Прижавшись глазами к окулярам бинокля, Руслан отрегулировал резкость и стал наблюдать за соседним судном, к корме которого был пришвартован небольшой катерок, появившийся, скорее всего, ночью.
«Неужели украинские пограничники?» — спросил себя Руслан. Судя по корпусу, украшенному желто-голубым флагом, так оно и было. Катер был не больше шести метров в длину и имел пулемет, установленный на носу. Команды на нем видно не было. Может быть, пограничники находятся на яхте? Но и она показалась Руслану необитаемой.
Он не сразу разглядел две человеческие фигуры на верхней палубе яхты, напоминающей огороженную террасу. Одна фигура принадлежала тощему загорелому мужчине, который появился в поле зрения, когда потянулся за бутылочкой газировки, а потом скрылся за спинкой дивана. Вторая фигура была женской, она распласталась на полу, поэтому-то Руслан заметил ее с запозданием. Женщина или девушка не носила верхней части купальника. Нижней, впрочем, на ней тоже не было. Но это не заставило ее прикрыться, когда на палубу поднялся человек в военной форме и зеленом берете. Не удостоив бесстыдницу хотя бы беглого взгляда, он стал что-то говорить Салливану, указывая в сторону «Афалины».
Казалось, он смотрит прямо в бинокль. Смотрит подозрительно и настороженно. Его взгляд не сулил ничего хорошего.
— Нас засекли! — крикнул Руслан, опуская бинокль.
— Ничего страшного, — беспечно отозвался Ринат. — Сейчас бросим в воду сети и сделаем вид, что ловим рыбу.
— Хорошая идея, — кивнул Самсон.
— Не поможет, — покачал головой Руслан.
— Почему? — спросил Ринат.
Он еще не въехал, но уже начал въезжать, и оптимизма на его бородатой физиономии поубавилось.
— Ты видел пограничный катер возле яхты? — спросил Руслан.
— Что-о? — Подскочив к нему, Ринат выхватил бинокль и направил в сторону «American Beauty». — Будь я проклят! — Он приглушенно выругался. — Украинские погранцы. Как же мы их раньше не увидели?
— Наверное, они подплыли, пока мы с Земфирой разбирались, — рассудительно произнес Самсон. — А до этого прикрывались корпусом яхты, чтобы остаться незамеченными.
— Грузятся на катер. — Ринат обреченно опустил бинокль. — Сейчас к нам направятся и предъявят незаконное пересечение границы. Плохие наши дела.
— Это все из-за меня, — повинилась Земфира, качая низко опущенной головой.
— Надо им денег дать, — предложил Самсон. — Как думаешь, Ринат? Возьмут?
— Кто их знает, — процедил татарин. — Смотря на кого мы нарвались. Среди погранцев настоящие пираты попадаются. Зачем им брать взятку, если можно захватить всю шхуну со всем ее содержимым.
— Они мистера Салливана охраняют, — зло произнес Руслан. — Это он их на нас натравил.
— Кто такой мистер Салливан? — робко спросила Земфира.
— Один недоносок, который Руслана крупно подставил, — ответил Самсон. — Теперь мой кореш по краю пропасти ходит, а эта американская свинья с голой телкой на солнышке жарится. Под охраной погранслужбы Украины. Ловко устроился!
Пока они разговаривали, катер с тремя мужчинами в зеленых беретах успел преодолеть треть расстояния, разделяющего яхту и «Афалину». Острый нос суденышка вспарывал синюю тушу моря, оставляя четкий белый след. Стал слышен приближающийся рокот мотора.
— Ну? — Руслан обвел взглядом товарищей. — Что делать будем?
— А вот! — Самсон показал пистолет.
— Спрячь ствол, — скомандовал Ринат. — Ты, Руслан, тоже не вздумай пушку вытаскивать. И чтобы ни одного слова поперек. Я сам с погранцами поговорю, а вы не высовывайтесь.
— Но… — начал Самсон.
Татарин шагнул к нему и схватил за грудки:
— Здесь моя дочь, понял? — прорычал он в лицо Самсону. — Я не допущу, чтобы хотя бы волосок упал с ее головы. — Он заставил парня приподняться на цыпочки и хорошенько его встряхнул. — Так что убирайте свои пушки и сидите смирно. Говорю и действую только я. Вас нет. Вы глухонемые, слепые и парализованные. — Оттолкнув Самсона, Ринат зыркнул на Руслана. — Усвоили?
Ответ был утвердительный. Друзья прекрасно понимали отцовские чувства татарина. А вот планы украинских пограничников и лже-американца, которому они прислуживали, были пока что покрыты мраком.
3
Тэд Салливан был высоким, хорошо сложеным, седовласым мужчиной с классическим ковбойским лицом и холодными светлыми глазами, сверкающими в тени бровей, как две льдинки. Женщинам он нравился. Они ему тоже нравились. Но сегодня выпал тот редкий случай, когда Салливану было не до них. Он с неудовольствием посмотрел на лежащую на животе Оксану и велел:
— Оденься. Ты уже достаточно загорела. Как прожаренный стейк.
Она подняла голову и уперлась острым подбородком в скрещенные на полотенце руки с холеными пальцами. — Стейк? Ты меня с мясом сравниваешь?
— А разве ты не из мяса состоишь?
— Это вульгарно, — наморщила нос Оксана.
— Зато правда, — сказал Салливан.
— Сомнительный комплимент.
— Кто тебе сказал, что это комплимент?
Брови Оксаны сблизились у переносицы.
— Я тебе разонравилась? — осторожно спросила она.
«Ты мне смертельно надоела», — хотелось сказать Салливану, но он подыскал более обтекаемую формулировку:
— Твоя нагота сейчас неуместна.
— Почему? — удивилась Оксана, весь наряд которой состоял из черных очков и почти незаметных бикини. — Из-за этих мужланов в военных ботинках? Так я их не стесняюсь. — Она фыркнула. — Тоже мне, супермены! Представляю, как потеют у них ноги.
Салливан смерил ее недовольным взглядом и отвернулся, чтобы проследить за катером, отчаливающим от кормы яхты. Он вызвал пограничников, как только заметил постороннее судно, ставшее на рейд в пределах видимости с верхней палубы «American Beauty». Береженного бог бережет, не так ли? В принципе, никаких неприятных сюрпризов Салливан не ждал, однако он привык исключать саму возможность возникновения подобных сюрпризов.
Осторожность и подозрительность были важными составляющими его натуры. Разве уцелел бы без них бывший армянский шулер и жулик Арутюн Саркисян во всех передрягах, выпавших на его долю? Его ловили, но не поймали, ему угрожали смертью, но он не только выжил, а и преуспел, превратившись в пусть не очень уважаемого, зато полноправного гражданина Соединенных Штатов Америки. Был Саркисян, стал Салливан. И доходы его изменились соответственно. Когда-то он чуть в обморок не свалился от радости, что сумел нагреть клиента на сто штук баксов. Теперь ворочал сотнями миллионов долларов и почти ничего не шевелилось в его душе.
Человек привыкает к деньгам, как привыкает к шикарным отелям, дорогим машинам, окружающей роскоши.
И к женщинам. Даже к самым красивым. Даже к полураздетым и совершенно раздетым.
«Все проходит, — печально подумал Салливан, наблюдая за постепенно расширяющимся пенным следом, тянущимся за пограничным катером. — Эта пена осядет, поверхность моря разгладится, настанет осень, потом зима, весна, потом снова осень… Будут идти годы, один за другим, один за другим. А здоровья у меня не прибавится. И молодость ко мне не вернется. Я стану миллиардером, трижды миллиардером, четырежды, но ни за какие деньги не купить тот кайф, который я получал когда-то от женщин».
Салливан снова посмотрел на подружку. Она была одесситкой и обошлась ему в три с половиной тысячи долларов за неделю. До этого на яхте гостила натуральная блондинка Лиля, а следом за Оксаной появится какая-нибудь Наташа или Карина. Красивые, не слишком дорогие и очень неумные девки. Интересно, как бы повела себя эта одесская нимфа, если бы узнала, что ее клиент зарабатывает на жизнь тем, что кидает людей на бабки, разводит лохов и проворачивает аферы, в результате которых особо нервные граждане бросаются под поезд или вешаются в гостиничных номерах? Наверное, Оксана никак не отреагировала бы на это. Плевать ей на род занятий мистера Салливана, на всех тех, кого он уже облапошил и только собирался облапошить, на будущее собственной страны, на родных и близких, на чужих и дальних.
— У тебя есть семья, девочка моя? — спросил Салливан у Оксаны, которая, усевшись на полу, принялась подкрашивать ногти на пальцах ног.
— Ты какую семью имеешь в виду, дарлинг? — уточнила она.
— А у тебя их несколько?
— Конечно. Та, в которой я выросла, и та, с которой живу теперь.
— Погоди-погоди, — нахмурился Салливан, — ты хочешь сказать…
— У меня есть муж, — перебила его Оксана, — и есть дочь. Ей два годика.
— Э-э… И как они без тебя обходятся?
— Ты хотел спросить, знают ли они о том, чем я занимаюсь?
— Ну… Что-то в этом роде, — согласился Салливан.
— Клементиночке это знать рано, — сказала Оксана. — Вот когда ей исполнится хотя бы пять лет…