольнодумство, вдобавок, пьяница, неспособный держать язык за зубами, никогда не станет и язычником да еретиком…
Не успеет.
— Неифила, сестрица!
Сестра у служанки Морозини-младшего оказалась на удивление худосочной и некрасивой. Но обрадовалась неподдельно.
— Откуда ты? — поцеловав блудную родственницу, шептала сестренка Неифилы. — Ты же в услужении у господина…
— Тише! Я бежала, когда Церковь выяснила, что он еретик, — произнесла почти правду Неифила.
— Какой ужас!
— Ты права. Человеку, которому всю жизнь служила — и вдруг… Когда же их всех Церковь-то изведет…
— Ничего, главное, сама цела, — утешила сестра Неифилу. — У нас тут, конечно, не так сытно, как в Темесе, зато народ благочестивый, тут тебя никто не обидит. Лучше представь-ка наших гостей.
— Это Киттано, он был охранником у язы… Морозини. Мужчина видный, предлагает мне руку и сердце. Это он первым разоблачил язычника.
У Гердис, предусмотрительно отставшей и наблюдавшей за встречей снаружи, отлегло от сердца. Такие простодушные люди не могут нарушить подзабытый в больших городах закон гостеприимства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
