С другой стороны, и государственный строй империи катастрофически отставал от начатого Столыпиным. Столыпинская версия «модернизации по-прусски», делая сильные шаг по германскому пути в экономике, не могла их политически дополнить по-прусски. Решающее слово остается за царем, его окружением и консерваторами двора. Это заставляло Ленина отклонять «ликвидаторские» умонастроения партийцев, считавших, что шансов у революции больше нет. Ленин переопределяет повестку дня, оставляя в центре идею перехода России к «американскому пути» развития.
Надо заметить, что мировая война 1914 года станет и конкурсом моделей модернизации. Крах потерпели страны, которые далеко продвинулись по «прусскому пути», как Германия и Австро-Венгрия, либо только вступали на него, как Россия. Революция случилась только в странах прусской модели развития. Столыпин действовал смело, но внедрял в России неустойчивую модель. Его реформа стала последним шансом старой России, и она же дала новый шанс русской революции. Столыпин в конце концов сработал на Ленина.
Конечно, тут не было запрограммированной неудачи. У Ленина есть маленькая заметка, где он тонко замечает: равнодействующая пока неясна. В соотношении двух шансов — последнего шанса империи и шанса революции в империи — не было гарантированного результата. Активность малых групп приобретала большое значение — вплоть до роли отдельных людей. Разве убийство Столыпина — маловажный факт в группе фактов? Это существенно так же, как соотношение сил в революционном лагере, включая фигуру Ленина.
Важно и кто был против. С. Ю. Витте в это время был против Столыпина. Консервативные круги в Государственном совете были против, а Витте был лидером консервативного крыла Госсовета. Помимо личных амбиций играла роль и догадка, что столыпинская ломка не отдалит, а приблизит революцию. Умный Витте вполне мог так думать. И по замыслу, и по логике Столыпинская реформа рассчитана была на ограниченное во времени преобразование тотального масштаба. Решалась проблема, не решенная за четыре века исторического существования России! Но каким же путем решалась?
Скажем, из общины за годы реформы вывели полтора миллиона семей крестьян: это много или мало? Конечно, для нескольких лет это много. А то, что две трети семей остались в общине, много или мало? Весомы и полтора миллиона вышедших из общины, и не менее весомы две трети оставшихся, которые этому сопротивляются. Сами не вышли и противятся всем, кто хочет выйти.
Сопротивление крестьян фокусируется на землеотводе. Какого сорта земли и куда уводят? Пока есть община, она сама перераспределяет земли. Вот тебе в одном месте кусочек хорошей земли, в другом — кусочек похуже, в третьем месте совсем плохой, дальноземелье прибавляется.
Но выход из общины — это увод земель из нее. Даже при частичном выходе ты уводишь с собой землю, а увод земель деформирует всю общинную структуру. Тем более что реформа осуществлялась привычными административными ухватками. Крестьяне сопротивлялись не абстрактной концепции реформы — они противились уводу земель и нажиму, который оказывали на них власти. Резкие случаи протеста, вызвавшие подавление военной силой и расстрелы, связаны были с тем, что из общины не давали выйти желающим. Вот где было столкновение и конфликт. Я не говорю уже о грубых случаях: общины, где давно не было передела, одним законом прямо перевели под раздел — простым административным порядком.
Что Столыпин думал переменить? Административный строй России, а не политический. Он хотел переменить механизм управления. С этой точки зрения он и Думу рассматривал лояльно, как то, что должно теперь постоянно быть в управляемой России. Его газета «Россия» — собственный его, личный официоз — писала: раз нам нужна Дума, значит, в ней нужны правые, левые и центр — иначе какая же Дума? Столыпин хотел провести реформу местного управления, но наткнувшись на яростное сопротивление консервативного дворянского аппарата, потерпел полную неудачу.
Наконец, была его полная личная неудача с царем. Убийству Столыпина предшествовало внутреннее состоявшееся решение Николая о его отставке. Царь ведь не легко на все это пошел. Когда в правительстве обсуждали проект столыпинской реформы, кто-то из ее противников сослался на старую резолюцию Николая. Дело в том, что резолюции, которые накладывал царь на прочитанных им бумагах, в России имели юридическую силу директивы. Их покрывали лаком, сохраняя для руководства. И на одной бумаге 1902 года, где губернатор высказывался против общины, Николай II написал: «Да, это, вероятно, правильно, но я никогда не соглашусь на уничтожение общины».
Речь шла о краеугольных основах государственного мышления России. В государственной философии абсолютизма сохранение общинного строя стало социальным принципом. Фронт врагов Столыпинской реформы был так велик, что даже среди кадетов у нее были противники. А крестьяне отнеслись по-всякому. Среди монархических крестьян многие были решительно против реформы.
Столыпин не пытался менять политический строй, но управляемую Россию изменить попытался. Рядом с абсолютизмом царя он создал абсолютизм правительства и на этом пути потерпел финальную неудачу. Были столыпинские губернаторы, люди в администрации, которые понимали необходимость нововведений, но таких меньшинство. Достаточно посмотреть галерею лиц глав правительства после Столыпина и до конца существования монархии, чтоб понять, кто был империи «социально близким».
Машина империи продолжала вертеться на старом ходу. Во многих губерниях о Думе и не знали, люди на управлении сидели прежние — обновить административный аппарат Столыпин не смог.
85. Существовало ли государство в Российской империи? Казенная модернизация: организации или институты?
— То, что звалось «государством» в старой России — это очень своеобразная властная архаика. Открытая возможности использования любых новаций, иногда даже с опережением европейских. В России действовало громадное так называемое казенное хозяйство. Например, железные дороги рядом с частными. Хотя у Витте и частные были полуказенными — как все его «железнодорожное правительство», с типовой фигурой железнодорожного генерала.
На казенном деле зиждилась модернизация и индустриализация России. Заложенная с конца XIX века комбинация строительства железных дорог, гигантских займов и скороспелого создания отраслей промышленности, которые обеспечивали работой строительство. С успешным привлечением иностранных капиталов. Колоссальная социально-финансовая утопия — связать Империю путейскими обручами. И перестроить, не меняя уклада жизни в помещичьем хозяйстве, не конфликтуя с дворянством. В каждом месте страны распадается архаика — а сквозь глухомань и распад тянут Великий сибирский путь на вполне американском уровне. И во всем, что возникает — Донбасс с знаменитой Юзовкой, машиностроительные заводы, Баку, — как-то участвует казна. Во внешней экспансии закладывались оригинальные вещи. Скажем, в Манчжурии возникла комбинация из железной дороги и Русско-Китайского банка. В котором был французский капитал, но преобладали правительственные российские деньги.
Режим власти, который внутренне себя изжил, легко шел на новации. Другой вопрос: в какой степени те затрагивали фундамент повседневности и как на ней отражались? Все строилось на зыбкой фактически негосударственной основе.
Внутренние накопления шли на военно-административную машину и финансовую поддержку дворянства, особенно петербургского. Так называемый ипотечный кредит занимал непомерное место в российских финансах по сравнению с другими странами. Интерпретировать обращение России к иностранным биржам в терминах «полуколониальной зависимости» глупо — а на чьи деньги выросла Америка? Но все сильней затруднения в развитии внутренней производительности, которая дала бы возможность справляться с долгами. Вернуть долги предполагали путем колониальной экспансии в Азию.
— Тогда меняется знак вопроса — «насколько развитие проникало внутрь». Ведь можно счесть, что оно слишком уж проникало внутрь фундамента Империи, подтачивая ее и дестабилизируя. Разве нормально, чтоб при таких масштабных успехах возникло столь черное их отражение в публичном сознании? Даже в сознании самих же чиновников. Империя ведь была еще и культуртрегерская махина. Просвещение входило в ее программу как то, от чего она не могла отказаться.
— Это верно, конечно. Какие имперские амбиции без европейских связей! Я уже не говорю о династических узах, их переплетениях.
У нас неверно изображают упадок старой России и ее внутреннего вырождения. Он шел не плавным понижающим трендом — ниже, еще ниже… Он шел рывками, и конец XIX века — время, когда Россия вновь, причем успешно, притязала на роль мировой державы. Пока путейцы Витте связывали Империю, ее экспансия шла во все стороны: Персия, Китай. С доминирующей идеей — средствами дипломатии заготовить рынки для русского капитала и промышленности на будущее. Саму экономику при этом форсировали. Процесс был скоропостижный, а с конца XIX века стал обвально быстрым. Цель — успеть модернизировать производство, не останавливаясь ни перед какими займами, покуда крестьянин все терпит.
