– Хорошо.
– Кеннет, а у вас все готово? Я все устроил. Могут отправиться в «Пинди» в любое время... как он, в порядке?
– Думаю, что да, – вяло ответил Обри.
– Тогда пошевеливайтесь, Кеннет. Как можно быстрее.
– А что? Почему?
– В "Сенчури-хауз"[4] то и дело, будто в забегаловку, снуют наши двоюродные братцы. И что бы они ни просили, им дают. Интересуются Патриком, спрашивают, где ты и с какой целью. Слушай дальше, в Равалпинди у нас молодой парень, зовут Рамсеем. Он встретит их на дороге за городом, просигналит фарами, словом, понятно. Но пусть уезжают как можно скорее... и сам возвращайся, как только позволят дела. Здесь хотят знать, что ты замышляешь.
– Хорошо, – вздохнул Обри. Он поглядел на сложенную кучкой одежду Хайда, словно это он сам оставил ее на берегу и утопился. Тела Кэтрин не нашли, Блейк сгорел. – Хорошо...
– Позвони, когда они выедут.
– Хорошо.
В полном изнеможении он положил трубку, в которой раздавались пожелания удачи. Тело обмякло, словно лишилось костей. Он не сомневался, что она погибла; не видел другой возможности. Убив Блейка, забрали ее с собой. Больше он о ней не услышит. Машинально взглянул на часы. Четверть двенадцатого.
Он должен что-то сделать, но никак не мог вспомнить что. Безнадежно посмотрел в большое пустое окно. В стекло врывались огни Пешавара. Почему же все-таки он посмотрел на часы, почему?
Схватил трость, вскочил на ноги, спотыкаясь от бессилия и спешки. Проверил, есть ли ключи от его номера и номера Роз и, не попадая в рукава, натянул пальто. Он же был их прикрытием, должен отвлечь внимание, когда они вернутся, а он опаздывал! Схватил шляпу, хлопнул дверью и, тяжело дыша, помчался к лифтам. Кэтрин оставалась в памяти холодной, лишающей спокойствия тенью, но теперь его толкали страх за Хайда и Роз и чувство неисполненного долга. Он опаздывал, дьявольски опаздывал!.. Господи Боже, он скакал как кролик, ежесекундно глядя на часы! У одной из закрытых дверей стоял поднос с остатками ужина, у другой выставлены ботинки; ноздри наполнял запах ворсистого ковра. Подбежав к лифтам, нажал кнопку. Закружилась голова, затошнило, подкашивались ноги. Он тяжело оперся на хрупкий шаткий столик с высокой цветочной вазой, расплескав воду. Словно отражая его состояние, мелко задрожали цветы. Плавно раскрылись двери лифта. Спускаясь в лифте, он не находил места от волнения, нетерпеливо притопывая ногами. По рукам пробежал озноб. Раздражало щелканье зубных протезов, напоминая о возрасте и беззащитности.
Осторожно ступая по скользкому мраморному полу вестибюля, демонстративно натягивая перчатки, Обри с важным видом огляделся вокруг. В коктейль-баре бренчало пианино, звучали так не свойственные тому Пакистану, что за окном, ритмы и звуки Бродвея. Теперь, вырвавшись из тесного лифта, он был в состоянии сосредоточить внимание на Хайде, испытывая при этом мрачную вынужденную решимость.
Как собака блох, он сразу почуял людей Харрела. Двое из них, складывая газеты, допивая на ходу, поднялись из-за столиков в разных концах вестибюля. Потом, словно его специально вызвали, сопровождаемый слащавыми звуками "Саут Пасифик", из коктейль-бара собственной персоной появился Харрел – улыбающийся, уверенный.
– Я как раз собрался домой, – объявил он, ничуть не удивившись. – А вы, сэр Кеннет, так поздно на прогулку? Гляжу, оделись по погоде.
Появление Харрела вновь вызвало раздражение, но он тут же постарался скрыть от американца свое презрение и свои намерения.
– Да, мистер Харрел, вечерняя прогулка, – Обри прикинулся рассеянным, выбитым из колеи стариком, старавшимся держаться непринужденно. Мой врач рекомендует небольшой моцион.
Харрел окинул его проницательным взглядом, но в нем чувствовалось уже твердо сложившееся предубеждение. Они подошли к вращающейся двери, Харрел втолкнул Обри в один из отсеков и осторожно, но настойчиво выдавил его впереди себя в ветреную ночь, пропахшую выхлопными газами такси, что снова вызвало у Обри приступ тошноты. Удерживаясь от того, чтобы взглянуть на часы, Обри, щурясь от поднятого ветром песка, делал вид, что с удовольствием вдыхает холодный воздух.
– Увидимся, – проговорил Харрел, касаясь рукой плеча Обри, потом поправился: – Ах, нет. Верно? Вы же собрались домой.
– Да. Боюсь, что завтра.
– Спокойной ночи, сэр Кеннет. Приятно было познакомиться.
Харрел нырнул в мелькающие огни натриевых ламп, его темная крупная фигура то появлялась, то исчезала. Обри тем временем засек тех двоих – они, словно блохи, выскочили из вестибюля и растворились в уличных тенях. Словно на порванной пленке, мимо мелькали машины и такси, мешая ему разглядеть непрошеных спутников. Его беспокоил исчезнувший Харрел. Он был так уверен в себе! Прошедшая мимо женщина, надушенная и в мехах, вызвала в памяти Кэтрин, но лишь на мгновение. Теперь он твердо контролировал свои чувства. Единственной заботой была безопасность Хайда и его самого. Стоя в освещенных дверях отеля, он поглядел на часы, отмахиваясь от назойливых приставаний швейцара, предлагавшего вызвать такси. Двадцать минут двенадцатого. Поспешность, с которой он ринулся навстречу ветру, усилит впечатление, что он торопится на встречу. Он должен увлечь их за собой подальше от гостиницы. Однако надо торопиться. Время было точно рассчитано, а он теперь опаздывал. Он размашисто, словно спускаясь с горы, зашагал по широкой улице в сторону аэропорта.
Согнувшийся за рулем велорикша в чалме, за ним другой. Треск мотороллеров. Мелькание машин с темными стеклами. Он засек тень, двигавшуюся с его скоростью по другой стороне улицы, потом увидел впереди второго, слегка наклонившегося влево и державшегося рукой за щеку. Радиотелефон? Лицо секли поднятые ветром песчинки. Такси будет ехать навстречу. Нужно, чтобы Роз его хорошо видела – он должен подать ей сигнал, что слежка в отеле нейтрализована. Она должна провести Хайда в свой номер, где он помоется и сменит одежду, потом вернуться в гараж отеля и попасть во взятую напрокат машину – все это до того, как он вернется с прогулки. Он точно рассчитал время, а теперь сам опаздывал. }
Идущий впереди мужчина по-прежнему шел, наклонившись, словно бы пряча лицо от ветра. Тень на другой стороне улицы, теперь чуть позади него, передвигалась со знанием дела. Обри в такт шагам опирался на палку, создавая впечатление безобидной прогулки. Двадцать три минуты двенадцатого. Сможет ли она вытащить Хайда из постели и из той хижины? Помнит ли она, как рассчитано время? Он скользил взглядом по безделушкам, выставленным в двадцати – тридцати роскошных зарешеченных витринах, едва отражавших передвижение человека на той стороне улицы. Флаконы нежных духов, растянутые свитера, разложенные изящными складками меха – подчищенное, более приятное лицо базара.
Он перевел внимание на машины, по птичьи дергая головой, словно выхватывая зернышки в саду, полном кошек. Теперь они подумают, что он торопится к месту встречи. Задержался у светофора, затем перебежал улицу перед "мерседесом", двумя мотороллерами, такси, кучкой тележек и белой чалмой велорикши, склонившейся к рулю. Обе тени теперь засуетятся и станут менять положение.
Тот, что позади, ускорив шаг, обогнал его, тогда как другой отстал. Роботы. Свет уличного фонаря выхватил из темноты плащ отставшего преследователя. Эта игра взбодрила Обри. Стало легче дышать, меньше теснило в груди. Он нарочно часто оглядывался. Люди Харрела передвигались, останавливались, меняли положение по отношению к нему, где можно, прятались в тени. Двадцать семь минут двенадцатого. Оставалось еще четверть мили до того места, где Роз должна увидеть его сигнал. У следующего фонаря его собственная тень раздвоилась и отстала; две живые тени двигались, не отставая, все более настороженно.
Половина двенадцатого. Он запыхался, но вовремя дошел до условленной площади.
Люди Харрела тоже остановились. Теперь, когда он стоял неподвижно, холод пробирал сильнее. Ветер гулял по широкой, пыльной, пустой площади, окруженной темными зданиями магазинов, кафе и мечетей. Изредка проезжал автомобиль. В проулках рылись в мусоре нищие, оттуда доносился запах нечистот и гнили. На краю тротуара в пластиковом мешке с мусором рылся тощий пес, рядом, в сточной канаве, свернувшись калачиком, лежал человек, может быть, всего лишь спал. Узкий серп луны, далекие холодные звезды. Ему очень не правилось быть в центре операции, а тут еще добавлялся страх перед тем, что обнаружит Шелли в Калифорнии. Словно неопытный новичок, он то и дело оглядывался вокруг. Наклоняясь, беспокойно вглядывался в отдаленные тени, всем видом показывая, что ожидает кого-то, кто должен подойти пешком.
Люди Харрела выжидали как профессионалы: уверенно, почти невидимые в тени. Обри знал, где они, но не видел ни одного из них.
Одиннадцать тридцать три... тридцать четыре... тридцать пять.
