Мне нужно было взять тайм-аут. Выпить чего-то слабоалкогольного, посмеяться и потанцевать с кем-то высоким и крепким, вложив пальцы в чужую ладонь, уткнувшись носом в его рубашку и вдыхая аромат чужого одеколона в качестве анальгетика, притупляющего боль разбитого сердца… Вечеринка Гренкина в честь окончания школы идеально вписывалась в мою «программу реабилитации».
Я расплатилась с таксистом и опустила ноги в лакированных туфлях на подъездную дорожку. Предстояло отыскать Альку с Идой, потом стол с напитками, а потом какого-нибудь подходящего кандидата на роль эффективного противоопухолевого средства. И желательно настолько посредственного, чтобы душа даже не дернулась, если он поцелует меня.
– Малыш, не составишь нам компанию? – обратились ко мне. Я подняла голову. На меня таращилось пять пар оценивающих глаз, затаивших в своей глубине вызов и веселье: возле припаркованного у ворот автомобиля сидело пятеро парней, которые, судя по всему, уже давно окончили школу.
Я слегка напряглась, но тут же расслабилась, заметив среди них Гренкина, который, ткнув в бок светловолосого красавчика, покровительственно объявил:
– Так, эту не трогать. Она – нельзя! – и, энергично схватив меня за руку, повел в другую сторону.
– Это был твой братец, если не ошибаюсь? – начала было я. – Тот, который хоккей…
– Да, да, он, – недовольно буркнул Гренкин. – И не советую к нему приближаться. Он расстался с девушкой и теперь в отместку той будет бросаться тут на всех подряд! Я предупредил, короче.
Я рассмеялась.
– Ну, спасибо за предупреждение. С меня пиво.
– Кстати, клубничный коктейль пить не советую, Вернер. Парни туда водяры подлили, обблюешься потом, а на вкус как детский сироп, сразу и не выкупишь.
– Оке-ей, – ухмыльнулась я, сбитая с толку его заботливостью.
– Развлекайся. Кстати, зачетно выглядишь, – Гренкин выставил большие пальцы вверх и побежал встречать новую порцию гостей.
Я огляделась. Вокруг мелькали знакомые и вроде-бы-знакомые лица, порхали сияющие девушки в смелых платьях и принаряженные парни. Из окон дома доносились взрывы смеха и добротный панк-рок.
– Вернер! – рявкнул кто-то далеко впереди и рванул мне навстречу. Ида выглядела на миллион долларов. Длинное голубое платье, белокурые волосы, – богиня, и ни граммом меньше. За ней вприпрыжку мчала Алекс в золотистых брючках и белоснежной тунике на тонких бретельках.
– Вернер, ты видела себя в зеркало?! Платье – просто блеск! Мое сейчас треснет по швам от зависти.
– Мда, – обняла меня Алька. – И ты еще раздумывала, покупать его или нет.
– Да ладно вам, платье как платье, – попыталась отбиться я, но в глубине души подозревала, что действительно выгляжу неплохо. Незадолго перед вечеринкой мы забрели в ЦУМ и в одном из бутиков нарвались на платье теплого телесного цвета, отделанное черным кружевом, с черной атласной лентой под грудью и глубоким вырезом на спине. Светловолосая пластмассовая мадам, одетая в это платье, прижималась к манекену мужского пола в дорогом черном костюме, и от этой кукольной парочки было сложно отвести глаза.
– Нет, – сказала я тогда, боясь даже подумать всерьез об этой вещи. Я еще никогда не носила ничего подобного: оно было слишком смелым для меня и слишком взрослым.
– Нет! – повторила я, демонстративно поворачиваясь к манекену спиной.
– Да нормально! – рявкнула Алька. – Будь это мой стиль, я бы мимо не прошла.
– Мой шкаф треснет, если я засуну туда еще одно платье, – заявила Ида, – но, Лика, ты просто обязана его примерить!
– Да я скорей застрелюсь.
– Лика, это платье на тебе будет сидеть просто умопомрачительно! На брюнетке сразу заиграют все эти черные ленты и кружево, и вообще! В примерочную! Вот ты сама сейчас увидишь.
Первый взгляд в зеркало смутил меня. Внутри забушевала такая же смесь восторга и смущения, как в тот самый день, когда я в первый раз в жизни натянула черные капроновые чулки.
– Не-е-т, – застонала я. – Я в нем слишком похожа на… женщину.
– Да-а-а, – довольно улыбнулась Ида. – Альхен, ты только глянь на это.
– Наконец-то видно сиськи, – заявила Алька голосом престарелого маммолога.
– Все хоккеисты на вечеринке сложат свои клюшки к твоим ногам.
– Да идите к черту! – возмутилась я.
– Нет, правда шикарно! – отрезала Ида.
Я глазела на себя в зеркало и понимала, что такое платье надо покупать не для себя, а для кого-то. Для кого-то необыкновенного, и уж точно не для кучки пьяных одноклассников.
«Нет» – приготовилась сказать я и дернула черную ленту.
– Это очень хороший выбор! – сунулась в примерочную продавщица. – Это натуральный шелк, а здесь ручная вышивка. И кроме того, оно вам послужит не один раз, потому что Феликс – это на всю жизнь.
– Что-что? – переспросила я.
– Я имею в виду, что вам придется очень постараться, чтобы испортить его. Оно прекрасно выдерживает деликатные стирки, качественное кружево…
– Вы сказали «Феликс»? – перебила я ее.
– Я сказала FeliS, итальянский бренд, мы только недавно начали с ними сотрудн…
– Хорошо, беру! – выдохнула я, чувствуя, как сердце прыгает внутри с ребра на ребро.
– Супер! Супер! – запрыгала Ида.
– Что-то ты быстро согласилась, мать. Я была уверена, что тебя придется уговаривать часа три как минимум, – подозрительно задребезжала Алька. – У тебя что, какая-то сентиментальная слабость к итальянским тряпкам?
«Скорее ко всему, что начинается на букву Ф».
* * *
Сад дрогнул от звуковой волны: панк-рок сменился какой-то забористой электроникой. Ида оторвала от меня довольный взгляд и объявила:
– А теперь наш выход, дамы. Балалаева успела доложить, что самый вкусный коктейль – клубничный. И прямо сейчас я собираюсь выдуть большой стакан.
– Присоединяюсь! – сказала Алька.
– Гренкин намекнул, что клубничный… А-а-а, ладно… Присоединяюсь.
Мы нырнули в теплый, темный, наполненный музыкой и светом дом. Ида тут же очутилась в объятиях своего парня, Алька утонула в кучке одноклассниц, которым не терпелось поглазеть на ее новую татуировку, а мне навстречу с напором крейсера шагнула темная фигура в черном пиджаке.
– Потанцуем? Обалденно выглядишь, Вернер, – сказал Чижов и чмокнул меня в щеку.
– Я не против, если потом Мерцалова не разукрасит мне лицо, – хмыкнула я, опуская ему руки на плечи.
– Кажется, у нас все, – сник Чижов.
– То есть совсем?
– То есть совсем все.
– Нет! Ты должен что-то делать. Ты не представляешь, как это важно – бороться и не опускать руки, – сказала я решительно, а сердце болезненно сжалось.
