— Работает он в хитром месте… — Алкаш сплюнул. — А где? Вот в чем вопрос! — По непонятной ассоциации алкаш вспомнил: — Слыхал пословицу? «Не говори, что знаешь, а знай, что говоришь!»
Был он нетороплив, не зная, чем заняться.
Качан вел свою линию.
— Может домой к нему зайти…
— А вон, подъезд. Только вряд ли ты его застанешь.
— Да? Ты про него говоришь? Про Юрку?
— Да он! Волок! Я тут всех знаю. Постоянных, конечно…
Он снова сплюнул. Все недолгое время, пока они говорили, он часто и коротко сплевывал себе под ноги.
— Может жена чего знает?
— Я ее что-то давно не вижу. Может в деревне?
— С детьми?
— Куда их денешь! Мальчик и девочка у него…
— Деревня их далеко?
— Где-то по Белорусскому ходу.
Качан взглянул на часы. Теперь следовало чуть прерваться. У него еще было время, хотя и не много.
Сомнительные личности сновали мимо — от арки во двор магазина. Там открыто торговали самогоном.
То в одном, то в другом углу двора выспыхивали острые дискуссии по поводу наболевшего.
Один из самогонщиков подошел к собеседнику Качана:
— Можно тебя?
— Ну!
Алкаша хотели привлечь в качестве специалиста-консультанта.
— Такая проблема. По-моему, дрожжи не гуляют!..
— А ты кефирчика пробовал?! — Собеседник сплюнул важно.
— На горохе тоже хорошо! — Самогонщик отошел.
— Кто говорит про горох…
Качан не позволил его мыслям растечься по бескрайнему древу.
— Считаешь, должок за ним не пропадет…
— Ни в коем разе. А водки он тебе сколько хочешь сделает в любой момент…
— Тут у вас разве не менты очередь устанавливают?
— А что ему менты? Он их всех знает… Ты вечером приходи — увидишь! Как король приедет…
— У него машина?
— «Москвич». Четыреста двадцать седьмой. Небесного цвета.
Одна из темных личностей, вертевшихся вокруг очереди, приблизилась в неподходящий момент:
— Не знаете — е с т ь?
Вопрос было понят, хотя в нем начисто отсутствовало подлежащее. Не упоминалось оно и в предыдущем контексте.
Собеседник Качана объяснил кратко:
— Я сейчас не бухаю, земляк…
— Ну!
— Поэтому не слежу. Не знаю!
Темная личность отошла. Качан стимулировал собеседника сигаретой.
Они еще поговорили. Качан снова взглянул на часы.
Теперь у него было два графика — служебный и свой личный, причем весьма сложный. Верка должна была съездить домой в Барыбино и веруться в Москву — будто бы в поликлинику.
Отчим Верки опять был на службе. На этот раз его проводили на сутки. Договоренность с матерью оставалась в силе: после ее ухода ключи от квартиры должны были вновь оказаться в почтовом ящике.
Если на вокзале ничего не случиться, сразу после установки, Борька должен был подъехать в Текстильщики, и к Веркиному приезду снова ждать Верку на остановке.
Верка занимала все его мысли. Качан не мог вспомнить, чтобы с ним было такое. Он ни о чем больше не мог думать. Сама Верка говорила, что с ней происходит то же самое. Да он и сам видел. Ее начинала бить дрожь сразу, едва они оказывались вдвоем…
Сегодня им предстояло встретиться дважды.
Верка сказала, что уговорит мать под вечер поехать — навестить подругу…
«Тогда, мы сможем повидаться еще раз…»
Качан отогнал мысли о Верке. Продолжил:
— Как он вообще-то?
— Вот такой мужик! — Алкаш поднял грязноватый палец. — Водки нет, но Волок тебе всегда сделает…
Логика была железной.
— Работает, что ли, в магазине?
— Работает, я сказал тебе уже, он в хитром месте…
— Чего же это такое?..
— Типа заказника. Мужик он солидный… — У алкаша появилась возможность намекнуть на то, что и сам тоже не лыком шит, — тут он как-то ка мне обратился…
Качан был само внимание.
— Да?..
— Спрашивал про строительный вагончик… Знаешь: строители ставят? С отоплением…
— Ну! А где ставить? В деревне?!
— Не ему. Кто-то его просил.
— И чего ты? Достал?
— Я поинтересовался кое у кого. Но пока что-то не подворачивается.
Качан машинально взглянул на часы.
— Жаль я раньше не знал. Есть у меня кент…
— Здорово бы…
— Вместе и махнули б… — Качан продолжил с ходу. — Волок сам обычно за рулем?
— Иногда его друг сядет…
— Точно! — Качан не ожидал, что вот так — случайно зацепит и вагончик, и напарника. Он не пропустил моментю — Тогда с ним тоже друг был! Коренастый…
— При галстуке?
— В пуловере и кожаной куртке.
— Он! Вместе работают…
— Давно их видел?
— Недавно…
Качану теперь необыкновенно везло. С тех пор как появилась Верка.
Пора было отрабатывать концовку. Иначе алкаш мог рассказать Волоку о мужике, который его разыскивал у магазина.
— Хороший малый этот Волок, — Качан подумал. — И жалко его… — Он вздохнул. — Где он ступню потерял? Машина сбила? Или отморозил?
Алкаш взглянул ошалело:
— Как потерял?
— Он же на протезе!
Несколько минут алкаш вяло препирался. Пришлось признать:
— Тогда это не Волок! Это Павка Корчагин! Кличка у него такая! Но Павка уже не молодой…
— Павка! — Качан несильно ударил себя по лбу. — А чего я Волока приплел?!
— Так и говори! Павка! А то Волок! — В алкаше родились высокие воспоминания. — Мы с Павкой можно сказать мировое открытие сделали. «Голубой лосьон» видел? Голубой, как морская вода…
— Ну!
— Сто двадцать граммов, но сразу ты не выпьешь! С ног валит! Такая штука…
— Как его встретить, Павку?
— Должен скоро появиться. Я его сегодня еще не видел.
— А чего делает?
— Может бутылки сдает. Павка, он и есть Павка… Но перед тем, как закрывать магазин, все равно соберутся…
Качан мог быть доволен концовкой.
Алкаш ничего не заподозрил.
Из ближайшего автомата Качан позвонил в отдел.
— Качан докладывает…
Игумнов внимательно слушал. Сразу ухватил главное
«Строительный домик! Волок искал для кого-то времянку…»
По стопам Качана теперь можно было направить своего человека.
Предлог был найден.
ГОЛИЦЫН, ВОЛОКОВ
Охота выдалась знатная…
В Москву из Спецохотхозяйства возвращались с ветерком.
Машину вел Волоков — сильно хвативший после поля.
— Осторожнее… — Голицын сидел рядом, тоже изрядно поддатый. Он даже не просил руль, чтобы предаться излюбленному развлечению — подрезать по дороге «чайников».
— Ничего, я слежу… — Волок был аккуратен. — А если сыграем в ящик, то, по крайней мере, не на кого будет обижаться…
Охота на кабанов-секачей, учитывая время года, была лицензионная. Потом, как водится, отпраздновали успех, обмыли трофеи. Да, видать, слишком сильно.
На границе Москвы, у Кольцевой Автодороги, вдруг вспомнил:
— Посмотри, как он там…
На заднем сидении спал один из привилигированных охотников — Георгий Романиди. Остаток ночи он провел с егерями, промерз. Выпив, сразу отключился. Теперь лежал трупом.
Голицын обернулся, потом приказал Волокову:
— Прижмись к обочине. Перевернем его на бок…
Волок был настроен беспечно:
— Ничего! У меня чехлы в полиэтилене!
— Я не о том! Не захлебнулся бы рвотой. Куда мы потом с трупом?
— В болото! К Сергею Джабарову…
— Да, тормози ты! — Голицын рванул Волока за руку.
Остановились на обочине. Вышли, синхронно, с двух сторон одновременно хлопнули обеими передними дверцами. Так же враз открыли две задние.
Вмешательство оказалось своевременным. Георгий Романиди лежал на спине неподвижно. Непокрытая, с тускло алюминиевым отливом волос на висках голова была запрокинута, застывший в гримасе рот напряжен.
Волок нагнулся, провел перчаткой по губам — охотник сделал глотательное движение.
— Живой!
Романиди положили набок, он даже не почувствовал.
Волоков поднял валявшуюся между сиденьями меховую шапку, положил на сидение. Шапка была дорогая, из меха оппосума.
«Где они их только достают?»
Об этом стоило поинтересоваться у Сабанеева.
Виталька остался в охотхозяйстве, там все еще гремели пробки от открываемого «Шампанского».
Голицын, подошедший со стороны ног охотника, залюбовался собачьими унтами, притянутыми сверху инкрустированными застежками поверх икр.
Куртка была тоже добротная. Тот, кто ее шил, придумал десятки разумных усовершенстовований — вделанный в полу спичечный коробок, короткие ножны в рукаве…
— Поехали…
Двинулись в путь. В Москву въехали полные неясных проектов. Долго молчали, пока Волок крутил проспектом, а затем Садовым Кольцом.
«Может кинуть мужика?»
Жизнь, которую они вели последние недели их до конца развратила. А ведь еще недавно они рисковали собой совсем на другой ниве.
