– Я взяла твои деньги? Ах ты паразит, тля! Я взяла твои деньги?
Александра разлепила глаза.
Через два ряда от нее Лэсли тоже срывала с глаз повязку и очумело вертела головой.
А посреди прохода, над головами проснувшихся пассажиров высилась, подбоченясь, дебелая «Гундарева» в своем укороченном до ягодиц платье и кричала лысому «Евстигнееву», стоявшему напротив нее в гордой позе Наполеона.
– Я взяла твои деньги, сука?
– Взяла! – выпятив грудь, говорил он.
– Ах ты курва ничтожная! Люди, я украла его деньги? Да я ж тебя к себе и близко не подпустила! Я взяла твои деньги, коммуняга хренов?
– Взяла! – упрямо настаивал лысый.
– Да я тебя счас размажу! По самолету! – грудью пошла на него златозубая «Гундарева». И левой рукой вдруг схватила его за рубаху так, что пуговицы прыснули в разные стороны, обнажив его синюю застиранную майку. – Я взяла у тебя деньги? Говори, шестерка партийная! Людям скажи! Я взяла у тебя деньги?!
– Взяла! – гордо сказал «Евстигнеев».
Лэсли в ужасе моргала близорукими глазами, а Патрик, открыв рот, смотрел на эту сцену, как на бродвейский спектакль.
– Скотина! Вот те!
Правой рукой наотмашь златозубая вдруг так вмазала лысому по лицу, что хлесткое эхо пошло по самолету, пассажиры ахнули, а татарин, сосед Александры, вскочил и с силой вдавил кнопку вызова бортпроводницы.
– Я взяла твои деньги? – хрипела блондинка, держа лысого одной рукой за рубаху, а второй, кулаком, била его, как боксерскую грушу, требуя ответа: – Я взяла твои деньги, сволочь?
Дело происходило на высоте семь тысяч метров, ровно гудели турбины «Ту», за иллюминатором было минус сорок семь градусов, а внизу, в разрывах белопенной облачности необъятная Россия готовилась к первым демократическим выборам президента.
– Взяла, – не сдавался лысый, пытаясь локтями прикрыться от хлестких ударов сибирской продавщицы.
– Нет, я не могу! Я не могу так! – закричала та. – Люди, я его счас выкину из самолета! Ах ты, тварь партийная, иди сюда! – И рывком потащила лысого за рубаху вперед, к выходу из самолета, и проволокла так метров восемь, но потом лысый затормозил – он был крупней «Гундаревой» и еще упирался, хватаясь руками за спинки кресел. И тогда она, подскочив, достала правой рукой до редких волос вокруг его лысины и дернула их с такой силой, что клок остался у нее в кулаке. – Я брала твои деньги, тварь?
Тут наконец прибежали юный стюард и стюардессы. Стюард храбрым петушком ринулся разнимать драку.
– Да пошел ты! Пацан! – Бабенка отбросила его, как щенка, и снова засадила лысому кулаком в лицо: – Я брала твои деньги? Да я счас убью тебя, сука ты тлетворная!
Стюард психанул от обиды и бросился на бабенку всем телом, как вратарь на мяч. Силой этого броска и весом своего тела он сбил ее с ног в кресло и стал пристегивать ремнем.
Лэсли достала из своей сумки горсть невросана и передала стюардессам.
– It will cool her down…
– Это успокоительное, – перевела Александра.
Но златозубая в истерике оттолкнула и невросан, и стюардесс, и стюарда и стала вдруг стаскивать с себя платье, открыв синие шелковые рейтузы, а на животе – гармошку самодельного, из бязи, пояса-патронташа. Раньше, во время Второй мировой войны, в таких корсетах с брикетами вшитого динамита герои бросались под вражеские танки. Но у златозубой вместо динамита в каждом брикете было, наверное, по лимону, то есть по миллиону рублей, а всего на ее животе было лимонов двенадцать, и Александра подумала, как тяжело теперь иметь деньги – ну как их перевозить? в чемодане? Ведь ни чеков, ни кредитных карточек, как у американцев, у людей нет, и вообще, кто при такой инфляции держит деньги в банке?
Стюард и стюардессы натянули на «Гундареву» ее платье, и стюардессы увели ее по проходу к себе, в свой служебный отсек между первым и вторым салоном. Лысый «Евстигнеев» ушел в хвост самолета под руку с юным стюардом. Пассажиры самолета обменялись красноречивыми взглядами и вернулись к своим делам: кто читать «Иностранную литературу», кто дожевывать свои деликатесы. Патрик снова застучал на своем «лаптопе», Лэсли с американским упрямством снова сунула в уши поролоновые пробки и натянула на глаза повязку-«невидимку», и Александра тоже нырнула в свой сон.
Тихо было в небесах над Россией, и Александра уснула мгновенно.
Но где-то через час – опять грохот, крики, землетрясение.
Открыв глаза, Александра увидела отступающего по проходу умытого «Евстигнеева» с гладко зачесанным нимбом оставшихся волос вокруг блестящей лысины и наступающую на него дебелую златозубую блондинку.
– Люди! Слушайте его, люди! – кричала она, сияя. – А ты, мерзавец, громче скажи! Громче! Я брала твои деньги, коммунист ты поганый?
– Нет, не брала, – лыбился «Евстигнеев».
– Громче, падла! Чтоб все слышали! Я украла твои деньги?
– Нет, не украла.
– Люди, вы слышали? Ты, паскуда, извиняться будешь?
– Я извиняюсь.
– Нет! Не так! Громче! Ты меня, курвец, на весь самолет позорил! Теперь на весь самолет извиняться будешь! Понял?!
– Понял. Я извиняюсь.
– Нет, ты туда иди, дальше! – Она толкнула его по проходу в глубь самолета, и с такой силой, что он чуть не упал. – Стой, тля! Вот здесь! Здесь тоже скажи: я брала твои деньги, сука ты мерзкая?
Патрик, ликуя, встал на сиденье – такого накала страстей он не видел даже в Гарлеме!
– Да ладно вам, женщина! – стали вступаться пассажиры за лысого.
– Не надо! – сурово отмахнулась от них «Гундарева». – Он, подонок, меня еще в аэропорту ловил! В туалет зазывал! А я его отшила – я ж не блядь, я честная женщина! Ну, сучонок, я брала твои деньги, а? В голос говори, людям!
– Не брала, – твердил лысый. – Я извиняюсь.
– Он извиняется! Люди, вы слышите? Они теперь все извиняются! Он свой кошелек спьяну под кресло выронил, а на меня попер!
– Я извиняюсь.
– Да я тя убью, мерзавец! Ты мне ноги целовать будешь!
– Буду.
– На! Целуй! – Она вдруг подняла свою пудовую ногу, а «Евстигнеев» согнулся, как кронштейн настольной лампы, и чмокнул ее в толстую коленку.
Самолет стонал от хохота.
Только татарин, сосед Александры, говорил возмущенно:
– Нет, мужчину так унижать нельзя. Хватит над ним издеваться!..
Но его никто не слушал.
Блондинка-продавщица снова толкнула «Евстигнеева» – еще дальше по проходу.
– Я тебя все равно убью, ублюдок! Скажи и тут людям: я брала твои деньги?
И только протащив его до самого конца салона, вернулась в свое кресло. Но остыть не могла:
– Подонок! Нет, я его все равно убью за позор! Он в Москве дальше аэропорта живым не уйдет! Где мой паспорт? Катя, – обратилась она к своей соседке, – ты мой паспорт не видела? Он же в кошельке был. Елки-палки, опять паспорт пропал! Из-за этого подонка! – Она вывалила из сумки все свои вещи, вытянула из-под короткого платья тяжелый бязевый патронташ с брикетами денег, но паспорта и там не было, и она завыла в голос: – Да что ж я такая несчастная, люди! Опять паспорт пропал! Второй раз за день!
Стюардессы и пассажиры полезли под кресла, кошелек с паспортом нашелся где-то в двадцатом ряду, и «Гундарева» счастливо затихла с ним в своем кресле.
Лэсли вставила пробки в уши, но тут зажглись табло «Пристегнуть ремни» и по радио объявили:
– Наш самолет приближается к столице нашей Родины, городу-герою Москве! Просьба всем пристегнуть привязные ремни и привести спинки кресел в вертикальное положение!
Лэсли вынула пробки из ушей.
– Не дали иностранцам поспать! – сказала златозубая «Гундарева» за спиной Александры и тронула ее за плечо. – Скажи своему Робсону, что я извиняюсь.
– Ладно, бывает… – отмахнулась Александра и увидела, что улыбающийся «Евстигнеев» снова подошел к их рядам.
– Ну, что ты пришел? – спросила у него златозубая. – Уйди с глаз моих! Уйди к своему Зю Гану!
– Мириться пришел, – сказал лысый заискивающе.
– Уйди от греха! Я убью тебя, понимаешь? Я тебя размажу! По аэропорту!
– Мужчина, сядьте! – Стюардессы под руки увели лысого в конец самолета.
«Ту-154» грохнулся колесами о посадочную полосу, подпрыгнул, снова прильнул к земле и покатил, гася скорость, к аэровокзалу вдоль череды осколков развалившегося «Аэрофлота» – самолетов с разномастными надписями на бортах: «САМАРА», «КУЙБЫШЕВСКИЕ АВИАЛИНИИ», «TUMEN-AIR», «BASHKIRIA»…
Шофер Штаба избирательной кампании президента встретил их при выходе с летного поля, вскинул на плечо тяжеленные сумки Лэсли и Александры. Они прошли через аэровокзал к «ауди», сели в нее и медленно покатили к выезду из аэропорта. И тут в двери аэровокзала они опять увидели свою златозубую соседку. Она была под руку с… да, с «Евстигнеевым»! Наклонив к ней свою лысую голову, он держал ее под локоток и наговаривал что-то торопливо-интимное, а она слушала и улыбалась золотыми зубками. Ему улыбалась, ага…
У Патрика вытянулось лицо, а Лэсли вдруг завистливо сказала:
