Жрецы запели и со стуком начали толкать катафалк к барке по деревянным каткам, пока не вкатили его на палубу. Фараон захлопал в ладоши от удовольствия и поспешил осмотреть это чудовищное строение.
Я не принимал участия в этом празднике дурного вкуса. Всю церемонию и все украшения выдумали жрецы. Достаточно сказать, что в ярком солнечном свете излишки золота на катафалке сияли так ярко, что резали глаз почти так же, как и грубый аляповатый рисунок барельефа. Золотой экипаж весил много, жрецы запыхались и вспотели, пока втаскивали неуклюжий ковчег на палубу. Даже наша огромная барка угрожающе накренилась. Такого количества золота хватило бы, чтобы заполнить зерном все хранилища Верхнего царства или чтобы построить и снарядить пятьдесят флотилий боевых лодок и выплатить жалованье их командам на десять лет вперед. Так неумелый ремесленник пытается скрыть бедность вдохновения ослепительной роскошью материалов. Если бы мне только дали возможность поработать с таким количеством драгоценностей, результаты были бы иными.
Теперь же чудовищный ковчег должен был уйти в могилу вместе с мертвым телом фараона. Его сооружение стало основной причиной разорения царства. Однако фараон был в восторге.
По предложению вельможи Интефа царь взобрался на ковчег и уселся на подиуме, который будет нести его саркофаг. Оттуда он обвел всех сияющим взглядом, забыв о царственной сдержанности и достоинстве. Казалось, он еще никогда так не радовался в своей печальной жизни, горько подумал я. Его смерть должна была стать той высотой, к достижению которой он и направлял всю свою жизненную энергию и которую предвкушал.
Внезапно, по какому-то побуждению, фараон кивком предложил вельможе Интефу присоединиться к нему, а потом оглядел толпу, будто искал в ней кого-то. Казалось, он нашел то, что искал, слегка наклонился и сказал что-то великому визирю.
Вельможа Интеф улыбнулся и, поглядев в ту же сторону, позвал из толпы госпожу Лостру, жестом приказав ей подняться на вершину ковчега. Приглашение смутило ее, и даже из-под грима было видно, что она покраснела, а такое с ней случается очень редко. Ее трудно вывести из себя. Однако она быстро опомнилась и взобралась на ковчег с девичьей грацией, которая сразу привлекла к ней внимание всех присутствующих.
Она встала на колени перед царем и трижды коснулась лбом пола подиума. Затем перед лицом всех жрецов и своего двора фараон совершил невероятный поступок. Он наклонился и, взяв Лостру за руку, поднял на ноги и посадил рядом с собой. Это было нарушением церемониала, и история не знала такого прецедента. Я увидел, как министры обменялись изумленными взглядами.
А затем случилось такое, чего даже они не могли предполагать — они просто не заметили этого. Когда я был еще очень молод, на половине мальчиков жил старый глухой раб. Он подружился со мной и научил читать по губам людей их речи, не довольствуясь только звуками, которые покидают уста. Это оказалось очень удачным приобретением. С его помощью я мог следить за разговором, происходившим в дальнем конце переполненного зала, где играли музыканты, а сотни людей смеялись и кричали что-то друг другу.
И вот я собственными глазами увидел, как фараон мягко сказал госпоже Лостре:
— Даже при дневном свете вы не менее божественны, чем богиня Исида в свете факелов.
Его слова ударили меня, как кулак в солнечное сплетение. Неужели я ослеп, отчаянно ругал я себя, неужели я стал настолько глуп? Даже слабоумный мог бы предвидеть, в каком направлении мое легкомысленное вмешательство направит судьбу, кости которой были брошены вчера вечером.
Мой веселый совет царю по поводу матери его будущего ребенка наверняка привлек его внимание к госпоже Лостре. Казалось, будто какое-то злое наваждение специально заставило меня описать ему Лостру в качестве матери его первого сына. Да, разумеется, именно она самая красивая девственница страны, и ее нужно взять в жены не позже чем через год после ее первых месячных. Я описал ее точно, а потом дал ей главную роль в мистерии и показал царю в самом выгодном свете.
Когда я внезапно осознал, что должно было произойти по моей вине, меня словно ударили чем-то тяжелым по голове. Казалось, я намеренно подстроил все это. Более того, теперь я уже ничего не мог исправить. Я стоял под яркими лучами солнца. Ужас и раскаяние сковали меня, лишив дара речи.
Вспотевшие жрецы столкнули наконец ковчег с палубы и потащили его через ворота, толпа придворных направилась вслед за ними, и меня волей-неволей понесло вместе с ней, словно лист, попавший в струю реки. Прежде чем я пришел в себя, я оказался во внутреннем дворике погребального храма. Мне пришлось проталкиваться через толпу, чтобы догнать ковчег, прежде чем он окажется у главного входа в царскую усыпальницу.
Одни жрецы толкали ковчег вперед, другие поднимали освободившиеся катки и бежали с ними вперед, чтобы подложить их под чудовищный золотой экипаж. Когда ковчег достиг участка двора, который еще не был выложен каменными плитами, произошла задержка. Пока жрецы разбрасывали солому, чтобы смягчить движение ковчега по неровной земле, я быстро проскользнул вокруг ряда каменных львов и по свободному пространству побежал вперед. Один из жрецов попытался загородить мне дорогу, но я одарил его таким взглядом, под которым даже каменный лев задрожал бы, и выплюнул ему в лицо одно слово из тех, что редко услышишь в храмах. Он поспешно отступил в сторону и дал мне пройти.
Когда я добрался до борта ковчега, то оказался прямо под Лострой, так близко от нее, что мог протянуть руку и коснуться ее пальцев. Я слышал каждое слово. И сразу же понял, что она полностью овладела собой и преодолела смятение, вызванное неожиданным интересом к ее особе со стороны фараона. Теперь она старалась вести себя самым приятным образом. С отчаянием в сердце я вспомнил, что именно это она и собиралась сделать, чтобы воспользоваться благосклонностью царя и получить согласие на замужество с Таном. Не далее вчерашнего вечера я отбросил ее предположение, как девичью болтовню, но теперь она пыталась осуществить его перед моими глазами, и я был не в силах это предотвратить или предупредить об опасности.
Если в начале своей хроники я создал впечатление, будто госпожа Лостра — просто беззаботный ребенок, у которого нет ни одной мыслишки в головке, а одна только романтическая чепуха и легкомысленное желание наслаждаться жизнью, это было очень неудачным приложением сил историка, описывающего столь необычайные события. Хотя она и была еще очень молода, но временами казалась намного старше своих лет. Наши египетские девушки расцветают рано под горячим солнцем Нила. Кроме того, она была усердной ученицей, умной, вдумчивой и пытливой по своей природе, а я приложил все усилия, чтобы развить ее положительные качества за прошедшие годы.
