Елисей пошел однажды в воскресенье. Он побывал на людях, набрался бодрости и веселья, разохотился и, прийдя, внес оживление в землянку Акселя.
Да и Варвара сама была не из таких, чтоб ею стоило пренебречь. Во всяком случае, в глуши она была единственная, она играла на гитаре и бойко разговаривала, вдобавок и пахло от нее не бирючиной, а настоящими духами, одеколоном. Елисей, со своей стороны, дал понять, что он приехал домой только на побывку, в отпуск, скоро его опять потребуют в контору. Да, все– таки приятно побывать дома, на старом пепелище, и сейчас ему одному отвели всю светелку. Но, конечно, это не город!
– Да, об этом что и говорить, деревня уж не то, что город! – поддержала Варвара.
– Аксель совсем стушевался перед этими двумя горожанами, он заскучал и пошел смотреть землю. Они остались одни, и Елисей совсем осмелел. Он рассказал, как был в соседнем селе и похоронил своего дядю, не забыл рассказать и о том, что держал речь над гробом.
Уходя, он попросил Варвару проводить его немножко. Ну, нет, извините!
– Разве в городе принято, чтоб дамы провожали кавалеров? – спросила она.
Елисей покраснел и понял, что оскорбил ее.
А в следующее воскресенье опять отправился в Лунное и на этот раз захватил с собой тросточку. Они разговаривали, как и в прошлый раз, и опять Аксель остался не при чем:
– У твоего отца большая усадьба, и он страсть как застроился, – сказала она.
– Да, да, он и сейчас строит. Отцу-то что! – ответил Елисей и прибавил, чтоб похвастать: – вот нам, беднякам, хуже!
– Как так?
– А разве вы не слыхали? У него недавно были шведские миллионеры и купили медную скалу.
– Что ты говоришь? Так он получил много денег?
– Ужасно много. Не подумай, что я хвастаю, но только целую кучу тысяч.
Да, так что я хотел сказать? Ты говоришь: строит? Я вижу, у тебя тоже лежат бревна, а ты сам когда будешь строить?
Варвара ответила за Акселя:
– Никогда!
Никогда! – это просто задор и преувеличение. Аксель наломал камней еще в прошлую осень и перевез их на хутор зимой, в этом году в промежутках между полевыми работами он сложил фундамент с подвалом и всем, что полагалось, оставалось только сколотить сруб. Он надеялся подвести избу под крышу еще осенью и собирался попросить Сиверта прийти на несколько дней помочь ему, – что скажет на это Елисей?
– Ну, что ж. Но ты можешь взять и меня, – с улыбкой сказал Елисей.
– Вас? – почтительно спросил Аксель, вдруг переходя на «вы». – У вас талант на другое.
Как приятно быть признанным даже и в глуши!
– Боюсь только, что руки мои не очень на это годятся, – жеманно сказал Елисей.
– Покажи-ка! – промолвила Варвара и взяла его руку. Аксель опять остался вне разговора и вышел, они снова остались одни. Они были ровесники, вместе учились в школе, вместе играли, целовались и бегали, теперь они с бесконечной важностью освежали свои детские воспоминания, и Варвара немножко кокетничала. Понятно, Елисей был не то, что важные конторщики в Бергене, носившие очки и золотые часы, но здесь, в глуши, и он был барином, этого у него не отнимешь! Она вынула и показала ему свою бергенскую фотографию, вот какая она была тогда, а теперь!
– А чем же ты плоха теперь? – спросил он.
– Ну, так по-твоему я не очень подурнела?
– Подурнела! Скажу тебе раз навсегда, что по-моему ты стала вдвое красивее, – сказал он, – во всяком случае, полнее. Подурнела? Нет, это великолепно!
– А ты не находишь, что на мне здесь красивое платье, с вырезом у шеи и сзади? И я носила серебряную цепочку, – видишь? Она стоила очень дорого, мне подарил ее один из конторщиков, у которых я служила. Но потом ее потеряла.
Не то что потеряла, а мне понадобились деньги на дорогу домой.
Елисей спросил:
– Можно мне взять эту карточку?
– Взять? А что ты мне дашь за нее?
О, Елисей отлично знал, что на это ответить, но не посмел.
– Я тоже снимусь, как приеду в город, и пришлю тебе свою, – ответил он.
Она спрятала карточку и сказала:
– Нет, у меня только одна эта и осталась.
Тогда мрак заволок его юное сердце, и он протянул руку за карточкой.
– Ну, тогда дай мне за нее что-нибудь сейчас! – смеясь сказала она. Он обнял ее и крепко-крепко расцеловал.
Стеснение между ними исчезло. Елисей совсем расцвел и превзошел самого себя. Они любезничали, шутили и смеялись. Он предложил перейти на «ты».
– Когда ты взяла меня за руку, ты была прелестна, словно лебедь, – сказал он.
– Да, да, вот ты скоро уедешь в город и никогда больше сюда не вернешься, – ответила Варвара.
– Неужели ты такого плохого мнения обо мне? – спросил он.
– Ну да разве у тебя никого нет, кто бы тебя там задержал?
– Нет. Между нами говоря, я ни с кем не помолвлен, – сказал он.
– Как же! Наверно, помолвлен.
– Нет, говорю тебе, это истинная правда.
Они долго любезничали, Елисей окончательно влюбился:
– Я буду писать тебе, – сказал он. – Можно?
– Да, – ответила она.
– Я не хочу быть назойливым и делать это без разрешения. – Вдруг его охватила ревность и он спросил. – Я слышал, что ты помолвлена с Акселем, правда это?
– С ним-то, с Акселем! – сказала она так презрительно, что он успокоился.
– Пусть себе походит! – сказала она. Но тут же раскаялась и прибавила: – Но сам по себе он ничего, Аксель-то. И он выписал для меня газету и часто делает подарки, это уж надо сказать.
– Боже сохрани! – согласился Елисей, – он может быть самым выдающимся и замечательным человеком в своем роде, но суть не в этом.
Однако, при мысли об Акселе Варвара, должно быть, забеспокоилась, она встала и сказала Елисею:
– А теперь тебе пора уходить, потому что мне надо на скотный двор!
В следующее воскресенье Елисей пошел значительно позднее, чем в те разы, и захватил с собой письмо. Вот-то было письмецо! Целая неделя восторга и головоломной работы; он выносил его, вызубрил наизусть: «Фрекен Варваре Бредесен, вот уже два или три раза имел я невыразимое для меня счастье видеть тебя…»
Вечер был такой поздний, что Варвара наверное уже управилась на скотном дворе, а, может, даже и легла спать. Не беда, так даже лучше. Но Варвара не спала и сидела в землянке. И вид у нее был такой, как будто она совсем не хотела быть ласковой, ни капельки, у Елисея создалось впечатление, что Аксель оттер его и пожалуй, пробрал ее.
– Пожалуйста, вот письмо, которое я обещал тебе!
– Спасибо! – сказала она, распечатала письмо и прочла без видимой радости.
– Хотела бы я уметь так хорошо писать, как ты! – сказала она.
Он был разочарован. Что он сделал? Что с ней? И где Аксель? Ушел. Может быть, ему надоели эти настойчивые воскресные визиты, и ему захотелось уйти из дому, а, может быть, нашлось нужное дело, потому что он ушел в село еще вчера.
– Что ты сидишь в душной землянке в такой прелестный вечер? Пойдем погуляем! – сказал Елисей.
– Я дожидаюсь Акселя, – ответила она.
– Акселя? Что же, ты не можешь жить без Акселя?
– Могу, но ведь надо же его покормить, когда он вернется.
Время шло, пропадало даром, близость между ними не устанавливалась.
Варвара продолжала капризничать. Он попробовал опять рассказать о соседнем селе и опять не забыл про свою речь над гробом.
– Сказал-то я немного, но кое у кого вызвал слезы.
– Ну, – промолвила она.
– А в воскресенье был в церкви.
– Что тебе там понадобилось?
– Ну, понадобилось? Просто пошел посмотреть. Священник, по моему скромному мнению, неважный проповедник, у него нет никаких хороших приемов.
Время шло.
– Как по-твоему, что подумает Аксель, если он застанет тебя здесь и нынче вечером? – сказала вдруг Варвара.
О, если бы она ударила его прямо в грудь, он был бы не менее ошеломлен.
Неужели она забыла их прошлое свидание? Разве у них не было условлено, что он придет сегодня вечером? Он страшно огорчился и пробормотал:
– Я могу ведь и уйти!
Она, по-видимому, нисколько не испугалась.
– Что я тебе сделал? – спросил он дрожащими губами. Он был очень огорчен, страдал.
– Сделал, мне? Нет, ты мне ничего не сделал.
– Так что же с тобой сегодня случилось?
– Со мной? Ха-ха-ха. А в прочем, я не удивляюсь, что Аксель сердится.
– Я уйду! – повторил Елисей. – Но это опять ее не испугало, она не обращала внимание на то, что он сидел и боролся со своими чувствами. Она была совсем деревянная.
Тогда в нем стало нарастать раздражение, сначала он выразил его довольно тонко: что она не очень-то приятная представительница женского пола! Когда же это не помогло – о, лучше бы он молчал и терпел, – она сделалась только еще хуже. Но и он тоже стал не лучше.
– Если б я знал, что ты такая, я бы не пришел сегодня.
– Ну, так что ж? – ответила она. – Ты не проветрил бы свою палку, с которой сейчас сидишь.
О, ведь Варвара побывала в Бергене, она видала настоящие тросточки, потому она и могла так язвительно спрашивать, каким это ободранным зонтиком он так помахивает?
