Здесь, во внешнем мире, люди живут по другому своду правил, напомнила она себе. Иногда тонкости этих правил ускользают от нее. Ей следует ясно дать понять Калебу, что у нее нет ни малейшего желания позволять кому бы то ни было использовать себя.
Глава 8
Небольшая дешевая шкатулка оказалась именно там, где он ее спрятал вечером того дня, когда ему исполнилось восемнадцать лет. Калеб подковырнул панель на задней стенке бюро и сунул руку в открывшийся тайник. Его пальцы сжали коробочку.
Он медленно извлек ее и осмотрел при свете стоявшей на ночном столике лампы. Она показалась ему еще более обшарпанной, чем он помнил. Несколько фальшивых драгоценных камней расшаталось в своих гнездах. Позолота почти совершенно стерлась. Голубое виниловое покрытие выцвело и начало местами трескаться и отставать.
Калеб поставил шкатулку на ночной столик и сел на кровать. Он наклонился вперед, поставил локти на колени, не отрывая глаз от единственной вещи, оставшейся ему от матери.
Роланд отдал ему шкатулку в день его восемнадцатилетия. Тогда Калеб впервые узнал, что его дед позволил сохранить что-то, что принадлежало Кристал Брук.
— Здесь все, — сказал ему в тот день Роланд. — Вся эта проклятая история о том, как она соблазнила и погубила моего сына. Я сохранил эти вырезки для тебя, чтобы ты видел, как эта сука едва не погубила всю нашу семью.
— Зачем вы мне это отдаете, сэр? — Калеб во все глаза смотрел на шкатулку, и она представлялась ему ужасным ящиком Пандоры.
— Потому что там заключена правда. Мужчина должен быть способен смотреть правде в глаза, не дрогнув. Ты теперь мужчина, Калеб.
— Да, сэр. — Калеб взял шкатулку так, бyдто она была сделана из расплавленного свинца. Она жгла ему руки.
— Я всю жизнь выращиваю лошадей. — Роланд стоял у окна гостиной и смотрел в сторону выгула, где пасся один из его лучших арабов, жеребец по кличке Уиндстар. — И понял только одно: кровь всегда сказывается. Я тебе говорил это достаточно часто.
Руки Калеба так сжали шкатулку, что он испугался, как бы она не сломалась. Эту лекцию он слышал в прошлом не один раз.
— Да, сэр.
— В тебе есть ее кровь. От этого никуда не денешься. Кровь дешевой шлюшки, дряни, проститутки. Но в тебе есть и кровь Вентрессов, Калеб. Вентрессы — сильная порода. Видит Бог, я сделал все, что мог, чтобы в тебе проявилась только родословная со стороны Вентрессов.
Бешенство скрутило Калебу внутренности, но лицо его осталось, как всегда, бесстрастным.
— Я знаю это, сэр.
— И думаю, что мне удалось этого добиться. — В голосе Роланда слышалось какое-то свирепое удовлетворение. — Знаю, что временами бывал с тобою суров, но это для твоей же пользы.
— Да, сэр.
— Я скажу тебе правду, Калеб. Кое в чем из того, что случилось тогда, много лет назад, был виноват я сам. Франклин прав, говоря, что я был слишком снисходителен к Гордону, когда тот рос. Твой отец был моим единственным сыном, и я хотел, чтобы у него было все. Это было большой ошибкой с моей стороны. Моя снисходительность ослабила в нем чувство долга и ответственности. Это сделало его уязвимым. Когда явилась она, то он оказался легкой добычей.
— Я знаю. Вы говорили мне это, сэр.
Роланд стиснул в кулак прижатую к боку руку.
— Но с тобой этой ошибки я не совершил, клянусь Богом. Я сделал все для того, чтобы ты понял, что значит быть Вентрессом, чего от тебя ожидают. Теперь ты отправляешься в колледж. Будущее Вентресссов находится в твоих руках. Никогда этого не забывай.
— Я сделаю все возможное, сэр.
Роланд повернулся и посмотрел на него глазами, в которых блестела решимость.
— Разумеется, ты сделаешь все возможное. Вентрессы всегда делали все возможное. Ты станешь гордостью нашей семьи, Калеб.
— Да, сэр.
— И когда придет время, — заключил Роланд со сдержанной страстностью, — ты женишься на хорошей женщине, на безупречной женщине, такой, которая вернет этой семье сильную и чистую кровь, Ты выберешь женщину, которая будет полной противоположностью родившей тебя дешевой суке. Ты понимаешь это, Калеб?
— Да, сэр.
Негромкий, скребущий звук, донесшийся с веранды перед его спальней, проник в сознание Калеба. Он отогнал от себя воспоминания о дне своего восемнадцатилетия и поднялся с кровати.
Раздался тихий, настойчивый стук в застекленную дверь как раз в тот момент, когда Калеб взялся за ручку.
— Калеб? — Голос Сиренити был едва различим. — Ты здесь?
Он открыл дверь и увидел стоящую там Сиренити в купальном халате и тапочках. Ее волосы были подняты вверх и скручены в слабый узел на темени. Это прическа подчеркивала изящную линию ее шеи. Чтобы было не так холодно, она обхватила себя руками.
При виде ее Калеб ощутил, что все у него внутри наливается теплой тяжестью. Она — именно то, что ему нужно, чтобы отделаться от мыслей о шкатулке.
— Подумать только, это, оказывается, ты, — тихо сказал он.
— Можно войти? Здесь на веранде ужасно холодно.
— Сделай милость. — Он распахнул дверь. — Я не ожидал, что ты придешь.
— Мне надо поговорить с тобой.
Калеб вопросительно изогнул одну бровь, медленно закрывая дверь. — Что-то не так?
— Я не знаю. Именно это я и хочу от тебя узнать. У меня к тебе несколько вопросов. — Сиренити остановилась, увидев стоящую на ночном столике шкатулку. — Что это такое? Похоже на шкатулку, где женщины хранят свои украшения.
— Это и есть шкатулка. Она принадлежала моей матери.
— Правда? — Сиренити подошла ближе и взяла шкатулку в руки. — Красивая.
— Просто дешевая пластмасса.
— Ну и что с того? — Сиренити разглядывала шкатулку с волнением и восхищением. — Наверно, твоя мама держала в ней вещи, которые имели для нее большое значение. Представляю, как она ею дорожила и как дорожишь ею ты — ведь для тебя это память о маме.
— Я не сентиментален.
Сиренити понимающе улыбнулась.
— Еще как сентиментален. Ты очень эмоциональная личность. И это одна из черт, которые мне понравились в тебе с самого начала.
— Я знаю, что тебе понравилось во мне с самого начала. То, что я способен помочь тебе наладить этот твой каталожный бизнес.
Она с досадой посмотрела на него.
— Что с тобой творится сегодня? Ты пребываешь в исключительно паршивом настроении с тех пор, как мы оставили за спиной горы.
— Извини. С ассортиментом настроений у меня туго. По большей части у меня вообще не бывает настроений. — Калеб пересек комнату и взял у нее из рук шкатулку. Выдвинув первый попавшийся ящик бюро, он убрал ее туда.
— Ты возьмешь ее с собой, когда мы завтра уедем?
— С какой стати мне это делать? — Калеб задвинул ящик.
