– Да, но дьявол всегда выходит из облака серного дыма, – возразил ему Граубергер. – И ад называют пеклом. Я уже не говорю о геенне огненной.
– Да и ведьм сжигали на кострах, – подал голос Жиров.
– И еще еретиков, – добавил Стас. – Людей, чьи убеждения шли вразрез с официально одобренной религиозной доктриной.
Мария кивнула:
– Верно. Во многих религиях огонь непосредственно связан с потусторонним миром. Издавна люди переправляли на небо тела своих мертвецов посредством огня.
– Вы говорите о кремации? – уточнил Виктор.
– Именно. Считалось, что вместе с дымом душа человека возносится в высшие сферы. Но в христианстве огонь скорее злая стихия, чем добрая. Огонь – стихия демонов. Недаром Данте Алигьери, поместив Люцифера в девятый круг ада, вморозил его в лед. А теперь давайте поговорим о магических культах, в которых использовался огонь. Прежде всего вспомним о шаманских кострах. Когда шаман собирался отправиться в загробный мир, первым делом он разжигал костер…
Мария рассказывала спокойно и деловито, почти скучно. Она чувствовала повышенный интерес ребят к теме лекции и намеренно снижала пафос.
Наконец закончила свой долгий монолог и спросила:
– У кого-нибудь есть вопросы?
– А как вы думаете, куда отправился Сабуров? – поинтересовался Виктор Бронников. – Ведь он сгорел живьем. А это совсем не то, что кремация мертвого тела.
– Добавь еще то, что Сабуров покончил жизнь самоубийством, – сказал, подергивая курчавую бородку, Эдик Граубергер.
Но Виктор в ответ на его замечание лишь пожал плечами, словно не видел большой разницы между самоубийством и убийством.
– Не думаю, что это стоит обсуждать, – сказала Мария.
– Почему? – удивился Граубергер.
– Потому что… – Прозвеневший звонок не дал ей закончить фразу.
Мария откинулась на спинку кресла, облегченно вздохнула и сказала:
– Все свободны.
– А репетиция сегодня будет? – поинтересовался Бронников.
– Сегодня – нет, но завтра – да. Всего доброго.
Последним аудиторию покидал Малевич. Дождавшись, пока остальные студенты выйдут, он остановился возле стола Марии.
– Вот то, что я обещал, – тихо сообщил Стас, зыркнув глазами по сторонам, и вложил в ладонь Марии полиэтиленовый пакетик. Она спрятала его в карман кофты и спросила:
– Сколько с меня?
– Сто баксов.
– Ты уверен?
– На все сто, – с усмешкой скаламбурил Стас.
Мария достала было бумажник, но он положил пальцы на ее руку и отрицательно качнул головой:
– Нет. Потом рассчитаемся.
– Но я…
– Потом, – повторил Малевич. Он помолчал несколько секунд и вдруг негромко проговорил: – Мария Степановна, я никогда не продавал «дурь» преподавателям.
– Всегда бывает первый раз, правда?
– Конечно. Но я бы хотел, чтобы это осталось между нами.
– Само собой.
Стас улыбнулся.
– Вот и хорошо. Если понадобится еще что-нибудь – обращайтесь.
3
На кафедре Мария застала одного лишь Ковалева.
– А где остальные? – спросила она.
– Кто где, – сухо отозвался Ковалев. – А вам, собственно, кто нужен?
– Я просто спросила. Не возражаете, если я выпью здесь кофе?
Ковалев, на мгновение отведя взгляд, поблуждал им по стеллажам с книгами, потом слегка пожал плечами.
– Пожалуйста.
Мария прошла к кофейнику и занялась приготовлением кофе. Она чувствовала, что Ковалев наблюдает за ней. Наконец кофе был готов. Мария взяла чашку и прошла к журнальному столику.
– Простите, забыла спросить: может, и вы хотите?
Мария ожидала живой реакции, но Ковалев откинулся в кресле, перевел взгляд с нее на стену и задумчиво сказал:
– Нет, спасибо.
Потом оглядел Варламову с ног до головы, задержался взглядом – взглядом инквизитора на ее лице. Этот человек, показавшийся ей поначалу таким славным и забавным, готов был собственноручно сжечь ее на костре.
Секунд тридцать Ковалев смотрел на нее, и Мария не слышала других звуков, кроме его дыхания. И вдруг он сказал:
– Если разобраться, не такое уж вы и большое зло. Вы что-то вроде мелкого беса. Но любой пожар начинается с маленькой искры. И я не хочу, чтобы вы тут… искрили. На факультете учились и преподавали мои дед и отец. Я, в каком-то смысле, продолжаю их дело. И в настоящий момент вижу свой долг в том, чтобы выковырять занозу, пока она не привела к нагноению и воспалению.
– Заноза – это я?
– Не только, – сказал Ковалев, обкусывая заусеницу на большом пальце. – Все удивляются, почему Завадский к вам благоволит. Но я-то знаю почему. Болезнь жены свела его с ума. День за днем, месяц за месяцем он убирает за ней дерьмо и наблюдает, как она угасает. Тут и самый стойкий ум рехнется.
– А вы, вероятно, метите на его место? – осведомилась Мария, отпив кофе.
Ковалев пожал плечами:
– Почему бы и нет? Из меня вышел бы неплохой завкафедрой.
– Завадский не отдаст вам свое место. Он умный человек и понимает, что вы за фрукт. Рано или поздно вам дадут пинок под зад и вышибут с кафедры.
Лицо Ковалева скривилось.
– Я не стану с вами ругаться. Вы меня не вынудите. Я просто здорово испорчу вам жизнь. – Он бросил неприязненный взгляд на Марию и вежливо осведомился: – Говорят, вы лечились в психиатрической клинике?
– Было дело.
– Уверены, что долечились? У меня есть влиятельные знакомые в психиатрических кругах. Могу посодействовать.
– Думаю, вы свяжетесь с ними и без моего согласия.
Ковалев усмехнулся, глядя на собеседницу сквозь ироничный прищур.
– Вы правы. На войне все средства хороши. И если я не могу вас сжечь, то запереть в палате для умалишенных вполне в моих силах.
Это был весомый аргумент. Марии пришлось признать, что конфликт и вправду может иметь неприятные последствия. Однако когда Ковалев вновь уставился на нее своими голубыми глазами, не отвела взгляд. И мужчина, должно быть, расценил это как принятие вызова.
– Приятно было поболтать, – бросил он беззаботным, но полным яда голосом. Затем поднялся и добавил: – Засим разрешите откланяться.
Мария, не в силах больше выносить злобного хорька, с холодной иронией бросила:
– Откланяйтесь. Похоже, ни на что другое, кроме поклонов, вы не годитесь.
Лицо Ковалева вытянулось, скулы напряглись, пальцы на руках сжались в кулаки. Мария знала, что сейчас он готов стереть ее в порошок, и это доставило ей удовольствие.
Ковалев пробормотал нечто невразумительное, угрожающе и выскочил из кабинета.
Варламова откинулась на спинку стула, улыбнувшись. Конечно, не слишком большой реванш, но после него несколько минут она чувствовала себя лучше.
А через десять минут вышла в горьковатый уличный воздух и закурила сигарету. Ноги гудели от усталости. Да и голове было не легче. Марии начинало казаться, что она уже перестала соображать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
