Ладно, нельзя же всю ночь просидеть на унитазе. Придется вставать. Черт с ней, с болью, потерплю, не такая уж она невыносимая. Вот только дышать почему-то было сложно, как будто я сильно простудилась. Я смыла и вышла из туалета. В двери было окошко. Выглянув, я увидела мужчину, сидящего напротив на пластмассовом стуле. Глаза у него были закрыты, рука на перевязи. Дверь в палату и его глаза открылись одновременно. Джосбери посмотрел на меня и встал.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, закрыв за собой дверь.
— Как девушка, чуть не утонувшая в Темзе.
Выглядел он смертельно уставшим. Интересно, сколько он тут просидел?
— Лучше пока не вставать, — сказал он. — Тебя пару часов назад накачали обезболивающим и успокоительным.
Может, поэтому казалось, что в голове у меня осиное гнездо, к тому же кем-то потревоженное.
— Что со мной?
— Поломала несколько ребер. Пара растяжений. И очень много гематом.
Вроде бы нормально.
— Это из-за меня? — поинтересовалась я, кивнув на перевязь.
Он пожал плечами — точнее, одним, здоровым плечом.
— Ну, ампутация мне пока не грозит. — Он попытался улыбнуться. — Твоя кроссовка у меня в машине.
Я опустила глаза.
— Кажется, я и вторую потеряла.
— Тогда оставлю ее себе как сувенир. — Улыбка его стала смелее.
— А что с Купером? — спросила я.
Бултыхаясь в реке, я не вспоминала о человеке, из-за которого там очутилась. Главное было выжить. А вот теперь…
Джосбери покачал головой.
— Пока не знаем. Но еще ведь рано. Мы и тебя бы не нашли, если бы…
— Я понимаю. — Этого, наверно, было мало. — Спасибо.
— Он погиб, Флинт. Выбраться должен был кто-то один.
— Я понимаю, — повторила я. Оно, наверно, и к лучшему. И все же… — Помнишь, что он сказал напоследок? Что это все подстава.
— Да все они так говорят! — Джосбери указал на кровать. — А теперь давай ложись. Утром приедет Талли, начнет кудахтать и быстро уморит тебя расспросами.
— Хорошо, только руки вымою.
В углу стояла раковина.
Он двинулся за мной.
— Лэйси, я бы не советовал…
Поздно — я уже стояла у раковины. И смотрела в зеркало. И видела лицо, которое не было мне знакомо.
Я отшатнулась, как будто чужое лицо исчезнет, если на него не смотреть. Но оно не исчезало — я поняла это по глазам Джосбери. Я прикрыла этот ужас руками, спрятала его. В следующую секунду он обнял меня, и я смогла всласть выплакаться в темно-серую толстовку.
— Это на девяносто процентов поверхностные повреждения, — сказал он мне на ухо. — Так врач сказал. В основном просто синяки и отеки. Пройдет за пару недель.
Но я не могла сдержать слезы.
— Ты, наверное, ударилась лицом. Слава богу, что хоть шлем не сняла.
— А зачем бинты? — выдавила я сквозь рыдания.
Своего носа я просто не увидела: на его месте красовалась здоровенная квадратная заплата.
— У тебя над переносицей небольшая трещинка, совсем…
Я уже не плакала — я выла.
— Ну-ну, успокойся. Все будет хорошо. Департамент все оплатит, будешь как новенькая.
Я пыталась остановиться, честное слово. Мне из-за этих слез даже дышать было трудно.
— А что еще? — пробормотала я.
Джосбери вздохнул.
— Небольшой порез на правом виске. Если шрам и останется, то малюсенький. Губу тоже пришлось зашить, но изнутри.
Глубокий вдох. Толстовка Джосбери была выпачкана кровью. Моей кровью.
— Это все. Правда. Через пару недель опять станешь писаной красавицей.
Я провела ладонью по лицу — боже, какая боль! — подняла глаза и коснулась шрама. Но не своего. Несколько секунд, почти нескончаемых, мы просто смотрели друг на друга.
— Прости, — сказал он.
— За что? За то, что ты меня за кроссовку схватил, а не за лодыжку?
Но я знала, что он извиняется за что-то другое.
— За то, что я все время тебя распекал.
Я больше не могла на него смотреть.
— Да, вел ты себя по-скотски, что тут скажешь.
— Вы вели себя по-скотски, сэр, — поправил он, крепче обнимая меня. — Я знаю.
— Но почему?
Я не смела оторвать глаз от влажного пятна на толстовке.
Левая рука шевельнулась на перевязи, как будто он хотел обнять меня и ею тоже. Еле слышный вздох.
— Дана считает, что я влюбился в тебя по уши, а я пользуюсь проверенным методом: сублимирую неудовлетворенное влечение в необоснованную агрессию.
Значит, они с Даной не… Улыбаться, как выяснилось, мне тоже было больно.
— А Дана права? — пробормотала я, уткнувшись в пятно от собственных слез.
— Похоже на то.
В этот момент мне стало интересно, насколько болезненным окажется поцелуй.
— Хотя я уверял себя, что пользуюсь другим проверенным методом и резонно подозреваю в убийстве заляпанную кровью свидетельницу.
Улыбки как не бывало. Я наклонила голову, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Ты думал, это я убила Джеральдину Джонс?
— Ну, Флинт, поставь себя на мое место. — Именно этим я, собственно, и занималась. — Джонс поехала туда, чтобы с кем-то встретиться, а ты регулярно наведывалась туда по пятницам. Когда пропала Аманда Вестон — да и когда ее убили, — тебя не было на службе. Ты опоздала на работу, когда кто-то пробрался в квартиру Эммы Бостон. Теоретически ты могла все это сделать. У тебя есть приводы за наркотики — да-да, за легкие и давным-давно, но все же, — а по ночам ты зачем-то кружишь по Камдену.
Джосбери думал, что я убила Джеральдину Джонс? Все это время, разнюхивая мое прошлое, он наводил справки о потенциальной убийце? Интересно, кого еще посещали такие мысли? И что они, черт побери, выяснили?
— Ты говорил об этом с Таллок? — спросила я.
Все тело напряглось, голос охрип — я это чувствовала и понимала, что нельзя подавать виду, как я напугана.
— Да. — Джосбери пока не собирался меня отпускать. — Она сказала, что я не в своем уме, но если я смогу доказать, что ты когда-то общалась с Джонсами, Вестонами или Купером, то она прислушается.
— И как, смог?
В какой, интересно, момент я перестала дышать?
— Шиш. — Он ни на дюйм не сдвинул руку с моей талии. — Никаких свидетельств того, что Лэйси Флинт когда-либо общалась с семьями погибших. Насколько мне известно, Сэма Купера она впервые встретила сегодня ночью.
Его рука наконец покинула мою талию и осторожно коснулась подбородка.
— И еще кое-что, — сказал он, когда мы встретились глазами. — Твоя светская жизнь в Камдене меня не устраивает, так и знай.
Дверь отворилась. Джосбери поднял голову, но с места не сдвинулся. Обернувшись, я увидела в дверном проеме пухленькую чернокожую медсестру. За спиной у нее стоял молодой констебль в форме.
— Вам нельзя вставать, — сказала медсестра. — Ложитесь немедленно!
И принялась поправлять мою постель. Судя по внешности, с этой женщиной шутки плохи.
— Прощайся уже, любовничек, — велела она Джосбери.
Тот взглянул на часы.
— Доброе утро, красотка!
И вышел из палаты — именно туда, куда указала пальцем медсестра.
48
Среда, 19 сентября
Через два дня после того, как меня положили в больницу, наряд речной полиции выловил тело Самюэля Купера из Темзы: оно застряло под волнорезом сразу за туннелем Блэкволл. Сама я, конечно, в морг не ездила, но мне показали фотографию.
Река нечасто бывает благосклонна к тем, кто угодил ей в лапы, и к Куперу она снисхождения не проявила. Она терзала, ломала и рвала его, пока он не перестал быть похожим на человека. Я, например, ни за что не узнала бы в этом ломте мяса испуганного наркомана, с которым сражалась на мосту Воксхолл, а потом вместе падала в воду.
Стейси Купер опознала сына по небольшой татуировке между лопаток (это был наконечник стрелы). Отпечатки пальцев подтвердили, что это таки он, а экспертиза ДНК показала, что именно его семя было обнаружено на лобковых волосах Аманды Вестон.
Все это я узнавала от посетителей. Меня несколько раз проведала Таллок, а еще Стеннинг и девочки из нашего подразделения. В первый же день нагрянула и Эмма Бостон; я дала ей короткое, согласованное с Таллок интервью — в неофициальном, разумеется, порядке.
