— Вы обещали! Вы обещали!
— Что я обещала?
— Что вы никогда нас не оставите. Маркус думает, что вы собираетесь покинуть нас.
— Тогда ты должна сказать Маркусу, что он ошибается.
Лицо Нолли было напряженным и недетским. Она не дала ему расслабиться.
— Я не думаю, что он поверит вам.
— Значит, он глупый маленький мальчик. Я уверена, что у тебя больше здравого смысла, и ты знаешь, что люди не покидают тех, кого любят. И не уезжают с теми, кого не любят…
Черные глаза ребенка буквально проникали в нее. Увиденное, должно быть, немного успокоило ее, потому что она очень слабо кивнула.
— Именно так я и сказала Маркусу, — сказала она.
Что думал об этом Адам Марш — а он должен был обязательно услышать такую блестящую новость от Амелии — она не имела ни малейшего понятия. Она только подозревала, что ему тоже не было дела до Хэмиша Барлоу. Не почудился ли ей этот оттенок враждебности при встрече двух мужчин?
Для враждебности не было никаких причин, горько подумала она. Мистер Барлоу должен был заметить, как мистер Марш играл роль комнатной собачки Амелии, роль, которая совершенно ему не подходила. Но, возможно, она должна была доставить ему желаемое в ситуации, где собственная бурная тактика мистера Барлоу в любви потерпела неудачу.
Еще хорошо, что день бала был на носу, и оставалось очень мало времени, чтобы подумать о чем-то кроме подготовки к нему.
Ханну отослали проследить, чтобы Амелия была как следует одета и не осталась без сил от слишком сильного возбуждения. Луиза и Эдгар были одни в своей спальне. Лицо Луизы уже повторяло собой винный цвет ее бархатного платья с низким вырезом и широкой юбкой. На ней были бриллиантовые сережки, которые Эдгар всего несколькими минутами раньше подарил ей.
Он поцеловал ее в лоб и пробормотал:
— Это всего лишь безделушка, любовь моя. Просто на память о выезде в свет нашей дочери.
Казалось, только совсем недавно Эдгар проповедовал экономию. Луиза не разбиралась в делах, но она решила, что цены на бирже, должно быть, сильно выросли, или муж получил какой-то другой неожиданный доход, что, конечно, было его делом. Тем не менее, ее радость по поводу неожиданного подарка несла в себе, неизвестно почему, неопределенный оттенок тревоги.
— Это объясняет визит мистера Соломона.
— Вы, как обычно, правы, дорогая. Ну что же, — Эдгар одернул жилет и посмотрел на себя сбоку в зеркало, — не пора ли нам спуститься вниз? Позвольте сказать вам, вы выглядите просто замечательно. Если Амелия так же хорошо выглядит, это будет для нее хорошим стартом.
Луиза прихорашивалась, очень хорошо зная, что все еще имеет прекрасную фигуру, несмотря на некоторую полноту. Но ей уже было слишком жарко. Что заставило ее выбрать бархат? Она думала только о том, что это царственный материал, забывая о его удушливом тепле. Она резко взмахнула своим веером из перьев. Хотя окна были широко распахнуты, в них входила не прохлада, а только темная волна теплого воздуха.
— Эдгар! Я беспокоюсь насчет Фанни.
Лицо Эдгара утратило некоторую часть удовлетворения.
— Я также. Есть ли хоть какие-то признаки, что она может изменить свое решение? Сегодня ее последний шанс.
— Она не доверяется мне, — коротко сказала Луиза. — Я знаю, что с этим тоже не все хорошо, но меня беспокоит сегодняшний вечер. Она в странном настроении. Она может испортить Амелии бал.
— Испортить Амелии бал! Что вы, дорогая!
— Вы знаете, какой она может быть, если решает захватить всеобщее внимание. Никто не смотрит больше ни на кого. По крайней мере, мужчины. Стоит ей только поднять глаза и посмотреть на них своим дерзким взглядом.
— Дерзким? Это Фанни дерзкая?
— О, вы знаете, что я имею в виду, — сказала Луиза брюзгливо. — В этом доме ее никогда не учили этому, но она знает, как использовать свои глаза, чему наша невинная дочь не научится никогда. Я думаю, мужчины чувствуют, что тонут в них или что-нибудь не менее глупое. Мистер Барлоу пытался объяснить это мне, но, конечно, он нелепо и страстно влюблен.
— Я знаю, что у Фанни великолепные глаза, — медленно сказал Эдгар. — И замечательная живость, когда она захочет. Иногда это напоминает мне… нет, не важно. Что заставляет вас думать, что она может неправильно повести себя сегодня вечером?
— Она в отчаянии. Конечно, в конце концов ей придется выйти замуж за мистера Барлоу, но сперва она может отбросить всякую осторожность. И ВЫ НАСТОЯЛИ одеть ее так, что все остальные женщины в зале покажутся неинтересными, — горько добавила она.
— Я даже не видел ее платья, — мягко сказал Эдгар.
— Ну, может, это было ошибкой Амелии. Она настаивала, что Фанни нужен розовый шелк, что эти пастельные тона не идут ей.
— А разве вы не позаботились о том, чтобы Амелия выглядела не хуже?
— Амелия совершенно правильно одета в белое платье. Она выглядит, как роза. Но Фанни будет выглядеть, как — я не знаю, мак, возможно. Что-нибудь слишком яркое.
Эдгар ободряюще улыбнулся.
— У вас, совершенно естественно, расстроены нервы, дорогая. По крайней мере, Адам Марш, кажется, предпочитает розу маку, а это все, как я догадываюсь, чего Амелия хочет от сегодняшнего вечера.
— Это другое дело, Эдгар. Кто такой Адам Марш? Мы так и не выяснили как следует. О, я знаю, что сэр Джайлс слышал о Мэтью Марше, знаменитом коллекционере. Но никто не доказал нам, что он действительно отец Адама. Мы никогда не встречались ни с кем из членов его семьи. Я согласна с вами, он приятный молодой человек, но откуда нам знать, что он говорит правду?
— Это мы могли бы обсудить в другое время, — сказал Эдгар с легким раздражением. — Мне кажется, через неделю или две прибывает тетушка Адама, чтобы поселиться в Херонсхолле. Вот вы и сможете встретиться с членом его семьи. Сейчас наше главная задача, как я уже подчеркивал, позаботиться о том, чтобы Фанни приняла предложение Хэмиша Барлоу.
— Да, — сказала Луиза, следуя своим собственным мыслям. — Я думаю, наступит облегчение, когда она покинет дом.
— Естественно, нам будет не хватать ее. Но мы должны думать о ее будущем. Для нас жизненно важно, чтобы она сделала это. Жизненно важно.
— Эдгар! — Луиза снова ощутила необъяснимую тревогу. — Вы говорите так, как будто у нее нет выбора.
— Так и есть. Теперь, мне кажется, я слышу первый экипаж. Нам пора спуститься.
Амелия ни в коем случае не лишилась сил. Она кружилась в вальсе по своей комнате, заставляя колебаться пламя свечей и ловя временами в зеркале свое отражение, казавшееся ей сказочной фигурой. Ханна и Лиззи одобрительно наблюдали за ней.
— Лиззи, как вы думаете, мое платье понравится?
— Оно могло бы не понравиться только слепому, мисс Амелия, — сказала Лиззи, не в состоянии отвести глаз от того, что, она думала, было самым великолепным платьем на свете. Его низкий округлый вырез и рукава с пуфами показывали хорошенькие пухлые руки и шею Амелии, юбка с кринолином, приподнятая спереди и украшенная белыми розами, открывала шуршащую нижнюю юбку с оборками. На запястье Амелии висела расшитая бисером сумочка, ее веер был сделан из шелка и слоновой кости, ее белые атласные бальные туфельки выглядывали из-под широких юбок. Она выглядела, как одетая и завитая, очень сверкающая и чистая кукла.
Раздался легкий стук в дверь, и вошла Фанни. Лиззи продолжала преданно думать, что ничего не может быть прелестнее мисс Амелии, но Ханна сразу почувствовала большую утонченность мисс Фанни.
Розовый цвет не был в моде, плечи ее были слишком узкими, у основания шеи были видны легкие ямочки (казалось, она похудела за последнюю неделю), однако, когда тяжелые темные ресницы над ее голубыми глазами, точным повторением голубизны украшения на ее шее, поднимались, кто мог бы устоять перед их блеском? Разумеется, не этот маленький человечек с Востока, да и никакой другой мужчина, если, конечно, его мысли не были полностью поглощены счетом в банке.
Ханна была стара и не пропустила в жизни ничего, что касалось ее владений — спальни и верхней гостиной. Она видела своих хозяек до и после веселых праздников, она видела их раздетыми и в лучших нарядах. Она видела, как их улыбка спадала с лица, как платье, видела их непритворную усталость, скуку, их тайные надежды и безуспешно скрываемые страхи. Она слышала болтовню женщин, шепот мужей, ссоры, иногда повышенные голоса или приглушенные рыдания. Она изучила человеческую натуру в самой откровенной комнате из всех, в спальне.
И в этот момент она знала, что никто не мог бы заставить мисс Фанни смиренно занять второе место или выйти замуж за человека, к которому она чувствовала отвращение. Она скорее гордо осталась бы одинокой на всю жизнь.
— Фанни, — сказала Амелия, — вы прекрасно выглядите, но я все же думаю, что это платье немного нуждается в украшении. Мисс Эгхэм тоже так думала. Немного бисера, или, по крайней мере, банты из лент. Оно совершенно строгое, правда? А я, вам нравятся мои розы? И ожерелье, которое подарил мне папа? — она провела пальцами по жемчужинам на своей шее. — Он купил его у мистера Соломона. Он говорит, что я слишком молода для бриллиантов, но и они появятся в надлежащее время. Папа такой снисходительный.
