— Интересно, что эти гальки состоят не из пород самого плато, — сказал Озеров. — Вероятно, среди лав встречаются слои конгломератов. Эти конгломераты разрушаются, и гальки из них выкрашиваются. Надо обязательно взять образцы.
Уже темнело, когда караван достиг юго-восточной оконечности плато. Здесь стена обрывов круто поворачивала на северо-запад и уходила к фиолетовым гребням далеких гор.
— Удивительно, — недоумевал Батсур, — мы прошли вдоль всего восточного края и не встретили ни наших машин, ни их следов. Я думал, они ждут нас тут.
— Да, странно, — согласился Озеров. — Странно также, что молчит их радио.
— Аркадий Михайлович, — отозвался Жора, виновато опустив глаза, — наверно, наше радио не в порядке. Послушайте, что делается в наушниках.
Озеров надел наушники, послушал, покрутил рукоятки настройки и молча передал наушники Батсуру.
Узкие глаза монгола округлились, как только он надел наушники.
— Когда это началось, Жора? — спросил Озеров, кивнув на приемник.
— Вчера вечером трещало немного, — пробормотал юноша.
— А сегодня утром?
— Сильнее, но не так, как сейчас.
— Магнитная буря? — спросил Батсур, освобождаясь от наушников.
Озеров с сомнением покачал головой.
— Жаль, что у нас нет магнитометра, — заметил Батсур.
— Проверим, как ведут себя компасы...
Все трое вытащили горные компасы и освободили стрелки. Стрелки, поколебавшись, замерли без движения.
— Никакой магнитной бури нет, — сказал Озеров, пряча компас в футляр.
Подошел Пигастер. Он уже успел слазать на ближайшую возвышенность и осмотреть в бинокль окрестности.
Услышав о неисправности радио, Пигастер взял наушники и скептически усмехнулся.
— Меня удивляет ваша наивность, господа, — сказал он. — Приемник в полном порядке. Просто где-то совсем близко, под самым нашим носом работает заглушающая станция. Станция, которая заглушает иностранные передачи.
Озеров и Батсур переглянулись и не могли удержать улыбок. Жора, которому перевели слова Пигастера, невежливо фыркнул.
— Во всяком случае, очень похоже на работу такой станции, — поправился Пигастер, подрагивая седыми бровями.
Несколько раз, пока готовили ужин, Жора брался за передатчик. Треск в наушниках не утихал, но и не усиливался. Казалось, где-то совсем рядом невидимые руки разрывали бесконечные, туго натянутые полотнища. В однообразном звенящем треске не было слышно ни одной станции.
Озеров задумчиво глядел на костер, в котором горели сухие ветви караганы. Таких помех в радиосвязи не было девять лет тому назад. С чем могут быть связаны эти странные нарушения в эфире? И какую площадь они захватили?
В эту ночь Озеров спал плохо. Ему снилось, что он блуждает в холодной непроницаемой мгле. Под ногами сыпучий песок, вокруг ветер и густая тьма. Ощупью он наткнулся на какую-то стену. Она холодна и шероховата, как базальтовые обрывы плато. В ней есть отдушины и щели. Сквозь них проникает далекий оранжевый свет и доносится треск разрываемых тканей, бесконечный треск, как в наушниках радиопередатчика.
«Это сон», — подумал он и заставил себя проснуться.
Была глубокая ночь. Чуть вспыхивал догорающий костер. В черном пронзительно холодном небе ярко искрились звезды. Ветер утих, и глубокая тишина распростерлась над пустыней.
Не вылезая из мешка, Озеров закурил трубку, лежал, прислушивался.
Жамбал, ссутулившись, неподвижно сидел у костра, обхватив руками карабин.
«Спит», — подумал Озеров.
Он выбрался из мешка, потянулся, глянул вверх и замер.
Багрово-лиловое пятно растекалось по черному небу. Оно появилось на северо-западе над плато, расширялось дрожащими волнами, бледнело, гасло. Вот уже на месте пятна снова ярко блестят потускневшие было звезды.
«Показалось, — думал Озеров, протирая глаза. — Что это? Галлюцинация, полярное сияние?..»
Он стоял, не шевелясь, не отрывая взгляда от той части неба, где появилось и исчезло багрово-лиловое пятно. Не чувствовал пронизывающего холода. И вот снова начало багроветь небо в том же самом месте. Багровое пятно разливалось среди звезд, как отблеск далекого пожара. Но это не могло быть отблеском. Светилось само небо, и сквозь красноватую вуаль продолжали мерцать звезды.
«Может, мне кажется?» — промелькнуло в голове Озерова.
Не отрывая взгляда от уже бледнеющего пятна, он принялся трясти Жамбала. Монгол вскочил, как ужаленный.
— Смотри туда, — шепнул Озеров, указывая в темное небо. Жамбал стремительно вскинул карабин.
— Нет, нет, не стреляй. Только смотри. Видишь что-нибудь?
Жамбал вытаращил широко открытые глаза и растерянно озирался.
— Видишь что-нибудь на небе? — повторил Озеров, боясь оторвать взгляд от почти исчезнувшего пятна.
— Звезда вижу... Много з-звезда, — заикаясь, проговорил Жамбал, с испугом поглядывая то на небо, то на Озерова.
— Смотри еще! — приказал Озеров. — Сейчас оно появится снова. Жамбал снова вскинул карабин.
— Нет. Только смотри, — сказал Озеров, беря у него из рук оружие.
Они долго стояли, закинув головы, смотрели в черное небо. Красноватое пятно больше не появлялось.
— Ватник надень, — прошептал Жамбал, глянув на Озерова. — Мороз...
Аркадий вдруг почувствовал, что совсем окоченел. Торопливо засунул негнущиеся руки в рукава ватника, набросил полушубок. Взгляда он не мог оторвать от той части неба, где, ярко блестел в темноте большой крест Лебедя. Временами ему казалось, что небо снова начинает краснеть, но Жамбал уверял, что ничего не видит. Багровое пятно больше не появилось.
«И все же это не была галлюцинация, — думал Озеров. — Я убежден, что видел свечение неба над плато. А вдруг это свечение и помехи в радиосвязи вызваны одним источником?»
Мысленно ругнув себя, что не подумал об этом раньше, Озеров включил радио. Ровный, звенящий треск донесся из наушников. В эфире ничего не изменилось.
Восток уже розовел. Озеров чувствовал, что уснуть он теперь не в состоянии. Необходимо было собраться с мыслями.
Вскинув за плечо карабин, он быстро пошел по каменистому плато в сторону светлеющего горизонта. Первые порывы утреннего ветра прилетели откуда-то из бескрайних просторов Заалтайской Гоби, зашелестели пучками сухой травы. Склон, по которому поднимался Озеров, закончился небольшим уступом. Ниже тянулись темные волны спящих песков.
Озеров присел на карниз шероховатого песчаника, курил, думал.
Надо во что бы то ни стало проникнуть в глубь плато, осмотреть расщелины. Он испытывал странное чувство, словно стоял на пороге открытия. Остается сделать еще шаг, поднять завесу, и все станет ясно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
