Но Куртис проигнорировал огромный кожаный диван и подтолкнул Коулмана к конторке, выполненной в форме подковы, за которой разместился этот сверкающий символ американской женственности. Его разбирало любопытство, когда корпорация "Ю" состряпала эту голограмму с Келли Пендри – до или после того, как та снялась в юбилейном видеоролике «Плэйбоя».
– Разрешите представиться – следователь Натан Коулман. Полиция Лос-Анджелеса, отдел убийств. Приятно встретиться, милашка. Я всегда был одним из твоих преданнейших поклонников. Воистину величайших.
– Благодарю. Пожалуйста, присядьте, пока проверят ваши данные.
– Дурацкое чувство, – пробормотал Куртис. – Будто разговариваешь сам с собой, тебе не кажется?
Усмехнувшись в ответ, Коулман перегнулся через конторку и осмотрел стройные ноги прикованной к креслу дамы.
– Не могу разобраться, Фрэнк, но что-то в этом роде. Как думаешь, эта очаровашка не забыла надеть трусики?
Но Куртис проигнорировал вопрос своего молодого напарника.
– Появится, черт возьми, здесь кто-нибудь? – Он нетерпеливо прохаживался мимо подковы письменного стола, громко выкрикивая приветствия.
– Пожалуйста, потерпите, – успокаивала их Келли. – Я пытаюсь передать ваш запрос.
– И они называют этот лепет английским языком? – возмутился Куртис.
– Знаешь. Келли, ты и в самом деле красотка. В старших классах, насколько я помню, я был просто помешан на тебе. В самом деле. И мне хотелось бы поболтать с тобой на эту тему. Кстати, когда ты кончаешь работу?
– Корпус закрывается в пять тридцать, – ответила Келли, ослепительно улыбаясь своей рекламной улыбкой.
Наклонившись поближе, Коулман ошарашенно потряс головой: отчетливо просматривался даже блеск помады на губах.
– Отлично. А как ты отнесешься, если я подожду тебя у выхода? Прокатимся ко мне домой. Перекусим, получше узнаем друг друга, а после немного развлечемся.
– Так-то ты обращаешься с дамами, Нат, – заметил Куртис. – Неудивительно, что ты до сих пор холостяк.
– Да брось. Келли, что ты там лепечешь? Перед тобой настоящий мужик вместо всех этих мямлей.
– Простите, сэр, но я предпочитаю не смешивать интересы дела и собственное удовольствие. Куртис громко хохотнул:
– Господи Иисусе, да у нее почти такие же мерзкие манеры, как у тебя.
Коулман только криво ухмыльнулся:
– Ты прав. Эта юная леди чистый сахар. То что надо.
– Благодарю за ваше терпение, джентльмены. Пожалуйста, пройдите в стеклянную дверь позади конторки к лифту и отгоните вашу машину в подземный гараж, там о ней позаботятся.
– Вот еще что, дорогуша. Нас с приятелем интересует, ты действительно можешь трахнуться с первым встречным? Мы даже с ним поспорили на этот счет. Он утверждает, что так оно и есть. А я ему не верю. Что на это скажешь?
– Нат! – громко окликнул его Куртис, уже проходивший в стеклянную дверь.
– Приятно провести день, – сказала Келли, продолжая улыбаться, словно стюардесса во время демонстрации спасательного жилета.
– И тебе того же, милашка. И тебе. Только не забывай меня, договорились?
– Ради Христа, Нат! Тебе не кажется, что для этих занятий еще рановато? – проговорил Куртис, заходя в лифт. – Ты просто дегенерат.
– Это точно.
Куртис попытался отыскать на стенке лифта панель с кнопками и номерами этажей.
– Забыл? – напомнил ему Коулман. – Это же суперздание, и никаких тебе дурацких кнопок. Вот зачем записывали наши голоса внизу. Итак, попробуем воспользоваться этой штукой. – И приблизился к перфорированной панели, рядом с которой был изображен мужчина с приставленной ко рту ладонью, сложенной лодочкой. – И сделаем так, как показано на этой иконке. В подвал, пожалуйста.
Взглянув на ту же картинку, Куртис заметил:
– А я подумал, что у него отрыжка или что-нибудь в этом роде.
– Ладно, не прикалывай.
– И почему ты назвал этот значок иконкой? Здесь что, святой изображен?
– Да потому что именно так их называют ребята, которые возятся с компьютерами. Иконки. Куртис только недовольно фыркнул:
– Ну, конечно, что могут эти придурки знать о настоящих святых?
Двери лифта беззвучно закрылись. Куртис уставился на люминесцентный экран, на котором значились номер этажа, куда они направлялись, направление движения и точное время. Казалось, что ему просто не терпится побыстрее приступить к работе, но, по правде говоря, в кабине лифта он всегда испытывал легкую клаустрофобию.
В отличие от холла в подвале было полно копов и судебно-медицинских экспертов. К ним направился громадный полицейский в штатском из отдела регистрации преступлений, весивший никак не меньше трехсот фунтов и державший в огромных, размером с конское седло, ладонях раскрытый блокнот. Полицейского звали Уоллес, но в центральном полицейском управлении он больше был известен под кличкой Гудок из-за ярко выраженного южного акцента и тягучей манеры речи, сильно напоминавшей одноименного героя одного из популярных мультфильмов.
Куртис недовольно прикрыл ладонью раскрытый блокнот и произнес:
– Убери-ка эту штуку. Гудок. В этом офисе бумажная переписка не в ходу. Послушай, эта дамочка наверху ввела нас в сильное искушение.
– О чем ты? Я сам придерживаюсь римско-католической веры, но вот что тебе скажу. Никогда не поймешь, я говорю, никогда не поймешь, как лучше поступить – то ли попросить у нее прощения, то ли просто оттрахать ее как следует.
– Нату даже удалось раздобыть ее телефонный номерок. Не так ли. Нат?
– Ну да, – живо откликнулся тот. – У нее же огромный блат в «Эй-ти-энд-ти».
Пошевелив губами и попытавшись разобрать собственные каракули. Гудок взъерошил растопыренной ладонью шевелюру и покачал головой.
– Ладно, к черту эти записи. Сплошная мелочевка. – Он с треском захлопнул блокнот и подтянул брюки. – Мы тут нашли одного парня, я говорю, нашли мужика со следами удара чем-то тупым по башке. И сообщил об этом – как это тебе понравится, Фрэнк? – сообщил не кто-нибудь, а этот проклятый компьютер. Понимаешь, не какие-то там случайные свидетели или соседи, а машина? Звонок поступил в центральную диспетчерскую в час пятьдесят семь ночи.
– Что ж, просто один компьютер звонит другому, – прокомментировал Коулман. – Наверное, скоро это будет самая обычная вещь. Наше будущее, так сказать.
– Твое будущее – я говорю, твое будущее, сынок, но только не мое.
– Любезно с их стороны, что они вообще поставили нас в известность, – добавил Куртис. – И во сколько вы прискакали сюда. Гудок?
– Около трех утра, – ответил он, не сумев сдержать зевоту. – Прошу прощения.
– Не за что. – Куртис взглянул на свои часы. Было всего полвосьмого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
