Возникла тогда мысль образовать с одной или с несколькими из крупных платиновых фирм совместно смешанное общество, в коем советское правительство и платиновые фирмы должны были участвовать на равных основаниях в размере одной половины акционерного капитала.
Этому смешанному обществу должна была быть передана продажа всей русской платины и таким путем, вместо создания собственной новой организации, можно было бы использовать уже давно существующую и располагающую долголетними широко разветвленными связями организацию по продаже, со всеми ее традициями и опытом.
По поручению народного комиссара финансов Сокольникова, а также председателя главного концессионного комитета Пятакова, я в сентябре-октябре 1923 года вел соответственные переговоры в Лондоне и Париже, но тогда, несмотря на все мои старания, оказалось невозможным согласовать противоречащие интересы сторон. Условия, которые были поставлены контрагентам с русской стороны для участия в предполагаемом смешанном обществе, оказались для платиновых фирм в некоторых отношениях неприемлемыми.
После моего возвращения в Москву, 18 октября 1923 года, я сделал подробный доклад об имевших место переговорах. Мысль об образовании смешанного общества не была окончательно оставлена, переговоры были начаты в Лондоне вновь, но они вскоре заглохли.
Между тем попытки продажи существующего товара энергично продолжались и 14 декабря 1923 года валютное управление совершило с крупной французской фирмой, и притом по твердой и высокой оптовой цене, сделку по продаже партии в 11.200 унций платины.
Весной 1924 года я отправился в Лондон и Ныо-Йорк, вел длительные переговоры с руководящими платиновыми фирмами и в конце концов добился заключения первой крупной полугодовой сделки, а именно 23-го июня 1924 г. в Лондоне был подписан договор с руководящею англо-американскою группою на продажу партии в 29.800 унций, с поставкой до конца 1924 г.
Для того, чтобы успокоить платиновый рынок относительно намерений советских кругов, я дал руководящему американскому журналу «Инженерный и Горный Журнал («Engineering and Mining Journal Press») в Нью-Йорке, 12 мая 1924 года, интервью, в котором было заявлено, что советское правительство не имеет намерения выбрасывать свои запасы внезапно на рынок, но что наоборот политика по продаже платины будет сообразовываться с потребностями рынка, руководясь стремлением по возможности стабилизировать мировую цену платины.
В конце 1924 года заместитель народного комиссара финансов М. И. Фрумкин предложил мне — в ответь на критику, сделанную высшим советом народного хозяйства по поводу политики, которую проводил народный комиссариат финансов при продаже платины — составить подробное заключение по платиновому вопросу. Я в виду этого составил подробный доклад от 12 сентября 1924 года, который состоял из 23-х страниц и исчерпывающее освещал всю совокупность вопроса.
Я резюмировал мое заключение в том смысле:
1. что обратное завоевание мирового рынка, без потрясения или серьезного понижения тогдашнего уровня цен, составлявшего около 116–118 долларов за унцию,[16] возможно исключительно лишь путем систематического совместного сотрудничества с крупными фирмами;
2. что наивысшее количество русской платины, которое может быть размещено на мировом рынке по тогдашней мировой цене, составить для ближайших двух лет (1925-26 г.г.) около 65.000 до 70.000 унций в год.
3. что насильственная попытка, во что бы то ни стало, размещать большое количество платины повлечет за собой лишь падение цен и чрезвычайно крупные убытки и
4. что новая русская добыча для ближайших двух лет, 1925-26 г.г., должна быть нормирована на уровне около 125 пудов (= около 66.000 унций) в год.
Валютное управление — отчасти под давлением уральских рабочих, которые при нормировке добычи опасались частичного увольнения занятых на этом деле рабочих — не удовлетворилось этими перспективами, а поручило мне разместить в 1925 году твердо, по мировой рыночной цене (следовательно по оптовой цене 108 долларов за унцию), обязательно 180 пудов (= 94.700 унций).
Принимая во внимание, что платиновый рынок был чрезвычайно чувствителен и весьма мало растяжим и имея в виду, что приемоспособность его могла быть расширена лишь весьма постепенно, исполнение этого поручения было совершенно невозможно.
Я знал, что крупные фирмы в своем собственном интересе серьезно стремились к тому, чтобы пойти навстречу сов. России во всех отношениях, для того, чтобы избегнуть бессистемных действий России на платиновом рынке и этим самым тяжелого падения цен. Я знал, что крупные фирмы готовы принести финансовые жертвы для того, чтобы придти к соглашению с Россией. Но я вместе с тем знал, что крупные фирмы вынуждены — если они хотят держать цены на нынешнем уровне — закупать не только русскую, но всякую платину, появляющуюся на мировом рынке, а следовательно и колумбийскую добычу около 45.000 унций.
Для меня было ясно, что соглашение между Россией и крупными фирмами было единственно правильным, единственно выгодным решением для России. Годовая сделка в 70.000 унций гарантировала народному комиссариату финансов твердую бюджетную доходную статью в 7.500.000 долларов, которая выплачивалась бы ежемесячными платежами в 625.000 долларов.
Россия при этом не имела бы никакого риска, а наоборот, вся тяжесть продажи, регулирования и контроля мирового рынка лежала бы на плечах крупных фирм.
Но тем не менее я должен был считаться с известным течением в Москве, которое сознательно стремилось провоцировать борьбу, вызывать путем внезапного выбрасывания на рынок крупных запасов полную разруху, вызывать, не считаясь ни с чем, крупное падение цен, чтобы этим путем якобы раз навсегда уничтожить добычу платины в Колумбии и вновь завоевать для Россия место диктатора на платиновом рынке.
Я убежденно боролся против этой авантюрной политики. Я докладывал валютному управлению неоднократно, что нет никакого основания думать, что колумбийская промышленность, в которую помещены крупные капиталы, может быть раз навсегда уничтожена внезапным падением цен, я доказывал, что себестоимость производства новой русской платины сама весьма высока, гораздо выше, чем до войны. Я указывал на то, что при крупном падении цен не только пострадает серьезнейшим образом новая добыча платины, ибо советской платинопромышленности придется работать без малейшей прибыли, но, что кроме того потеряют значительную часть своей стоимости и крупные старые запасы платины, имеющиеся у советского правительства, каковые в виду этого не смогут более служить в той же мере, как до сих пор, для обеспечения бумажно-денежного обращения. Я высказывал убеждение, что действительное увеличение потребления, т. е. значительное повышение приемоспособности рынка, безусловно не сможет быть достигнуто путем падения цен всего лишь на 10 или 20 долларов за унцию. Наоборот, цены должны будут упасть до совершенно запретного с точки зрения стоимости производства предела — и притом на долгий срок, — дабы технические отрасли промышленности опять возымели-бы интерес возвратиться к прежнему высокому уровню потребления платины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
