Ничего подобного. Сведения из учебников физики об африканских обезьянах, которые любят висеть на высоковольтных проводах, обрывая их умноженной тяжестью всего стада, оказались истинными: я, раскачиваясь, как очень большой примат, висел на проводе и был жив.
Снизу уже стучали рельсы, и я понял, что прыгать преждевременно. Глядя под ноги, я ждал появления электровоза, чтобы успеть спрыгнуть до приближения электрических дуг, слизывающих энергию. Здесь, я подозреваю, контакт дуг мог закоротить и меня, слизнув вместе с током и мою жизнь. Состав толкали задними вагонами вперед, так что локомотив, к счастью, так и не показался. Сначала прошел вагон с неизменным углем, потом две цистерны. На их округлые тела я не рискнул спрыгнуть. А вот следующий вагон с обвязкой высокого штабеля досок показался мне более привлекательным. Я разжал пальцы и без труда приземлился.
Состав подавали медленно, я не ходу сполз к автосцепке и спрыгнул в сторону насыпи.
И удивительно, когда я посмотрел вверх, на мост - Боже мой! как же высоко! - я не заметил толп народа, выглядывавших сверху моё растерзанное падением тело. Только тут до меня стало доходить, что скорость протекания события, показавшегося мне столь долгим, на самом деле состояло из нескольких мгновений, даже совокупная длительность которых ещё не заставила обратить на себя внимание ни участников ДТП, ни, тем более, зевак. В общем, мое падение и не заметили.
И к лучшему.
К счастью, я даже телефон не потерял. Я быстро позвонил Андрею, сказал, что потерял машину, объяснил где. Посмотрел на часы: четырнадцать часов двенадцать минут. Сказал, что жду на мосту. Пусть водитель, которого Андрей пошлет, притормозит на середине моста или около разбитого "Вольво". Я подсяду. Всё.
Машина пришла через сорок минут. Это был "Форд", внедорожник, но какой! Здоровенный белый, увитый толстыми железными трубами с грузовой платформой сзади и кабины на четыре места. И не смотря на свои размеры, это, все-таки. была легковушка. Его Курагин выписал два года назад для путешествий, ни одно из которых так и не состоялось. Так что машина была новая и готовая к испытаниям с моей стороны.
Последнее со смехом поведал мне Николай, к моему крайнему удивлению оказавшийся на водительском месте.
- Сам поведешь, или мне доверишь?
- Давай уж ты, - согласился я. - Хватит мне пока приключений.
Мы проехали мимо разбитого "Вольво", намертво сцепившегося с "Зилом". В кабине грузовика никого не было, ветровое стекло - цело, водитель, скорее всего, жив, и я тут же рассказал Николаю о своем беспримерном полете. Я все ещё не совсем пришел в себя, во всяком случае, не осознавал пережитое. Однако, осознавать и не следовало; мое глубокое убеждение - немедленно забывать о всех боевых неурядицах. А то никаких нервов не хватит.
Я шумно хохотал, расписывая в деталях все происшествие, как летел, как висел, как прыгал. Но Николай не смеялся: он странно поглядывал на меня и даже потом, высунувшись в окошко, оглянулся на мост, видимо, зрением пытаясь материализовать мой рассказ.
Без двадцати пять, мы вьезжали на территорию Боткинской больницы, где быстро нашли нужный нам корпус. Недостаток средств. Обшарпанные корпуса. Тенистые аллеи. Поломанные деревянные скамейки. Мы поднялись на второй этаж, где я за ушко поймал хорошенькую сестричку. Она показала нам, как пройти в реанимационное отделение, даже сама проводила.
Удивительно, но там был и охранник. Мужик лет сорока пяти в камуфляжной форме смерил нас взглядом, документы не потребовал, указал на дверь палаты метрах в тридцати, куда как раз въезжала со столиком на колесиках и с колбой капельницы на штативе очень издали похожая на Катеньку медсестра. Волосы у неё горели тем же ярко-красным цветом, что и у Катеньки.
Охрана попросила нас подождать, пока медсестра не закончит процедуру. Минут пятнадцать. Ваш пациент уже лучше себя чувствует. Завтра его из реанимации выпишут.
Прекрасно! Мы сели на стулья.
Красноволосая медсестра вышла минут через десять. Она посмотрела в нашу сторону (конечно, и близко это грубоватое создание не напоминало милую моему сердцу Катеньку) и крикнула неожиданно фальцетом:
- Еще десять минут.
Она повернулась и быстро покатила коляску перед собой. Потом свернула за угол и скрылась.
Десять, так десять.
Десять минут мы не выдержали, но минут пять ещё сидели. Переглянулись, посмотрели на часы и встали.
- Все, мужик, мы пойдем.
Наша обоюдная решимостьа, подкрепленная авторитетом роста и прущей во все стороны мышечной массой Николая, не позволили охране воспрепятствовать нам. Мы дошли до дверей палаты и вошли.
В комнате стояли две койки, причем одна, аккуратно застеленная, пустовала. Как и всюду в этой больнице, ощущался недостаток средств. Линолиумный пол был протерт кое-где, особенно четко были заметны следы от колесиков каталок и столиков с капельницами. Кстати, похожий на недавно уехавший с красноголовой сестрой столик стоял у другой койки и от повисшего на штативе балона шел к руке Дмитрия шланг капельницы. Он лежал в больничной пежаме, старенькой и застиранной и с ужасом таращился на нас своими широко открытыми глазами. Дмитрий был мертв и не скрывал этого.
Нам одновременно пришла в голову одна и та же мысль. Не сговариваясь, повернулись и, успев только крикнуть охраннику, чтобы вызвал врача (это уже, конечно, было лишним, входило в условия похоронного ритуала, и не имело отношения к миру живых) и кинулись в сторону, где за углом недавно исчезла процедурная медсестра.
Ее мы не обнаружили. А вот брошенный посреди коридора столик, чуть не свалил Николая. Мы, все же, сбежали вниз по лестнице, выскочили из бокового подъезда и стояли, беспомощно озирая окрестности и двух замерших старушек на лавочке, которые с испугом наблюдали за нами: двое больших мужчин одинаково молча держащихся за сердце (старушкам так и дано было никогда понять, что не сердце болело, а одинаково были мы готовы выхватить пистолеты из наплечных кобур).
Не понадобилось. Старушки сообщили, что здесь была машина, иностранная, черная. Потом вышла медсестра, села в машину и уехала.
И нам пришлось удовольствоваться этим.
Еще некоторое время мы, словно всполошившиеся петухи в поисках сбежавшей курочки, метались по аллеям на нашем гигантском "Форде". Но скоро уяснили, что иномарок черного цвета был здесь навалом ("Боткинская" давно превратилась в место зализывания ран братвы со всех окраин СНГ, где врачей никогда и не было, а был всегда твердый прейскурант цен на дипломы медвузов), а внутри тех, мимо которых проезжали огненные волосы не пылали.
Еще полчаса пришлось потратить на объяснения с врачами. Мы выяснили, что медсестры с рыжими крашенными волосами в кадрах не числится, что охрана не обязана знать в лицо медперсонал - это не входит в сферу их обязанностей и что, судя по классическому запаху миндаля, Дмитрий Михайлович Курагин отравлен производным какого-нибудь цианида.
Мы с Николаем дали показания прибывшей опергруппе, подписали протокол, и старший группы - чернявый маленький капитан - отпустил нас.
За руль сел я. Настроение было гнусное. Не потому, что было жаль Дмитрия. Век бы его не видел и не расстроился бы, но давно уже забытое ощущение, что со мной не считаются - так оно и было, по большому счету, просто выводило из себя.
Душно. Последние дни стояла жара, и сейчас, ближе к вечеру, пыльная каменная духота прокаленного воздуха угнетала. Сухая листва деревьев едва трепыхалась от случайных дуновений сонного ветерка. Мы молчали всю дорогу. Мотор ровно ревел, машина прекрасно слушалась руля, я опустил стекло, и воздух кое-как освежал. Мне хотелось выпить пива, но я твердо решил не дергать тигра за усы и освежить глотку лишь по приезду.
ГЛАВА 25
КАТЕНЬКА ИМЕЕТ АЛИБИ
Было девятнадцать пятьдесят, когда я припарковал машину у главного входа. Прежде чем выйти, я вытащил сигареты, предложил Николаю (он отказался), закурил.
- Здесь уже, наверное, знают, - предположил я.
- Наверное.
- Ну что, вместе пойдем, или мне одному сходить? - спросил я.
- Давай вместе, - сказал он. - Если её нет, хотя бы обыск сделаем.
- Думаешь, она ещё не успела приехать?
- Почему? - не согласился он. - Мы же ещё с протоколами задержались.
Дом сиял огнями. Количество машин у входа, оживление в окнах и на аллеях. Казалось, не траур настиг здание, а предкарнавальное ожидание. Да и кому горевать?..
- Заглянем по дороге к Ирине Константиновне. Мало ли? Надо подбодрить, уже конечно, позвонили, - предложил я.
Николай, искоса посмотрев на меня, согласился.
- Надо бы.
Мы вышли из машины. Уже стемнело. Свежий сиреневый воздух был наполнен прохладой. Насколько же хорошо летом вдали от Москвы. Первые, ещё бледные звезды. Пролетели, громко каркая, вороны.
- Пошли.
Мы проходили мимо аквариума охраны, когда нас окликнули. Вернее, Николая.
