Некоторые физики верят в бога (из английских физиков я уже упоминал Рассела Станнарда и преподобного Джона Полкинхорна). Неудивительно, что они заявляют о маловероятности случайного попадания физических постоянных в довольно узкую зону Златовласки и утверждают, что настройку производил какой-то космический сверхразум. В ответ на подобные утверждения я уже говорил, что этот вариант порождает больше вопросов, чем решает. А что возражают на это теисты? Как они отвечают на аргумент о том, что любой бог, способный создать Вселенную, а затем точно и предусмотрительно отладить её для зарождения нашей жизни, должен быть невероятно сложным объектом, объяснить существование которого сложнее, чем изначальную проблему?
Как и ожидалось, теолог Ричард Суинберн полагает, что знает ответ; он обсуждает данную проблему в своей книге «Есть ли бог?». Сначала, демонстрируя наличие головы на плечах, он убедительно показывает, что всегда должно выбирать самую простую, согласную с фактами гипотезу. Наука объясняет сложные объекты взаимодействием более простых компонентов, из которых они состоят; на самом низшем уровне находится взаимодействие элементарных частиц. Я (и, надеюсь, вы тоже) нахожу красоту и элегантность в идее, что все тела состоят из элементарных частиц; хотя количество частиц невероятно велико, каждая относится к определённому типу, число которых ограничено. Если мы и можем испытывать сомнение в истинности этой идеи, то только потому, что она кажется чересчур простой. Но для Суинберна она далеко не проста — совсем наоборот.
Поскольку количество частиц одного типа, скажем электронов, невероятно велико, факт наличия у них одинаковых свойств, по Суинберну, представляется странным стечением обстоятельств. С одним электроном он ещё готов согласиться. Но миллиарды и миллиарды электронов с одинаковыми свойствами вызывают у него недоумение. По его мнению, было бы гораздо естественнее и проще для объяснения, если бы все электроны отличались друг от друга. Более того, ни один электрон не должен естественным образом сохранять свои свойства более чем на миг — они должны постоянно непредсказуемо и стремительно меняться. Это, с точки зрения Суинберна, простой, естественный порядок вещей. В случае же более упорядоченного хода событий (такого, который вы или я назвали бы простым) требуется искать объяснение. «Только потому, что электроны, кусочки меди и другие материальные объекты имеют в двадцатом веке те же свойства, что и в девятнадцатом, мир в настоящее время таков, каков он есть».
Вводим бога. Бог спасает положение дел, намеренно и непрерывно поддерживая постоянство свойств каждого из миллиардов электронов и кусочков меди и нейтрализуя присущую им склонность к хаотическим бесконтрольным изменениям. Именно поэтому все электроны похожи друг на друга как две капли воды; именно поэтому все куски меди ведут себя как положено кускам меди, и именно поэтому каждый электрон и каждый кусок меди не меняет своих свойств из микросекунды в микросекунду и из столетия в столетие. Всё это — только благодаря тому, что бог постоянно держит руку на пульсе каждой частицы, усмиряя её буйные выходки и загоняя её в один ряд с собратьями, от которых ей не надлежит отличаться.
Но как может Суинберн утверждать, что эта гипотеза бога, одновременно держащего бесчисленное количество рук на пульсах своенравных электронов, является простой? Это — сама противоположность простоте. Для оправдания своей позиции Суинберн выкидывает следующий, ошеломительный по интеллектуальному нахальству, трюк. Без всякого обоснования он утверждает, что бог представляет собой всего лишь одну-единственную, единичную сущность. Не правда ли, по сравнению с безобразно большим числом одиночных и так похожих друг на друга электронов количество требующих объяснения вещей блистательно уменьшилось!
Теизм утверждает, что каждый существующий объект появился и существует только благодаря одной-единственной сущности — богу. Он также утверждает, что каждое свойство каждого объекта существует лишь благодаря тому, что бог создал его таким или позволил ему таким быть. Объяснение считается тем более простым, чем меньше для него требуется теоретически постулированных причин. Из этого следует, что наиболее простым объяснением будет такое, для которого требуется только одна теоретически постулированная причина. Теизм проще политеизма. И теизм делает только одно теоретическое допущение — о существовании субъекта с неограниченным могуществом (бог может сделать всё логически возможное), с неограниченным знанием (бог знает всё логически возможное) и неограниченной свободой.
Возникает желание горячо поблагодарить Суинберна за великодушное согласие отказать богу в выполнении логически невозможного. Однако использование его всемогущества для объяснения природных явлений поистине не имеет границ. У науки возникла заминка с объяснением факта X? Не стоит волноваться. Забудьте про X. Стоит подпустить божественного всемогущества — и проблемы X (да и всех прочих) как не бывало, и объяснение получается на редкость простое, потому что речь идёт, не будем забывать, лишь об одном-единственном боге. Что может быть проще?
Да почти всё. Бог, способный постоянно контролировать и исправлять состояние каждой отдельной частицы Вселенной, не может быть простым. Его существование само требует грандиозного объяснения. Что ещё хуже (с точки зрения простоты) — другие уголки гигантского сознания бога одновременно заняты делами, чувствами и молитвами каждого отдельного человека, а также всех инопланетян, возможно населяющих эту и другие сто миллиардов галактик. Согласно Суинберну, богу даже приходится постоянно принимать решение не излечивать нас чудесным образом от рака. Бог не может на это пойти, потому что: «Если бы бог отвечал на все молитвы об избавлении родственника от рака, рак бы перестал быть для человечества проблемой, над которой нужно работать». И что бы мы тогда делали с такой уймой свободного времени?
Не все теологи заходят так далеко, как Суинберн. Но поразительное заявление о простоте гипотезы бога встречается и в других современных теологических трудах. В бытность профессором королевской кафедры богословия Оксфорда Кейт Вард откровенно писал об этом в 1996 году в своей книге «Бог, случай и необходимость».
Да будет известно, что теисты считают бога очень элегантным, экономичным и эффективным объяснением происхождения Вселенной. Экономичность его заключается в том, что существование и свойства абсолютно всех существующих в природе объектов объясняются одной-единственной первопричиной, создателем, дающим смысл существованию всего, включая самое себя. Элегантность состоит в том, что исходя из одной ключевой идеи — идеи о самом совершенном существе — логически развиваются все представления о природе бога и существовании Вселенной.
Подобно Суинберну, Вард неправильно понимает значение слова «объяснять», а также, похоже, не понимает, что подразумевается под простотой. Не совсем ясно, действительно ли Вард считает бога простым либо вышеприведённый пассаж представляет собой предположение, сделанное в рамках дискуссии. В книге «Наука и христианская вера» сэр Джон Полкинхорн цитирует более ранний критический отзыв Варда на размышления Фомы Аквинского: «Его главная ошибка заключается в предположении, что бог логически прост; не только потому, что его сущность неделима, но и в более глубоком смысле — в том, что истинное для любой части бога истинно также и для всей его сути. Однако вполне логично предположить, что бог, несмотря на неделимость, имеет сложное внутреннее строение». В этом Вард прав. Действительно, в 1912 году биолог Джулиан Хаксли определил сложность как «гетерогенность частей», то есть своего рода функциональную неделимость.112
Из других работ Варда очевидно, с какими трудностями сталкивается теологический ум при попытках объяснить происхождение сложных форм жизни. Он цитирует ещё одного религиозного учёного, биохимика Артура Пикока (третьего члена упоминавшейся выше тройки религиозных английских учёных), выдвинувшего постулат о существовании в живой материи «предрасположенности к усложнению». Вард характеризует её как «присущую эволюционным изменениям склонность к увеличению сложности». Далее следует предположение, что подобная склонность может «проявляться как изменение долевого соотношения результатов мутагенеза в пользу более сложных мутаций». Варду данное утверждение кажется неубедительным, и не зря. Склонность эволюции к усложнению в тех эволюционных линиях, где она проявляется, возникает не из-за какой-то предрасположенности к усложнению и не из-за смещённого мутагенеза. Она возникает по причине естественного отбора, который, насколько нам известно, является единственным механизмом, способным производить сложные системы из простых. Теория естественного отбора гениально проста. Столь же просты и исходные посылки, на которых она основана. Жизнь же, которую она объясняет, головокружительно сложна; она сложнее почти всего, что мы можем представить, за исключением бога, который был бы в состоянии всю её сотворить.