Написано в первый год любви к Е. А. Денисьевой.
Г. И. Чулков отмечал: «Знаменательно также стихотворение — «Не знаю я, коснется ль благодать…» с таинственным подзаголовком — «Pour vous à déchiffrer toute seule» <…> Расшифровать до конца это стихотворение могла воистину одна только Эрнестина Федоровна Тютчева, и тайну этого стихотворения она унесла в могилу, но отчасти мы угадываем теперь эту тайну. Мы знаем теперь о любви Тютчева к иной женщине — это, по-видимому, и было тем событием, которое сделало отношения Тютчева к его жене противоречивыми и мучительными» (Последняя любовь. С. 29–30) (Е. О.).
ПЕРВЫЙ ЛИСТ
Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1 Ед. хр. 30. Л. 4.
Списки — Сушк. тетрадь (с. 88–89); Муран. альбом (с. 104).
Первая публикация — Раут. 1852. С. 202, под общим заглавием «Стихотворения Ф. И. Тютчева» и номером «3». Вошло в Совр. 1854. T. XLIV. С. 31–32; Изд. 1854. С. 64; Изд. 1868. С. 106; Изд. СПб., 1886. С. 177–178; Изд. 1900. С. 183.
Печатается по первой публикации. См. «Другие редакции и варианты». С. 280*.
В автографе стихотворение имеет заглавие «Первый лист». Перед текстом рукой Эрн. Ф. Тютчевой в левом верхнем углу помета на фр. яз.: «Май 1851». Разделено на три строфы, 2-я начинается с красной строки и тире, 3-я — с красной строки. Особенности авторской пунктуации — повторы тире в конце 1-й, 3-й и 13-й строк и многоточие в конце 5-й и 10-й. 16-я строка: «Не встретишь желтого листа».
В списках и всех изданиях, начиная с Раута, 16-я строка: «Не встретишь желтого листа» печатается как: «Не встретишь мертвого листа». В первом издании стихотворение не разделено на строфы, но 6-я и 11-я строки начинаются с красной строки. В других изданиях строфы выделены.
Датируется маем 1851 г., на основании пометы в автографе.
Стихотворение отмечено Л. Н. Толстым буквой «Т.» (Тютчев) (ТЕ. С. 146).
Р. Ф. Брандт предлагал «наперекор всем изданиям, и хотя бы даже подлинной рукописи, но по настоятельному требованию смысла, в начальных стихах «Лист зеленеет молодой, / Смотри, как листьем молодым / Стоят обвеяны березы», вм<есто> «Лист» читать «Лес» (Материалы. С. 53). Однако употребление слова «лес» вместо «лист» нарушило бы композиционную целостность стихотворения, обусловленную его заглавием.
Д. С. Дарский высказал мнение, что это стихотворение «на первое впечатление надлежало бы отнести к образцам чисто-художественных воспроизведений природы. С нежнейшей тонкостью живописи, напоминающею опрозраченную бестелесность Нестерова, запечатлена еще не проснувшаяся дрема ранней, едва пробившейся листвы. Казалось бы, трудно связать этот отрывок лирического пейзажа с каким-либо затаенным, хотя бы и философским умыслом. Однако средняя строфа своим вдруг овладевающим намеком понуждает нас угадывать в ней какие-то предвещающие метафизические соответствия» (Дарский. С. 132) (А. Ш.).
«НЕ РАЗ ТЫ СЛЫШАЛА ПРИЗНАНЬЕ…»
Автограф — ИРЛИ. Р. 1. Оп. 27. № 76. Л. 5.
Первая публикация — Звенья. 1932. Т. 1. С. 86.
Печатается по автографу.
Автограф беловой. Написано чернилами. На месте заглавия — длинная черта, выведенная гораздо четче и тверже по сравнению с черточками, которыми отделяются строфы. Чем ближе к финалу, тем длиннее становятся тире. Уходят в тире третий стих первой строфы, второй стих четвертой строфы. В некоторых случаях последняя буква в последнем слове («благоговею», «умиленно», «колено», «смиренье») написана так, что превращается в тире. Под этим напором разомкнулись даже «замкнутые» «ю» и «о». По своей длине приближено к черте, обозначающей заглавие, то тире, которое поставлено после слова «херувим». Возможно, таким образом Тютчев вывел это слово в заглавие стихотворения.
Датируется 1851 г. К. В. Пигарев, определяя время создания и биографическую основу стихотворения, писал: «Обращено к Е. А. Денисьевой вскоре после рождения ее старшей дочери Елены (20 мая 1851 — 2 мая 1865). Впервые опубликовавшая это стихотворение Е. П. Казанович полагает, что оно написано «еще до крещения дочери», чем и объясняется выражение «безымянный херувим». Г. И. Чулков считает возможным другое толкование этого эпитета: «Поэт мог назвать своего ребенка «безымянным» ввиду его незаконнорожденности, что очень болезненно ощущалось матерью…» (Лирика I. С. 395–396). О жизни Елены Тютчевой см.: Последняя любовь. С. 37–44. Стихотворение занимает особое место в сюжетной структуре «денисьевского» цикла, так как в нем лирическое повествование вырастает из конкретного события, в котором преобладают мотивы «вины» и «покаяния». И «херувим» здесь — «ласка, ласкательный привет ребенку, ангельчик» (Даль 4. С. 547) (А. А.).
НАШ ВЕК
Автограф — ИРЛИ. Ф. 466. № 34, собр. Рязанского музея. Без заглавия.
Списки — Сушк. тетрадь (с. 89); Альбом Тютчевой (с. 137); Муран. альбом (с. 105–106).
Первая публикация — Москв. 1851. № 16. Кн. 2. С. 379 под заглавием «Наш век». Вошло в Совр. 1854. Т. XLIV. C. 45; Изд. 1854. С. 90; Изд. 1868. С. 154; Изд. СПб., 1886. С. 197; Изд. 1900. С. 204.
Печатается по автографу с сохранением заглавия первопечатного текста. См. «Другие редакции и варианты». С. 280*.
В автографе имеется указание на время и место написания: «Москва. 10 июня»; так и датируется — 10 июня 1851 г. Дата в Москв.: «Москва, 30 июня, 1851 г.» (возможно, день передачи в печать). В Совр., Изд. 1854, Изд. 1868, Изд. 1900 ошибка: «Москва, 30 июля 1853 года»; Изд. СПб., 1886: «1853». В списках повторяются ошибки печатных текстов.
Во всех дореволюционных изданиях, у Г. И. Чулкова (Чулков II. С. 64) в 9-й строке напечатано «век». Вслед за К. В. Пигаревым (Лирика I. С. 136) принимаем соответствующее современным орфографическим нормам написание «ввек».
Стих. «Наш век» названо И. С. Аксаковым в числе тех, «где задушевные нравственные убеждения поэта высказываются в положительной форме, где открываются нам его положительные духовные идеалы». Это «истинный вопль души, разумеющей болезнь и тоску века», но в то же время это и «исповедь самого поэта». Аксаков отмечает связь между стих. Тютчева «На смерть Жуковского» (1852), «Наш век» (1851) и «Эти бедные селенья…» (1855), «Теперь тебе не до стихов…» (1854), справедливо считая, что они «взаимно объясняют друг друга» (Биогр. С. 114–116).
Русский религиозный философ И. А. Ильин (1883–1954), обращаясь к поэзии XIX в., останавливает свое внимание на последствиях религиозного кризиса. В работе «Россия в русской поэзии», выросшей на основе прочитанных им в 1930-е гг. лекций, он пишет о том, что русская поэзия «предчувствовала и предвидела» «дух безбожия, большевизма» и «назревающее революционное крушение». «Хомяков прямо указывает на мировой характер грядущей борьбы и на его духовно-очистительное значение. Тютчев сосредоточивался на его религиозной природе:
Не плоть, а дух растлился в наши дни…»
(Ильин И. А. Одинокий художник. М., 1993. С. 206–208).
«Впусти меня! — Я верю, Боже мой! / Приди на помощь моему неверью!..» — перефразировка евангельского изречения. К Иисусу приводят бесноватого мальчика, и отец просит его исцелить. «Иисус сказал ему: если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! Помоги моему неверию» (Мк. 9, 24) (А. М.).
ВОЛНА И ДУМА
Автограф неизвестен.
Списки — Сушк. тетрадь (с. 89); Муран. альбом. (с. 105). В списках перед текстом дата: «14 июля 1851».
Первая публикация — Раут. 1852. С. 202, с заголовком «Волна и дума» и датой «14 июля 1851. Москва». Вошло в Совр. 1854. Т. XLIV. С. 56, с датой вместо заглавия; Изд. 1854. С. 135; Изд. 1868. С. 159; Изд. СПб., 1886. С. 175; Изд. 1900. С. 188.
Печатается по первой публикации.
А. А. Фет цитировал стихотворение как доказательство своего убеждения в том, что «в произведении истинно прекрасном есть и мысль»: «…она тут, за это ручается тайное сродство природы и духа или даже их тождество, как об этом говорит наш поэт на могучем языке своем» (Фет. С. 69).
Стихотворение отмечено Л. Н. Толстым буквой «Т.» (Тютчев) (ТЕ. С. 146).
В. Ф. Саводник, размышляя об «источнике того глубокого пессимизма, которым проникнуты многие из лучших лирических созданий нашего поэта», полагал, что в стихотворении отразилось тютчевское ощущение хаотического начала бытия: «Если в основе всей мировой жизни лежит хаос <…>, то жизнь утрачивает всякий внутренний смысл, всякую цель, становится какой-то пустой игрой слепых стихийных элементов» (Саводник. С. 209).
