Вероятнее всего.
И на что заговорен?
Впрочем, вариантов не так уж много. И Евдокия, подавшись вперед, почти опираясь на столик грудью, томно взмахнула ресницами:
— Знаете, мне кажется, что я начинаю вам симпатизировать…
Камешек с готовностью покраснел.
Стало быть, ложь распознает, во всяком случае, откровенную. Лихослав перстенек прикрыл ладонью, но смущения не выказал.
— Устаревшая модель. — Евдокия сцепила руки.
Ее собственный амулет, сделанный в виде сапфировой капельки-подвески, прилип к коже и пока вел себя смирно.
— Вы закажите с привязкой на нагрев…
— Всенепременно, — пробурчал Лихослав, окидывая Евдокию новым цепким взглядом. — Только откуда у бедного улана деньги на новый амулет?
— Оттуда, откуда и на старый.
— В карты выиграл.
…не врет. Во всяком случае, не напрямую. Евдокии ли не знать, сколь разнообразна может быть ложь… впрочем, так даже интересней.
— Много играете? — поинтересовалась она.
— Не больше, чем другие…
— И часто вам везет?
— Случается. Кстати, мне казалось, что это я платил вам за ответы…
— Но вы же вопросов не задаете, так к чему время зря тратить? — Евдокия поставила монетку на ребро. — И все-таки что вы хотели узнать?
— Вы и ваша подопечная… родственницы?
— Да.
— А мужчина, который… с вами…
— Ее отец. Да смотрите вы на свое колечко, не стесняйтесь.
…все равно, если Евдокия не захочет сказать правду, то найдет способ обойти. Маменькины партнеры небось все приходят, амулетами обвешавшись, и даже разлюбезный пан Острожский, мысли о котором не давали Евдокии покоя, не был исключением. Но ведьмовской хрусталь — игре не помеха.
— Отец? — Лихослав руку с руки убрал. — Он же эльф!
— И что? Считаете, что эльфы не способны иметь детей?
Смутился.
— Нет, но… она не похожа… нет, похожа, но… значит, отец? И сколько ей лет?
— Семнадцать. Скоро исполнится.
— Семнадцать… — задумчиво повторил Лихослав. — И в Познаньск вы отправляетесь…
— На конкурс красоты.
— Конкурс… красоты… и поиски подходящего супруга?
Евдокия лишь плечами пожала. Если ему нравится так думать — пускай себе.
— Полагаю, помимо красоты, у вашей подопечной имеется неплохое… приданое?
Ну да, не душевными же качествами ему интересоваться.
— Имеется. — Евдокия погладила подвеску, которая оставалась холодна. — А вы, стало быть, приглядываете себе супругу?
— Приходится.
Очаровательная у него улыбка.
— Жизнь простого улана тяжела и затратна… сами знаете.
Не лжет.
Но и правды не говорит, соблюдая неписаные правила игры. А про простого улана — лукавит. Фляга-то, которую Евдокии давал, недешевая, заговоренная, но старого, если не старинного образца. Она из тех вещей, что хранят верность определенной крови, переходя из рук в руки.
Форма у него хоть и по казенному образцу, но шита явно на заказ. Сукно хорошее, крашено ровно, уж Евдокия разбирается… и сапоги хромовые, новенькие… и перчатки… и сам он, точно с королевского плаката-воззвания сошедший.
Нет, непростой улан.
— Расскажите о себе, — попросила Евдокия.
— Зачем?
— Ну… должна же я знать, подходите ли вы Аленке.
— Даже так? Мне показалось, что вам…
— Все равно? Знаете, у вас премерзкая привычка недоговаривать фразы. Вы не пробовали от нее избавиться?
— Пробовал. Но, как говорит наш семейный доктор, consuetudo est altera natura.[9]
Он вытянул ноги, а руки скрестил на груди, точно заслоняясь от Евдокии.
— Что же касается рассказа, то… увы, особо нечем вас порадовать. Точнее, я не представляю, что именно вас бы заинтересовало. Я появился на свет тридцать лет тому, в семье шляхтича… вторым сыном…
…то бишь без права наследовать земли и родительское состояние, ежели такое имелось. В лучшем случае выделят ему деревеньку или поместье с худыми землями, велев пробиваться самому. А может, и этого не хватит, вот и записали младенчика в уланский полк, какое-никакое, а содержание…
…хотя не вяжется эта теория с хорошей одеждой…
…или играет? Сам же признался, но…
— Помимо меня, в семье трое братьев и три сестры…
…плохо, значит, остатки состояния уйдут на то, чтобы наскрести более-менее достойное приданое. А еще девиц в свет вывести надобно, на невестину ярмарку, где, глядишь, и сыщется кто подходящего рода.
Лихослав усмехался. И Евдокии стало вдруг стыдно за эти свои, пожалуй, чересчур практичные мысли. Прав Лютик, говоря, что порой она перестает за финансами людей видеть.
— Признаюсь, мой батюшка был довольно состоятельным человеком, однако… некоторые его слабости подорвали семейное благополучие…
…и ведь ни слова прямой лжи. Просто-таки подозрительной честности человек.
— Пытаясь его поправить, батюшка сделал несколько неудачных вложений и…
— Прогадал.
— Прогадал, — отозвался Лихослав, упираясь щепотью в упрямый свой подбородок. — Некоторое время мне удавалось поддерживать семью…
— В карты везло? — Евдокия не удержалась, но улан лишь плечами пожал и ответил:
— Вроде того… везло… но любое везение рано или поздно заканчивается. И боюсь, если в ближайшем будущем мы не найдем способ дела поправить, случится скандал.
Вот что их пугает.
Скандал.
Не разорение, нищета, которая вряд ли грозит, а скандал… как же, имя доброе… сплетни… не понимала этого Евдокия категорически.
— И вы сейчас намереваетесь поправить дела выгодным браком?
— Знаете, мне импонирует ваша догадливость. — Лихослав мял подбородок, и в этом Евдокии виделся признак нервозности. — Осуждаете?
— Нет.
Искать выгоды, хоть бы и в браке, нормально. И Лихослав вовсе не скрывает намерений, быть может, вовсе он не так и плох, как Евдокии представлялось изначально.
Брак… Аленка молода, красива… состоятельна…
Хорошая бы пара получилась.
Она потянула носом и задала еще один вопрос, родившийся внезапно:
— А вы, случайно, не оборотень?
— Что? — Лихослав прищурился, и глаза показались желтыми, яркими. — Нет… я не оборотень.
Правду сказал.
Только как-то неуверенно.
— К слову, из оборотней самые верные мужья выходят… волчья кровь сказывается.
…вот только верность они хранят той, кого сами выбрали. И нет среди оборотней браков по расчету, потому как непонятно им, как можно жизнь связать не по выбору сердца.
Однако разве о них речь?
Не оборотень. Ошиблась Евдокия, унюхала то, чего нет… и с нею случается. А Лихослав ждет ответа, не торопит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
