Рейтинговые книги
Читем онлайн Сборник статей - Елена Невзглядова

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 54

Наблюдения над “бессмысленной” стиховой паузой приводят к неожиданному заключению: стих — интонационное явление. Любой текст, прочитанный со стиховой интонацией, становится стихами. Интонация — вот тот речевой фактор, который отличает стихи от прозы.

Возьмем газету. “Министр внутренних дел Италии предупредил сепаратистов из так называемой “Северной лиги”, что оскорбление государственного флага является уголовным преступлением и может привести их за решетку” (“Известия”, 20 сентября 1997). Запишем этот текст стиховыми отрезками, то есть введем в него асемантические стиховые паузы:

Министр внутренних дел Италиипредупредил сепаратистов изтак называемой “Северной лиги”,что оскорбление государственногофлага является уголовнымпреступлением...

Придется читать этот текст совсем иначе, для того чтобы он прозвучал стихами, — с бессмысленными, чисто ритмическими ударениями, как-нибудь так: министр, внутренних, дел, Италии... Особенно бессмысленным должно быть ударение на предлоге “из” в конце второго самодельного стиха. Но именно оно не оставляет никакого сомнения в том, что читаются стихи, — представим, что чтение доносится из соседней комнаты и плохо слышны эти малоподходящие для поэтического текста слова.

Так звучит стихотворная речь независимо от ее содержания и качества, независимо от того, кем она читается, независимо от того, читается она вслух или про себя. Такова ее конструкция. Звучащая конструкция. В отличие от синтаксической, которая может быть прочитана одними глазами. Если речевое явление образуется не синтаксическими, а интонационными средствами (пауза, напомню, — компонент интонации), значит, оно озвучено, по крайней мере в воображении. Вот почему стиховеды говорят, что стихи — звучащая речь, — наперекор лингвистам, не делающим разницы между молчаливым письменным текстом прозы и письменным стихотворным текстом.

Мы говорим сейчас не столько о поэзии, сколько о стихотворной речи, о ее устройстве (не забывая, впрочем, о связи этих явлений), и пусть наши примеры не удивляют — ведь качество поэзии обобщению не подлежит. И сколько угодно стихов, имеющих метрическую организацию и рифму, построенных по всем правилам версификационного искусства, не могут быть причислены к поэзии; каждый знает такие примеры. А проза, выполненная по прозаическим правилам и конститутивно не отличающаяся от естественно-прозаической речи, может быть исполнена самой высокой поэзии. В искусстве слова нет такой оппозиции: поэзия — проза. Только: стихи и проза.

* * *

Не уставая рвать повествованья нить...

Мандельштам

Актеры читают стихи не так, как поэты. Существует даже понятие “актерское чтение”. Вместо ритмических ударений употребляются фразовые, то есть смысловые. Тем самым игнорируется стиховая структура, которая отражена в стихотворной записи. Можно смело сказать, что такое чтение — неправильное: пустых знаков на письме нет; если текст поделен на отрезки, графическое членение должно иметь акустическое выражение. (С точки зрения стиховой конструкции, скорее можно оправдать отсутствие знаков препинания — некоторые поэты не ставят ни точек, ни запятых, ни тире, подчеркивая тем самым чисто ритмическую организацию речи, как бы вынося за скобки ее логико-грамматическое строение.)

Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит...

Можно эти стихи прочитать так:

Выхожу, один я, на дорогу,Сквозь туман, кремнистый, путь, блестит...

А можно и так:

Выхожу один я, на дорогу,Сквозь туман, кремнистый путь, блестит...

Можно и предлог “сквозь” поставить под ударение: знаете такие протяжные завывания с выделением каждого слова? — сквозь, туман, кремнистый, путь...

Теперь представим себе предложение “Выхожу один я на дорогу” в системе прозаической речи. Тогда произвол в ударениях невозможен. Он внесет неизбежную в этом случае смысловую путаницу. В прозаической речи если я говорю: “выхожу на дорогу”, — то это значит, что я сообщаю, куда выхожу; если же я говорю: “выхожу один я на дорогу”, — то это высказывание о том, как, с кем я выхожу. “Выхожу один я...” выражает, соответственно, иной смысл: только я.

Эти существенные смыслы почему-то становятся несущественными в стихотворной речи. Почему?

Ударение, пауза, запятая... боже мой, какая сухая материя и что за мелочи! Да, скажу я, да, пауза, запятая! Запятая, как известно, может стоить человеку жизни, вспомним хрестоматийную телеграмму: “казнить нельзя помиловать”. А пауза, между прочим, может быть и сухой и влажной. “И с влажною запинкой / Читала... двух-трех слов припомнить не могла...” Интонация — душа предложения. В ней мы передаем так много, как, может быть, и не хотим передать. Этой мимикой души владеют только настоящие поэты. Фиксировать ее на письме трудно. Многие интонационные явления относятся к экстралингвистическим и не рассматриваются учеными, потому что письменная прозаическая речь не способна их удержать, они неотъемлемы от звука голоса и слишком свободно крепятся к логико-синтаксическому каркасу речи. В самом деле, мы даже о смерти можем сообщить радостным тоном. Как быть прозаику? Только ремаркой, вроде: “радостно сказал он” — можно дать понять... А вот у Баратынского в его “Пироскафе” — “Дикою, грозною ласкою полны, / Бьют в наш корабль средиземные волны”, — какая энергичная, “говорящая” радость сама звучит и не просит никаких определений, какой очевидный у нее характер, сравним, например, с нежной (пушкинской) радостью: “Пью за здравие Мери, / Милой Мери моей. / Тихо запер я двери / И один без гостей...” Но вернемся к скучной стиховой материи.

М.Л.Гаспаров назвал стиховую интонацию “интонацией повышенной важности”, оттого что поэты делают ударения почти на каждом слове, выделяя его смысл, повышая важность. Но подчеркивать смысл каждого слова — все равно что отменять важность: при отсутствии выделения одного слова за счет другого происходит нивелирование, уравнивание всех значений. Чем же отличается монотонно-перечислительная интонация стихотворной речи от повествовательной интонации прозы? (Хотя проза тоже может читаться монотонно, и это бывает куда приятней, чем “расцвеченное” актером-декламатором выразительное чтение.)

Повествовательная интонация, производящая выделение одного смысла за счет другого, оформляет логико-грамматическую конструкцию речи, предназначенную для сообщения. Логико-грамматическая иерархия элементов речи существует для удобства передачи смысла и имеет аналог в повествовательной интонации. Повествование — сообщение, и это отражено во фразовой интонации, имеющей сообщительный, или адресованный характер. Все, что мы говорим и пишем, в силу логико-грамматических форм языка, адресовано. Печать адресованности лежит на любом прозаическом высказывании, даже если оно обращено говорящим к самому себе: адресация — следствие фразового ударения, реально существующего не только в устной, но и в письменной речи. (Например, если мы говорим: “Завтра уеду”, — мы как бы отвечаем на непроизнесенный вопрос собеседника: “Когда?”)

Иное дело — стихи, в которых беспорядочность, бессмысленность ударений как бы узаконена негласным правилом. Никаким другим образом этой странности не объяснить, как только признанием того, что в стихе ударения не имеют отношения к смыслу (могут не иметь, мы это видели!). Стиховые ударения, так же как стиховая пауза, бессмысленны. Они в этом отношении похожи на музыкальные. Как будто в стихах мы не говорим, а поем текст на невыразительный в музыкальном отношении мотив: тата, тата, тата, тата (буря, мглою, небо, кроет...). Известные поэтические сравнения стихотворчества с пением имеют, оказывается, точный смысл с точки зрения лингвиста: речь и в самом деле употребляется в функции пения — она перестает быть адресованной. Песня, хотя ее можно спеть кому-то, лишена той адресованности, которая характерна для речи, поскольку мотив уничтожает фразовое ударение.

В лирике нередко фигурирует одна лишь стиховая интонация, полностью вытеснившая фразовую, и тогда ее неадресованный характер легко улавливается. Такие предложения, как: “Был вечер. Плакала трава...” (Фет) или: “Не слышно птиц. Бессмертник не цветет” (Мандельштам), — когда они составляют стиховую строку, невозможно произнести тоном сообщения, с отчетливым мелодическим разделением на субъект и предикат, каким обычно произносятся такие конструкции в прозе, это разрушило бы стихи. Вспомним, например, пастернаковское “Определение поэзии”:

1 ... 33 34 35 36 37 38 39 40 41 ... 54
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сборник статей - Елена Невзглядова бесплатно.

Оставить комментарий