— Пан майорат! Пан майорат!
Дети обступили майората со всех сторон. Старшие, учтиво поздоровавшись, удерживали малышей от чересчур бурных проявлений чувств.
— Пан добрый! Пан майорат!
— Тихо, детишки, тихо! — смеялся Вальдемар. — Не нужно так шуметь, поздоровайтесь лучше с дамами! Что у вас слышно?
— А у Антося ослик лазблыкался и телезку пелевелнул! — засмеялась маленькая девочка.
— А Марыся разорвала платьице Зоське…
— А Мишка Зеляк нос себе разбил…
— Как они вас любят! — сказал барон Вейнер.
— Это дети слуг? — спросила Чвилецкая.
— Дети слуг, несколько деревенских бедняков и очень много сирот, даже подкидышей. Они здесь живут, пока не придет пора идти в школу.
Вальдемар спросил детей:
— А где пани воспитательница?
— В доме. Учит старших.
— А Стефа Голомбкувна? Что-то я ее не вижу.
— Вот Стефка бежит! — ответило несколько голосов. Маленькая фигурка неслась, как пуля. Девочка с золотыми косичками с разбегу обхватила ноги майората и стала карабкаться, взывая:
— Пан добрый!
— Все засмеялись, кроме графини Чвилецкой и пани Идалии, лишь недоуменно пожавших плечами.
Вальдемар подхватил девочку на руки, подкинул вверх, потом поцеловал в лоб и передал Стефе:
— Вот ваша тезка и моя любимица. Лишь три весны у нее за плечами. У нас она всего пару месяцев, и мы очень любим друг дружку. Ну, иди к пани!
Девочка хмуро глянула на Стефу, не отпуская шеи майората, но тут же вытянула ручки:
— Пани красивая, пани добрая!
Стефа подхватила девочку на руки и расцеловала.
Подошли воспитательницы.
Вальдемар показал гостям приют и представил старшую воспитательницу, пожилую, интеллигентную женщину, которой все, по примеру княгини, тепло пожали руку.
Гости навестили школу и часовенку, а потом вернулись в парк. Вальдемар предложил прокатиться на лодке. Все охотно согласились. До обеда оставалось еще часа два, а погода была прекрасной. Все направились в сторону пристани.
Парк казался морем зелени, весь залитый солнечными лучами, полный таинственных теней. И люди, и природа были исполнены веселья и жизни. Все остановились на мраморных плитах пристани.
Пан Мачей, искавший что-то взглядом, вдруг быстро зашагал на другой конец пристани и остановился там перед пурпурной лодкой в форме венецианской гондолы с накладными серебряными буквами на борту: «Стефания».
Лицо у него вдруг дрогнуло, он шевельнул губами и тяжко вздохнул, глядя на сверкающие под солнцем серебряные буквы.
Тут и остальные увидели прекрасную лодку. Панна Рита спросила Трестку:
— Вы уже когда-нибудь видели эту гондолу? Графиня Паула прощебетала:
— Это и есть имя… comment donc[41], в которую влюблялся пан Мачей?
— Да, лодка была сделана для нее, но это было давно…
— А майорат велел ее подновить. Хорошая мысль! — сказал Трестка.
— Должно быть, он уважает Les vielles histoires[42] своего деда, — ответила графиня с иронической усмешкой.
— Или собственные…
Графиня пытливо взглянула на Трестку. Казалось, ему пришла на ум некая неожиданная догадка. Встретившись взглядом с панной Ритой, графиня недоуменно подняла брови:
— Неужели это возможно? Никто ей не ответил.
Вальдемар подошел к дедушке. Пан Мачей вопросительно глянул ему в глаза:
— Я мог бы тебя поблагодарить, Вальди, знай я…
— Что, дедушка?
— Что ты это сделал исключительно из уважения к прошлому, — быстро проговорил старик и отошел.
Лукавые огоньки зажглись в глазах Вальдемара, провожавшего дедушку взглядом.
— На какой лодке мы поплывем? — спросил князь Подгорецкий.
— Пан Михоровский, вам решать, сказала панна Рита.
— Все зависит от решения дам.
— Тогда — вон та, голубая.
Вальдемар кивнул гребцам в полосатых рубахах, и они, ударив веслами по спокойной воде, подвели лодку к каменным ступеням. Белая мачта чуть колыхнулась под ветерком, волны тихо плескались, колыша лодку; казалось, ее выгнутый нос кивает гостям.
Однако всем в лодке места не хватало; и майорат кивнул, чтобы подали пунцовую гондолу. Он сам усадил туда бабушку-княгиню и пана Мачея, спросил:
— Кто еще хочет сюда сесть?
— Я первая — сказала графиня Чвилецкая, гордо подняв голову. — Паула, vous aussi.[43]
— О, non, maman![44]Я предпочитаю голубой цвет! — засмеялась ее дочь.
— Ну, тогда я сяду, — сказала панна Михалина и боязливо опустилась в лодку.
— Вы ведь умеете грести, пан Трестка? — спросил Вальдемар.
— Не особенно, но могу рискнуть.
— Тогда вы тоже садитесь в голубую.
— А вы?
— Я поведу пурпурную.
— Гребец нам не нужен, я вам помогу, — сказала Стефа. — И быстро вскочила в голубую лодку, сев за весла. — Вы сядете за руль, а я буду грести — дороги я не знаю, а тут, кажется, есть какие-то повороты.
— Ну, нас можно поздравить, — сказала пани Рита. — Они нас потопят. Хорошенькая перспектива! Вилюсь, забери весла у этого пана, иначе мы попадем в катастрофу.
— Ничего подобного. Пани Стефания, тронулись! Стефа шевельнула веслами, лодка вздрогнула, и берег стал медленно отдаляться.
— Мы словно плывем по Большому каналу в Венеции. Посмотрите, разве майорат не похож на гондольера? — спросила графиня Паула.
Треска пожал плечами:
— Разве что потому, что стоит на корме?
— А уверенность движений, а изящество позы?
— А исполненные мечтательности глаза? — добавила панна Рита.
— Как вы можете это видеть, если сидите спиной? — возразил Трестка.
— Чувствую!
— Что это? — спросил Стефа. — Музыка? Все подняли головы и прислушались.
От берега долетали тихие звуки струн… и внезапно раздался гром оркестра, в котором гон задавала фанфара. Музыка плыла над лазурной гладью воды, эхом отражаясь от бортов голубой и пурпурной лодок.
Все улыбались, глаза весело блестели. Миг длилась тишина, потом одновременно раздались вопросы и восклицания.
— Новый сюрприз майората!
— Это глембовический оркестр?
— Да!
Разрумянившаяся Стефа налегла на весла. В глазах у нее зажглись веселые искорки.
— Я люблю музыку, но тонуть из-за нее? — кричал Трестка. — Пани Стефания что вы делаете? Мы перевернемся!
— Ничего, пан граф, я гребу в такт музыке.
— Лишь бы мы не перевернулись в такт! Это будет совсем не смешно.
Барон Вейнер удовлетворенно пригладил свои бачки соломенного цвета и учтиво сказал:
— Вы совершенно правильно изволили выразиться, графиня, что мы плывем, словно по Гранде Канале. Это прекрасно!
— Что они играют? — спросил Вилюсь.
— Да просто фанфары приветствуют нас.
