На просторном дворе оружничего Каплана Чавуша под большим навесом — кузнечный горн, над ним — огромные мехи, приводимые в действие веревкой, рядом — разной величины наковальни, кувалды, молотки, опоки. Из гнезд — по размеру — торчит тонкое кузнечное и слесарное сручье. На досках дальней стены нарисованы мишени.
В углу на веревках, растянутых меж ветвей толстой чинары, висят кошмы, канаты, чучела, сделанные из набитых листьями мешков. На широком верстаке лежат сабли и мечи всех видов и размеров. У стены — маленькие и большие щиты из разнообразного материала.
Оружейных дел мастер Каплан Чавуш — известный кузнец Эскишехира и его окрестностей, сдвинув на затылок баранью шапку и уперев в бока руки с засученными рукавами, стоял не шелохнувшись, зато беспрерывно работал языком. Он вообще не любил двигаться — ходить пешком, гулять, но, стоило ему взять в руки саблю, менялся до неузнаваемости. Правая щека у мастера была обожжена, и потому усы и борода на этой стороне лица не росли. Но его черные глаза были всегда веселы, на губах играла улыбка. Когда парни почти все стрелы, что были у них в колчанах, всадили в цель, Каплан Чавуш помолчал, насупился, удерживаясь от похвалы, провел рукой по лицу.
— Ясно! Хватит! Достаточно посрамили вы бедные луки. Теперь опозорьте немного и сабли. Жаль трудов моих! Обезьяны обучились бы скорее вас...— Он подмигнул мальчишке, сидевшему в ветвях шелковицы над стеной.— Верно, Балабанчик?! Будь свидетелем.
Заметив Балабанчика, Керим и Мавро с улыбкой помахали ему.
Балабанчику, рабу Дюндара Альпа, шел четырнадцатый год, но был он так худ, что казался лет на пять моложе. Огромные глаза с длинными ресницами придавали его детскому лицу странную красоту. Заслышав звон сабель на соседнем дворе, он не удержался, влез на дерево, хотя знал, что может заработать за это палку. Единственным его другом на свете была Аслыхан, дочь Каплана Чавуша.
Вопрос Каплана Чавуша вывел Балабанчика из задумчивости. Пытаясь скрыть зависть, он робко улыбнулся.
— Давай посмотрим теперь, джигит Балабанчик, как эти лентяи станут позорить наши сабли, ладно?
Из дома Дюндара Альпа послышался злобный женский голос:
— Балабанчик! Гяурская свинья! Балабанчик, где ты?
Мальчишка быстро соскочил с дерева и исчез.
Каплан Чавуш покачал головой, подошел к верстаку, окинул взглядом сабли. Глубоко вздохнул, словно огорчился позору, который предстоит любимому оружию. Сам он с одинаковым мастерством рубил саблей и с правой и с левой руки и, когда упражнялся с учениками, обретал необыкновенную силу и ловкость. Полчаса подряд мог махать саблей, сражаясь с молодыми парнями, а ведь сила их была еще не источена, легкие работали, как мехи,— и только покрикивал: «Сильнее руби, тебе говорят! Сильнее! Эх вы, слабаки!» Так, бывало, загоняет, что им небо с овчинку покажется.
— Выберите себе по щиту!.. Опять ты за стальной схватился, гяурский сын?!
— Больно звенит хорошо, мастер Каплан!
— А таскать его кто будет? Почему туркмен сделал себе щит из тростника да оплел его шелковым шнуром? Потому не ишак он, чтобы таскать тяжести. А вот саблю — это закон — воин должен выбирать, какую захочет. Чтобы найти по руке и ловко с ней обращаться. Мастера говорят: «Сабля должна быть легкая, а резать должна глубоко». Почему? Потому что в бою с тяжелой запыхаешься... Не бойся, что легка, была бы остра. На что она тяжелая, если нет в руке силы, а в голове ума? Из благородной стали чтоб была, а вес — по руке...— Он выбрал саблю, ударил несколько раз по щиту, вложив в удар всю тяжесть своего тела.— Вот так! Если не по руке возьмешь, разлетится на кусочки, как стекло. Посмешищем станешь в бою. Рад будешь хоть палку раздобыть где-нибудь. А ну, покажите себя! Тот, кто сегодня мне руку поцарапает или рубаху порвет, получит благороднейший дагестанский клинок!
Керим и Мавро навалились на Каплана Чавуша с двух сторон. Двор огласился звоном стали.
В дверях с вымазанными в тесте руками показалась Аслыхан. Глаза ее засветились гордостью, когда увидела, что отец, ни на шаг не отступая, стоит один против двух сабель. Она достаточно разбиралась в этом искусстве, чтобы заметить ошибки, которые делали при выпадах ученики отца, и миг, когда он мог выбить у них из рук сабли...
Всего неделю Керим без всякой охоты занимался с Капланом Чавушем. Но вопреки ожиданию делал большие успехи. И сейчас он сумел бы защитить себя, если бы, конечно, противником его не был опытный воин. Мавро, который и прежде обучался владеть оружием, не был так ловок, как Керим. Сметливость Керима оказалась важнее страстного желания Мавро стать воином.
Не переставая нападать, Каплан Чавуш покрикивал на учеников:
— Поглядите-ка на них, поглядите! Все сверху норовят ударить, безмозглые, как бабы толчком по крупе... Говорил ведь: целишься в голову — бей в локоть. Бьешь по шее — целься в колено.— Заметив, что дочь вышла посмотреть, он крикнул во весь голос: — А ну, держись! Головы берегите! Головы! — И пошел в атаку, прикрываясь от ударов юношей кривой туркменской саблей и прижимая их к противоположной стене.
— Давай, Каплан Чавуш! Да будет остра твоя сабля!
Юноши, опустив оружие, оглянулись на голос: они тяжело дышали, щеки у них раскраснелись.
— Хватай саблю, сестра Аслыхан! Не сладить нам с твоим отцом,— взмолился Мавро.— Помоги!
— Не открыл он вам всех тайн сабли. Кривая сабля — в обороне щит, а в нападении сразу две раны наносит.
— Сколько стоит такая сабля, мастер Каплан? Самая лучшая?
— От ста до пятисот алтынов. Бабские украшения из камней на рукоятке не в счет. Называю цену голого клинка, гяурский сын. Недаром говорят: «Покупаешь саблю — смотри в мошну». Значит, рубит не сабля, а мошна.— Он напустился на дочь: — И не стыдно стоять, руки в тесте! Нет чтобы подумать: столько времени бьются, надо бы айрану принести. А ну, бегом!
Аслыхан скрылась в доме. Каплан Чавуш поцеловал ржавую саблю, которую держал специально для упражнений, поднес ее ко лбу, почтительно положил на место.
— Булатной сабле цены нет. Почему? А потому, что воинское сословие саблей султанские тимары завоевывает. Тимар по праву сабли получают. И сабля, которой тимар добывается, не из лемешной стали делается, а из мельчайшего зерна. Чего удивляешься, дуралей Керим? Не из пшеничного — из железного зерна. Из самой сути стальной... Отливать ее надо чисто, чтобы пылинки не попало. А потом куй и закаливай водой, как ядом. Брось волос в воздух или на лоб положи — надвое разрубит. А булаты такие в Дамаске выковывают, потому и клинок называют дамасским. Счастлив владеющий им джигит. Теперь такого булата не найдешь. Совсем мало осталось, потому нет больше мастерских, где их выковывали. Не зря сетуют воины. А прежде в оружейных лавках каких только клинков не было — магрибские, тиразские, зивзигские! Знатоки глядели — слюнки текли. Ах, если уж написано на роду пасть в бою за веру — хоть бы от такого меча! Эй, аллах!
Аслыхан принесла айран. Наполняя чашки, искоса глянула на Керима. Он, кажется, немного оправился после смерти брата, но в его глазах все еще таится печаль. А может, он никак не примирится с тем, что бросил учение у муллы? И она пожалела, что приставала к нему вчера: «Что тяжелее, сабля или перо?» Рассердила его. Нет, не понимают, ничего не понимают мужчины в мужской красоте. Он даже не замечает, как идут ему шаровары, пояс и чалма ахи! Жалость завладела ее сердцем. Неловко он себя, видно, чувствует в новом одеянии, вот и дуется.
— Когда переезжаешь в деревню Дёнмез, Керим Джан?
Керим оторопело взглянул на нее, и Аслыхан, раскаявшись, что задала этот вопрос, умолкла.
— Тетушка Баджибей тоже поедет с тобой, оставит свой дом? — спросила она немного погодя.
— Не знаю, правда ли, но, говорят, Осман-бей не намерен отправлять нас в деревню.
Его ответ заинтересовал Каплана Чавуша.
— Вот как?
— Орхан говорит, меня с Мавро возьмут в охрану.
— Что за охрана?
— А вы не слышали? В доме бея днем и ночью теперь караулят охранники. Ночью по очереди — Савджи, Гюндюз, Дели Балта, Орхан-бей, Бай Ходжа и Махмуд, сын Акча Коджи. А послезавтра вроде бы мы пойдем с Мавро вместо Гюндюза и Савджи-бея.
— А что же будет с деревней Дёнмез, тимаром покойного Демирджана?
— За ним пока поглядит Торос.
— С чего это завелась охрана в бейском доме? Зачем?
— Чужие воины бродят по округе. Шейх Эдебали посоветовал... Чтобы спящими не застали, если на подлость решатся. Да и Чудароглу часто появляться стал на караджахисарской границе...
Каплан Чавуш, глядя в землю, подумал, спросил Мавро:
— Скажи-ка, не слышно ли чего об убийце твоей сестры?
— Нет. Кто будет искать наших кровников в Караджахисаре? Фильятос приказал стрелять в наших, если увидят на границе...
— А как же скарб в караван-сарае?
