отправляется в очередной турпоход, толкаясь, грохоча, перебрасываясь малопонятными шуточками.
Завидовал ли он им? Пожалуй, нет. Они были для него людьми с другой планеты. Их страсти казались ему надуманными, идеалы — бесплотными, а сами они — кукольными, нереальными. Они служили богу науки, они были жрецами Афины. В них ничего не было от той тяжелой, вязкой каши, которая называлась реальной жизнью.
Другое дело — Подольский. Этот человек нюхал жизнь во всем многообразии ее запахов. Он знает, что такое бедность; он, возможно, знает, как хочется быть первым, сильным, независимым. А кроме того, он, как и «марсиане», причастен к тайнам природы. Хорошо бы иметь такого друга, меньше будет глупостей — две головы все-таки… Но как подобраться? Что скрыто за этим высоким лбом? Коварство? Равнодушие? Каким ключом можно отпереть его душу?
— Алло…
Михаил вздрогнул и посмотрел на Мильча.
— Что?!
— Да ничего, — ухмыльнулся Роберт. — Смотрю, задумался ты…
— Да, — сердито сказал Подольский, — задумался. А ты мне что-нибудь хочешь сообщить?
— Сообщить? Ничего… А вот… поговорить хотел.
— Ну давай, — кивнул Подольский.
— Что давай?
— Давай говори.
— А-а… Прямо так, сразу? — тянул Мильч, еще сам не понимая, что скажет и сделает через минуту. Его подхватила та опасная волна, которая обычно выносит на берег Признания.
— Слушай, — сердито сказал Подольский, — не морочь мне голову, у меня и без тебя хлопот хватает.
— Ладно. — Мильч сунул руки в карманы и качнулся с пяток на носки. — Хотел я тебе одну штучку показать, но поскольку ты так занят…
Подольский не любил зря огорчать людей. Ему показалось, что Мильчевский обиделся.
— Погоди, — сказал он, — дело не во мне, я свободен, рабочий день уже кончился. Просто я не пойму, что тебе нужно.
— Пойдем к нам.
Мильч пошел впереди, недоумевающий Подольский плелся сзади. Тогда впервые Мильч ощутил жжение в пятках, позже оно перешло в пламя невидимого костра.
Что я делаю, люди! Остановите меня, это же безумие, это глупость, это черт знает, что такое!..
— Куда ты меня ведешь? — спросил Михаил, когда они приблизились к дверям лабораторного склада.
— Сюда, — хрипло сказал Мильч и переступил порог.
Они стояли перед стареньким, видавшим виды металлическим сейфом.
— Вот, — Мильч притронулся к тускло поблескивавшей рукоятке. — Это… — Он замолк.
— Это, — как эхо повторил Михаил, глядя ему в глаза.
На верхней губе Мильча выступили бусинки пота, глаза провалились, веснушки на лбу проступили и стали черными.
— Это, — набрав воздух, снова сказал Мильч.
— Это, это, черт побери, что за шутки, Роберт? — Михаил рассердился. — Что тебе от меня нужно?
Мильч почувствовал сильную слабость. Сковывавшее его напряжение исчезло, пьянящая истома обволокла мышцы и суставы… Искушение ушло. Мильч больше не хотел делиться с кем-либо своей тайной.
— Это пустота, брат, — сказал, он, — но «в ней намек… добру молодцу урок».
Он открыл шкаф, порылся внутри и что-то извлек оттуда.
— «Скажи мне, кудесник, любимец богов, — Мильч уже владел собой, — что станется в жизни со мною…» Ответь мне, несведущему, на один вопрос…
— Ожидай погибели от своей лошадки. Чего тебе надо?
— Могут ли быть на свете два абсолютно одинаковых предмета?
— Смотря что ты понимаешь под словом «абсолют», который сам по себе недостижим.
— Кудесник, ты лживый, безумный чувак, презреть, бы твои предсказанья… Я утверждаю, что они близнецы во всем, вплоть до молекулярной структуры. Вот!
Мильч разжал руку. На ладони лежали два маленьких транзистора. Михаил поднял брови.
— Ты что? Откуда им быть одинаковыми? Машинная технология предусматривает гигантские допуски.
— А кристаллы в них? — Мильч закрыл Рог изобилия и направился к выходу.
Михаил шел рядом и бубнил:
— Ну что ж, кристаллы могут казаться нам одинаковыми. Во всяком случае, мы со своей аппаратурой просто не сумеем уловить предсказанных теорией дефектов структуры. Так что идентичность кристаллов тоже оказывается на поверку липовой. Просто не хватает разрешающей способности прибора, чтобы вскрыть тот или иной микродефектик… А зачем тебе это?
— Просто так, — ответил Мильч, выпроваживая Подольского в коридор. Однажды я задал себе такой вопрос: могут ли быть в природе две абсолютно одинаковые вещи, — и решил, что могут. Например, кристаллы. А ты меня неприятно разочаровал.
Михаил задумался.
— Вообще, — нерешительно начал он, — это философская проблема. Мы считаем, что одинаковы все атомы одного элемента. Но… Это зависит от уровня наших знаний. Вчера они были совершенно одинаковы, сегодня мы уже знаем, что существуют изотопы, а завтра между атомами одного и того же элемента окажется меньше сходства, чем у людей одной национальности. Очевидно, неравномерность, неидентичность всех природных явлений тоже своеобразный закон. Кривая распределения по свойствам…
Михаил постепенно увлекся. Лицо его раскраснелось, и глаза оживились. Мильч вежливо слушал и думал, что люди, по-настоящему увлеченные наукой, либо дети, либо маньяки. Смешно и глупо вверять таким субъектам драгоценную жемчужину, которую он, Мильч, откопал на свалке бытия. Рука судьбы видна в том, что несколько минут назад он не раскрыл тайну Рога изобилия.
12
Спустившись во время перерыва в буфет, Михаил обнаружил на доске приказов свою фамилию. На узкой полоске папиросной бумаги было напечатано:
«За самовольный уход с работы 18, 21 и 27 февраля с. г. младшему научному сотруднику лаборатории теории вакуума Подольскому М. С. объявить выговор. Основание — докладная записка зам. зав. лабораторией И. Ф. Пафнюкова».
Под этим стоял лиловый штамп «Верно» и подпись начальника канцелярии.
Недоуменно шевеля губами, Михаил два раза прочел приказ, но так ничего и не понял. Он не мог вспомнить, что именно делал 18, 21 и 27 февраля, но самовольный уход с работы?.. Нет, здесь явно была какая-то ошибка.
Он оглянулся и, увидев, что у доски собралось несколько человек, боком проскользнул к лестнице. Поднявшись бегом на второй этаж, с независимым видом пронесся по коридору в тщетной надежде не встретить никого из знакомых.
Впереди открылась дверь, на которой был прибит знак радиационной опасности, вышла девушка в белом халате. В руках у нее были колба Вюрца и еще какие-то склянки. Пока она закрывала дверь ногой, Михаил попытался прошмыгнуть мимо. Он мучительно не хотел отвечать на сочувственные вопросы и выслушивать равнодушные утешения. Тем более что он действительно не понимал, что происходит.
— Миша!
Он обернулся и, проклиная в душе Гюляру вместе с ее колбами, подошел к девушке.
— Как же ты это, Миша? — Она покачала головой, нахмурив сросшиеся у переносицы брови.
— Что — как?
— Это тебе Иван удружил? Он может… Но ты-то, ты! Разве можно быть таким неосторожным! И главное — накануне переаттестации.
«Ах, вот оно в чем дело! Скоро переаттестация… Да, ничего
