Поэтому, когда плешивый толстяк втащил его на себе в кухню и усадил за стол, а потом, явно теряясь и не совсем понимая, где что и как все это делается, выставил какую-то остывшую еду, Андерс просто набросился на нее и начал жадно жрать, набивая тощее брюхо. А потом, когда толстяк ушел, оставив его одного, Андерс даже не рыпнулся, пытаясь нажраться впрок. Сожранного уже не отнимут.
После, спустя неизвестно сколько времени, толстяк вернулся и повел его в ванную комнату, где Андерса ждала горячая ванна, в которой тот сейчас и сидел, отмокал в полном одиночестве, блаженно закинув руки на края. Уж чего-чего, а лицемерного уважения к жертве у Ложи не отнимешь: даже если через минуту палачи запытают ее до смерти, то сперва зачитают все нарушенные права, намоют и смажут ароматным маслом, чтобы тушка в пыточной выглядела и пахла пристойно и не оскорбляла благородные носы и глазки господ магистров.
Сытость и расслабляющее ощущение покоя и умиротворенности настолько разморили, что Андерс задремал и увидел сон. Но снились ему не ставшие уже привычными кошмары, возвращающие на темный переулок к резне, к животному ужасу и огромной черной фигуре, возвышающейся над мертвым учителем. И не к отражающемуся в серебряных глазах пламени и не к паре провалов в Бездну, заполненных белесой мутью, в движении которой угадываются искореженные вечной мукой души грешников, запертых в ледяной пустоте.
Нет, Андерсу снились веселые и озорные купальщицы, беззастенчиво сверкающие обнаженными прелестями. Худенькие, подтянутые, стройные и приятно пухленькие, полненькие, мягонькие. С пышными, нежными, тяжелыми грудями и с маленькими, крепенькими грудками, умещающимися в ладони. Молочно-белые и смуглые. С мясистыми, широкими задами и аккуратными попками, от одного взгляда на которые в воображении просыпаются самые приятные мысли, отзывающиеся напряжением в паху. Купальщицы резвятся, плещутся, брызгаются горячей водой, звонко хохочут, балуются, ласкаются, самозабвенно и страстно целуются, сладко постанывая от удовольствия. Окружают его, жмутся к нему, трутся об него и выстраиваются в очередь, чтобы омыть его по-античному мужественное тело. Одна из купальщиц, самая смелая и дерзкая, прильнула к нему жадным ртом, провела кончиком языка по его груди, опускаясь по животу все ниже и ниже. Андерс заохал сквозь сон от предвкушения неземного наслаждения.
И разлепил глаза, несколько расстроенный и обиженный за то, что сон, как всегда, оборвался на самом интересном. Проморгался. Засомневался, не понимая, где находится, как здесь оказался, проснулся вообще или нет.
В ванной стояла белокожая, белокурая женщина. Та самая, что встретила его, когда портал выплюнул Андерса из-под потолка. На ней была лишь легкая голубая накидка до колен, настолько тонкая, что позволяла убедиться, что под ней на женщине ничего, абсолютно ничегошеньки нет.
Андерс потер глаза, плеснув на физиономию воды. Блондинка не растаяла и не исчезла. Она была реальна и материальна. И более того, подходила к ванне, призывно виляя бедрами и тихонько шлепая босыми ногами по кафелю.
Андерс нервно заозирался, инстинктивно ища подвоха, однако в ванной они были совершенно одни.
Его накрыл легкий приступ испуга. Сердце забилось чаще. Андерс заерзал, выплескивая воду через край, смутился, стыдливо прикрывая пах, — все-таки сон был слишком ярким и живописным.
Женщина приблизилась. Взглянула на Андерса сверху вниз. Открыто. Смело. Андерс не привык, чтобы женщины смотрели на него так. Это настораживало и смущало, вынуждало отводить глаза.
— Как ты себя чувствуешь? — участливо поинтересовалась блондинка и, не дождавшись ответа, продолжила: — Все хорошо? Вода не слишком горячая?
Андерс осторожно взглянул на нее, стараясь не слишком нагло пялиться на кружочки выпирающих из-под накидки сосков. Блондинка наклонилась, погружая руку в воду. Очень глубоко, касаясь пальцами бедра Андерса. Прикосновение было легким и мимолетным, но очень приятным, вызывающим мурашки. Она поняла, что ему понравилось. Ничуть не меньше как бы случайно выглянувшей из-под накидки правой груди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Женщина разогнула спину, прикрылась, стряхнула с пальцев капли. Несколько попали Андерсу на лицо, заставляя его опомниться.
— Не возражаешь, если я присоединюсь? — улыбнулась она.
Андерс состроил невероятно глупую, ошарашенную и потерянную физиономию. Женщина нашла ее уморительно смешной и звонко рассмеялась.
— Не волнуйся. Ванна широкая — нам обоим хватит места. А если нет, мы, — она подмигнула, — что-нибудь придумаем.
Она повернулась к Андерсу спиной и распахнула накидку, скидывая ее с плеч. Андерс обомлел и застыл, очень быстро приходя к выводу, что милее ямочек на пояснице и попки круглее и прелестнее не видел и никогда уже не увидит за всю свою жизнь.
Женщина бросила накидку на лавку, поправила собранные в пучок на затылке пшеничные волосы и повернулась к Андерсу передом, ни капли не смущаясь и не стесняясь наготы.
У нее была безумно красивая, не слишком большая, стоячая грудь с бледно-розовыми сосками. Подтянутая фигура с мягкими изгибами и линиями тела, стройные ноги и крепкие, упругие бедра. От середины левой ляжки по всему боку до левой груди тянулись лозы черной татуировки, сплетающиеся в витиеватый и замысловатый узор.
Андерс успел рассмотреть ее всю во всех подробностях и запомнить все. Даже маленькую родинку на ухоженном, покрытом жиденькими волосами лобке, почти на самой нежной складке, прикрывающей вожделенную щель. Андерс тяжело сглотнул, схватившись руками за края ванны, чтобы не соскользнуть под воду. Женщина широко улыбнулась, не размыкая соблазнительных, полных губ, недвусмысленно стрельнула в него глазками.
Она осторожно перекинула через край ванны ногу, поставила ее на дно. Наклонилась, оперлась рукой о плечо Андерса и забралась в ванну целиком, медленно погрузилась в воду, фыркая и довольно жмурясь от пробегающего по телу холодка, сменяющегося теплом, села Андерсу на ноги. Он ощутил приятную тяжесть ее веса, но она соврала — ванна была слишком тесной для двоих.
Андерс втянул ноздрями сладкий запах духов — голова пошла кругом. Женщина скользнула по его ногам чуть ближе. Андерс заерзал, вжимаясь в стенку ванны еще плотнее, но блондинка сильно сжала бедра, лишая его возможности двигаться.
— Не бойся, — хохотнула она, повеселев от его застенчивости, и смело прижалась к его паху. — Я не кусаюсь.
Андерс недоверчиво покосился на блондинку. Ощущение нереальности не покидало его. Все было словно в бреду, в эротическом сне.
— Вы… вы чародейка? — спросил он невпопад, хотя уже догадался сам, понял по ее неестественно ярким бирюзовым глазам.
— Чародейка, — подтвердила она. — А что? Боишься, что у меня там зубы, откушу тебе всю мужественность?
Андерс покраснел. Сделалось до неприличия жарко.
— Уверяю, зубов у меня там нет. Можешь сам убедиться, если не веришь.
Она привстала, взяла его за ладонь и потянула под воду. Андерс испугано одернул руку.
— Да расслабься же ты, дурачок! — ласково проговорила чародейка, гладя его мокрыми, прохладными ладошками по напряженным плечам. — Все кончилось, ты среди друзей, никто тебя не обидит. Тебе нечего бояться. Ну, уж точно не меня. Или ты ждешь пыток и допросов?
Андерс обиженно отвернулся. Ему не нравилось, что его мысли читают. Хотя, может, у него на роже все написано?
Чародейка повернула его лицо пальчиком, заставила смотреть на себя.
— Никто тебя не станет пытать, клянусь, — сказала она. — Я никому не позволю, ты теперь под моей защитой. Ты ведь тоже чародей. Прирожденный. А мы, чародеи, должны держаться вместе.
Она налегла на него, крепко прижалась грудями, обняла за шею. У Андерса помутнело в голове, сердце заходило ходуном. Крепкий запах духов и аромат бархатистой кожи довел его до дрожи. Он не смог сдержать стон, молясь, лишь бы не опозориться, словно девственник в первый раз.
— Хочешь, открою секрет? — горячо зашептала она в самое ухо. — Я тоже вольная. Никогда не состояла в Ложе и ненавижу ее так же, как ты. Не бойся этого толстячка в смешной мантии, он тебе ничего не сделает. Теперь ты мой… — она прикусила губами мочку и добавила после многозначительной паузы: — Ученик…
