***
Когда на востоке забрезжил рассвет, я уже успела убедиться в том, что бегство из Шварцштейна было самой легкой частью моего плана. Даже летом в ночном лесу прохладно и неуютно, вздрагиваешь от каждого шороха, и — хоть я и старалась держаться неподалеку от дороги — мне всюду мерещились то люди, то звери. Даже не знаю, кто был страшнее в моем нынешнем положении беглянки. Со зверьем проще, они охотятся лишь для того, чтобы заполучить очередной обед. А вот с людьми… хм… Людей в лесу следовало сторониться. Двуногие обладали куда более богатой фантазией по сравнению с хищниками.
Вконец измотавшись и озябнув, я замедлила шаг. Баронский меч на плече давил словно каменный, в боку кололо, желудок прозрачно намекал на необходимость завтрака. Чтобы не думать о еде, я решила думать о переделке, в которую попала. Странно все это было, необъяснимо — а оттого вдвойне неприятно. С чего все началось-то? Меня выгнали из клана магов холода. Это — раз. Потом я встретила милую старушку, которая отправила меня к якобы-старичку Улли Валески. Два. По прибытии оказалось, что я уже побывала в Талье, основательно выпотрошила Валески, а сейчас зачем-то опять явилась. Три. Ну, и напоследок — барон Аугустус, Хаэлли, злые глазищи в колбах, побег. Тьфу. Если меня и дальше будет сопровождать такое же везение, то, пожалуй, проще сразу купить саван и ползти на погост. С другой стороны — я по-прежнему была жива, под рубашкой мягко шелестело рекомендательное письмо, и — я улизнула от Лерия, так и оставив его ни с чем. Последнее, правда, грозило обернуться какой-нибудь местью с его стороны, погоней, наймом магов-гончих… Похоже, мне оставалось надеяться только на то, что барон сам предпочтет поскорее забыть свою маленькую неудачу.
И все-таки: кто и зачем убил Улли Валески, при этом притворившись мной? И не слишком ли доверчивой девицей я оказалась, слушая сказки доброй Минервы?
Тем временем на королевство накатился новый день. Взошедшее солнце сверкало в бриллиантах росинок, сочная трава шуршала под ногами, в кустах проходило соревнование певчих птиц. Все еще ежась, я пошла быстрее, свернула к дороге, которая в столь раннее время оказалась пустой как интернатская похлебка. Я немного воспрянула духом, зашагала чуть бодрее, и даже меч Лерия уже не казался каменной глыбой.
Все-таки быть магом-вышивальщиком — не так уж и плохо. Будь я простым магом холода, разве смогла бы я убедить Лерия в том, что мне следует удалиться восвояси? Хм… Хотя, наверное, магу холода это сделать было бы куда проще, особенно если занести над головой барона гигантскую сосульку.
— Охр! — вырвалось у меня невольно.
Замечталась, дурочка! Теперь и в заросли бросаться поздно. И откуда они взялись-то, посреди дороги? Эх, не уследила, задумалась… Плохо.
В каких-нибудь десяти шагах на дороге стояла занятная троица: верзила с подозрительно оливковой кожей и тяжелой челюстью, хлипкий на вид мужичонка в лохмотьях и рослый парень с черной повязкой на глазу. Похоже было на то, что я нарвалась на самых обычных разбойников.
— Эй, ты, — крикнули мне, — гони сумку и меч. Мож, еще живым отсюда уйдешь.
Я обреченно оглянулась: дорога позади была пуста. Ни души. В кустах вдоль обочины пели птицы, и солнце поднималось все выше и выше. Страх, дремлющий до сих пор, внезапно встрепенулся, вцепился стальными коготками в сердце. Охр. Что делать-то? Бежать? Догонят. Отдать сумку и меч? Что за ерунда. Эти вряд ли отпустят, и глупо пытаться от них откупиться…
— У меня ничего нет, — выдохнула я, глядя на приближающуюся гибель.
Парень был примерно моих лет, широкоплечий, рыжие лохмы сбились в колтун. Зеленокожий — что ж, кажется он и вправду полукровка. Одни клыки чего стоят, и эти свиные глазки. Хлюпик в нищенских тряпках чуть приотстал, вышагивал вальяжно как господин к поданному экипажу…
— Давай-давай, — почти дружелюбно сказал рыжий. Полукровка смачно плюнул себе под ноги.
Я невольно попятилась, поднимая меч.
— Гляди-ка, а железка у него хорошая, — присвистнул из-за их спин оборванец, — парни, давайте быстрее уже, а то еще кто ехать будет.
— А что нам еще кто? И их туда же, — сонно, обыденно и оттого очень страшно отозвался полуорк.
И вот тогда мне стало по-настоящему жутко. Хайо, зачем я здесь? Почему меня понесло именно по этой дороге? Зачем?
Невольно продолжая пятиться, я занимала оборонительную позицию — так, как учили боевых магов в интернате. Во рту плавала горечь, но мысли оставались четкими, ясными как солнечное зимнее утро. Еще одно быстрое движение — и сумка с бисером и нитками мягко осела в дорожную пыль. Правильно, она ведь только помешает, а если меня убьют — то уже не понадобится.
А они все подходили и подходили, и вот уже одноглазый выхватывает из потертых ножен плохонький меч, ржавый и иззубренный, полуорк берется за кастет, разминает огромные кулачищи.
— Н-не… не подходите, — шепчу я, понимая, что еще миг — и мне придется драться. Уже по-настоящему. С риском погибнуть самой и, уж конечно, отправить к Хайо кого-нибудь из этих лихих молодчиков.
— У-тю-тю, ах ты, мой сладенький, — полуорк заржал, — а маму что не зовешь?
Я промолчала — и правильно сделала, потому что в следующее мгновение рыжий метнулся ко мне, обманным маневром занося меч повыше, в то время как вторая его рука уже сжимала кинжал-дагу.
— Н-не… — успела выдохнуть я. И все.
Факультатив боевых магов, потом уроки эльфа. Тело оказалось быстрее мыслей, меч барона пропел смертельную песнь — и рука с кинжалом упала в пыль. Подпрыгнула на дороге с отвратительным хлюпающим звуком. Парень завопил, кровь брызнула струей, падая крупными черными ягодами в пыль. Я бы тоже заорала, но челюсти свело так, что, казалось, сейчас зубы крошиться начнут.
— Ах ты, сучонок! — полуорк сгреб в охапку стремительно бледнеющего подельника, сжал пострадавшую руку выше локтя, — ну, держись!
Но вместо того, чтобы броситься в бой, принялся спешно отрывать грязный рукав рубахи. А я… оглянулась. Позади была пустая дорога. Бежать? Может быть, бросить все — и ходу, пока они заняты?
…Треньк.
В живот что-то ударило, и мир качнулся, уходя куда-то в бок. Инстинктивно щупаю пострадавшее место, пальцы натыкаются на оперение стрелы. Хайо! Стрела. В моем животе. Что ж так быстро-то, а?..
А потом просыпается боль, расправляет крылья, чтобы взмыть в небо цвета расплавленного свинца. Я начинаю плыть, все быстрее и быстрее, в сумерки, в бархатную ночь. Я знаю, что они топчутся рядом. Их руки шарят по моему телу, выискивая все ценное, что можно зашить в одежду. Последнее, что различает ухо — злорадный вопль:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
