Хэмиш зевнул. Мег заразилась от него.
— Надо бы поспать, — предложил Рори, но не тронулся с места. — Мисс Кэмпбелл направляется в Обен. А ты, парень?
— Па сказал, чтобы я оставался у его кузена Мюррея в Глен-Шире. У хранителя святилища Глен-Ширы.
— У старого Мюррея Кэмпбелла? — фыркнул Рори. — Ты с ним знаком?
— Нет, сэр.
— Тогда тебя ожидает любопытная встреча. А ты, Человек-Гора? Куда собираешься ты, Здоровяк? — Он приподнял брови, ожидая ответа Тоби. Возможно, он даже не насмехался просто все дело в его орлином носе.
— Я обещал проводить Мег до Обена, а потом…
— Весьма опрометчивое обещание, Лонгдирк! Вряд ли на тебя можно положиться как на защитника — с твоими-то способностями влипать в неприятности. — Рори, похоже, продолжал намекать насчет демонов, но Тоби не был в этом уверен. — Допустим, я предложу тебе помощь и мы проводим ее вместе. Что потом?
Вчера утром Вик Коптильщик уже пытался вывести Тоби из себя. Тогда это не вышло. Не выйдет и сейчас.
— Потом я собирался отправиться путешествовать, посмотреть на мир.
«Стать профессиональным кулачным бойцом и выиграть кучу денег».
— Гм? Путешествовать? Где? По Лоуленду? По Англии? За твою голову уже назначена награда. Полагаю, не слишком большая, но, как говорится, лишнего пенни не бывает. Ты не из тех, кому легко затеряться в толпе, если только ты не будешь ползать на коленях. И как ты надеешься прокормить это, прямо-таки скажем, немаленькое тело?
— Честным трудом.
— Роя канавы? — Теперь Рори уже не скрывал насмешки. — Такому деревенскому увальню, как ты, не прожить в большом мире и недели.
Мег казалась потрясенной. Хэмиш хмурился.
— Это вас не касается, — спокойно возразил Тоби.
Интересно, а кого касается? Демона?
— Раз это связано с леди Вальдой, значит, касается и меня. И потом, ты мне любопытен, Плечистый. Сассенахи охотятся за тобой ты убил одного из них. Похоже, ты не лишен отваги, если, конечно, это не просто глупость. А почему ты не хочешь поступить на службу к Фергану, твоему законному королю?
Тоби не сводил глаз с мерцающих красных угольев.
— К отважным Черным Перьям? Скажите мне, за что они сражаются?
Прежде чем ответить, Рори Макдональд минуту оценивающе смотрел на Тоби.
— За свободу. За то, чтобы очистить нашу землю от захватчиков. За наши традиции, за наши семьи, за справедливость.
Тоби насколько мог изобразил на лице ироническое недоверие.
— За свободу, говорите? Все господа похожи друг на друга. У меня нет земли, у меня нет семьи, а в справедливость я верю только тогда, когда вижу ее. Ваша война — не моя, Рори Макдональд из Гленко. — Он мог добавить и еще кое-что: что король Ферган оказался вне закона только потому, что сам нарушил клятву верности, принесенную им королю Невилу что шотландцы всегда начинали войны, а выигрывали их всегда англичане, что англичане платят своим солдатам, а мятежники — нет… но он и так сказал более чем достаточно.
Рори нахмурился:
— Ты поддерживаешь англичан?
— Нет. Я просто ничей.
— Ничьих в этой войне нет.
— Моим отцом был англичанин.
— Судя по тому, что мне говорили, ты не знаешь, кто твой отец.
Не иначе Мег наболтала.
Тоби повернулся, чтобы лечь, — в комнатке едва хватало места на четверых. Он расстегнул заколку и расправил плед так, что тот превратился в подобие спального мешка. Хэмиш последовал его примеру. Мег возилась со своим плащом. Только Рори продолжал сидеть, ожидая ответа.
Спорить не было никакого смысла. Тоби не собирался выходить из себя, да и зачем — они бы не переубедили друг друга.
— Это правда — я ничейный сын. Так что я свободен и в решениях, разве не так? Я могу думать, как считаю нужным, а не как считает нужным мой отец. Я никогда не стану человеком короля Фергана, мастер Гленко.
— Посмотрим, посмотрим. — Мятежник усмехнулся. — Повторяю: в этой войне нет ничьих.
Тоби перевернулся лицом вниз и заснул — в первый раз…
6
Это началось снова. Он лежал в темноте — абсолютной, полной, непроницаемой темноте, словно его засосало на дно болота. Его окружала тишина. Это всегда начиналось с темноты и тишины.
Он не мог пошевелиться. Его руки были за спиной, а ноги раздвинуты — как тогда, в темнице. Он мог дышать — значит, он все-таки не в болоте. Нет, он не лежал, он находился в вертикальном положении, хотя не чувствовал ни земли под ногами, ни стены за спиной, не чувствовал цепей, которые могли бы удерживать его. Не чувствовал ни холода, ни боли, но понимал, что одежды на нем нет. Он парил в пустоте и ждал.
В первый раз или первые несколько раз он думал, что умер. Он почти ничего не помнил, только смутно чувствовал, что уже бывал здесь, что такое случалось с ним и раньше. Кто-то был рядом. Кто-то искал его в темноте. Время от времени он мог слышать ее. Она звала его, звала по имени имя, которым она называла его, было не его именем, но он знал, что она ищет именно его.
Потом свет… Да, свет! Он появился как очень слабое белое свечение, не сильнее мерцания звезд, отражающегося на призрачных туманных фигурах вокруг него… а за фигурами клубилась тьма. Свет усиливался, но медленно, очень медленно, до тех пор, пока эта светящаяся дымка не начала сгущаться, потом опять редеть, переливаться, напоминая расплывчатые цветные пятна, которые видишь, когда зажмуришься. Его глаза оставались открыты. Он видел случайные отсветы на темном, ровном полу — или это была вода? — но ноги его находились очень высоко над поверхностью. Он чувствовал, как та, что охотится на него, рыщет вокруг. Он не видел теней — как мог он видеть тень, когда он сам и был источником света?
Сначала, поняв это, он просыпался с криком. Да, он спал, но видение было живым и очень опасным. Демоны могут овладеть людьми во сне. Сон не может служить защитой. Проснуться означало спастись, но он не мог заставить себя проснуться, и опасность по-прежнему грозила ему.
Где бы он ни находился, где бы ни находилась эта пустота, в которой он висел или плавал, его искали. Она не могла увидеть его — на самом деле он видел ее лучше, — но она могла заставить его выдать себя. Этот свет — ее рук дело. Он светился в темноте, и по мере того, как свет усиливался, она подбиралась все ближе, а голос ее становился отчетливее.
Текло время, серебристое сияние делалось все ярче, а этот кто-то все двигался, искал его, звал его. Не его имя, но имя, которое должно быть его, и слова на языке, которого он не знал. И все же их смысл постепенно доходил до него: «Господин? Любимый? Властелин?»
На этот раз все казалось хуже, чем прежде. Теперь он начал понимать слова. Но что это за имя, которым она его называет?
Угроза становилась все более осязаемой та, что охотилась за ним, подбиралась все ближе. «Любимый мой, почему ты прячешься от меня?» Он хотел бежать на край света, спасаться, но не мог даже моргнуть. Он был жив, ибо сердце его продолжало биться. Он светился все ярче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
