Генетика может сослужить огромную службу ветеринарной микробиологии тем, что позволяет получить виды с нарушением патогенной системы. Мы можем получать виды бактерий, которые не будут вызывать болезненных явлений, но будут побуждать иммунитет («живые вакцины»). Это сделано многими учеными, которые годы своих трудов отдали для предохранения человечества от туберкулеза, бешенства и ряда других страшных болезней. Тогда это были примеры случайных находок. Сейчас возможности этого рода гораздо шире. Теперь микробиология, если она будет критически воспринимать положительное ядро, которое имеется в генетике, поставит это на службу нуждам нашего социалистического общества.
Я думаю, что биология будет развиваться на основе, широкого применения принципа естественного отбора, который несовместим с ламаркизмом, который противоречит ламаркизму. Ламаркизм в той форме, в какой он опровергнут Дарвином и принимается Т.Д. Лысенко, – это концепция, которая ведет к ошибкам. Мы в десятках тысяч точных экспериментов убедились, что переделка животных и растений в результате только нашего желания не может быть достигнута. Мы должны знать механизмы, которые находятся в основе определенных морфологических и физиологических свойств. Только знанием этих механизмов мы можем добиться переделки организмов. И Мичурин, имя которого мы так часто здесь повторяем, неоднократно указывал, что нельзя ограничиваться только воспитанием в широком смысле, а нужно пользоваться также более активными методами – отбором, гибридизацией. И вся армия советских биологов стоит на основе теории отбора, которой Мичурин пользовался во всех своих трудах.
Мичурин неоднократно указывал на возможность широкого применения генетики не только в садоводстве, но и в полеводстве. Он обязывал молодежь заниматься генетикой.
Это было давно, генетика с того времени ушла далеко вперед, и нельзя согласиться с теми товарищами, которые требуют изъятия курса генетики из программ наших учебных заведений, требуют отказа от тех принципов, на основе которых созданы и сейчас создаются ценные сорта и породы.
Мы не должны итти по пути простого обезьяничания, но мы обязаны критически и творчески, как учил нас В.И. Ленин, осваивать все созданное за границей. Мы должны бережно подхватывать ростки нового, чтобы росли новые кадры, которые смогут двигать науку вперед.
Только на основе правдивости, на основе критики собственных ошибок можно притти в дальнейшем к большим успехам, к которым нас призывает наша Родина. (Редкие аплодисменты.)
Вопрос с места. Может ли быть адэкватное изменение сомы мутацией? Как вы сейчас отвечаете на вопрос о наследовании приобретенных свойств?
И.А. Рапопорт. Я полагаю, что внутренний механизм генного действия заключается в том, что ген, каждый ген, в сущности соответствует одному определенному энзиму, одной определенной энзимной системе. Это сейчас показано в ряде опытов на некоторых организмах низшего порядка – на бактериях и грибках. Эти исследования сейчас имеют большое практическое значение, и в этом направлении сделан большой шаг вперед.
Можно показать, что в результате мутации изменяется и физиологический признак, потому что формы, оторванной от материалистического содержания, конечно, не существует. Можно получить изменения в определенную сторону, которая связана с тем, что исключается та или другая энзимная система. И вот энзимы и являются непосредственно ответственными за те или другие модификации. Эти энзимы хорошо известны биохимикам, с которыми генетики поддерживают тесную связь и несомненно будут поддерживать еще более тесную. Это школа академика А.Н. Баха и академика А.И. Опарина. Здесь совершенно отчетливо видно, что если действовать на организм, например, ферментативным ядом, то получается определенное модификационное изменение, что вызывает новый признак. Так что механизм модификации – это механизм действия на ферменты или на другие какие-нибудь соответствующие по важности единицы. Эти признаки получаются с большой легкостью, потому что молекулярная связь здесь совершенно особая.
Мутации – это другая вещь, это изменения необратимые. Здесь устанавливается новая молекулярная связь, и то изменение, которое получается, передается по наследству. В связи с этим надо отдавать ясный отчет, что можно действовать на систему внешнюю, на оболочку, на ферментативную систему и легко. получать изменение признаков, ненаследственную систему, но нет никаких связей между изменением гена и модификацией в таком роде, как это постулирует ламаркистская теория.
Таким образом, надо признать, что существует особо система модификации и система мутации. Обеими системами мы в состоянии управлять, и в дальнейшем это будет еще более доказано, ибо генетика стоит на пороге великих открытий.
Академик П.П. Лобанов. Слово имеет тов. Г, А. Бабаджанян.
РЕЧЬ Г.А. БАБАДЖАНЯНА
Г.А. Бабаджанян (директор Института генетики Академии наук Армянской ССР). Товарищи! По сравнению с предыдущими ораторами я нахожусь в более благоприятных условиях – мне не придется цитировать по книгам. Я буду говорить непосредственно по выступлению доктора Рапопорта.
Доктор Рапопорт говорит: «Советские генетики не стояли и не стоят на антидарвинистических позициях». На что рассчитывают наши морганисты, делая такое заявление? Ведь это все равно, как если бы они говорили, что наши морганисты-генетики не стояли на позициях моргановского учения. Кто же иной, как не Морган, в своих произведениях считает дарвинизм системой спекуляции по вопросам эволюции, системой, якобы, лишенной экспериментального основания?
Кто не знает, что Иогансен, один из основоположников моргановской генетики, являлся самым типичным примером антидарвиниста? С полной откровенностью Иогансен в своих произведениях выступал против Дарвина. Но дело не в выступлениях, а в сущности учения Иогансена. Кому не известна природа метафизического учения Иогансена о чистых линиях?
Более крупного антидарвиниста, чем Вейсман, выдумать невозможно. По существу, хромосомная теория наследственности это и есть идеалистическая теория Вейсмана о бессмертной зародышевой плазме. Но здесь говорили, что и зейсмановские взгляды не разделяются морганистами, а между тем все выступление Рапопорта было основано как раз на вейсмановских доводах. Академик Т.Д. Лысенко в своем докладе напомнил, что Н.К. Кольцов, руководивший тем учреждением, где работают Дубинин и Рапопорт, утверждал полную противоположность сомы, т.е. телесных клеток, половым клеткам, говорил, что смертное тело является лишь футляром для зародышевых клеток. Конечно, сотрудник может и не разделять взглядов своего руководителя, но из ответа Рапопорта на вопрос о наследуемости приобретенных свойств вытекает, что организмы имеют особую систему мутации и особую систему модификации. И после этого он заявляет: «Кто утверждает, что мы вейсманисты?». А разве то, что сказал Рапопорт о мутациях и модификациях, не есть вейсманизм? Это же чистейший, неприкрытый вейсманизм. Особая система мутации, особая система модификации – кому же не известно, что это и есть антидарвинизм? Ведь представление о наличии особой системы хромосомного «аппарата» (морганистское определение), отличного от «аппарата» модификации, – такое представление и является антидарвинистским, вейсманистским определением. Менделизм-морганизм полностью опирается на антидарвинистское по своей природе учение Моргана – Иогансена – Вейсмана.
Рапопорта было довольно трудно местами понять. В одном Месте он развивает мысль, что ген является пока еще предполагаемой материальной единицей, что не доказано физическое существование этого вещества наследственности. А в другом месте он же говорит, что ген находится в наших руках. Получается интересно: ген невидим, а в руках морганистов oн есть… (Смех. Аплодисменты.)
Рапопорт говорил, что морганистскую генетику поспешно критикуют, что делают, мол, поспешные выводы о морганизме.
Ну, знаете ли, хорошенькое понятие о поспешности и терпении у этих людей! Двадцать лет обсуждается в нашей стране вопрос о природе столкнувшихся друг с другом направлений и после всего этого говорят, что делаются «поспешные» выводы о морганизме-менделизме. На что рассчитаны такие заявления? На то, чтобы выиграть время. С этой целью и делаются все новые и новые обещания открыть новые мутагенные вещества. А одно из них, как говорил Рапопорт, уже найдено.
С мутагенными веществами мы давным-давно знакомы. Мы помним, с каким апломбом, с какой уверенностью говорили морганисты, когда впервые применили в качестве мутагенного фактора рентген, ультрафиолетовые лучи, аммиак, формалин и т.п. Чего вы хотите? Еще 20 лет подождать, чтобы узнать, какова природа вашего нового очередного химического мутагенного вещества? Говорят, что это химическое вещество уже вызывает в большом количестве мутации. Это как будто хорошо: большое количество мутаций. А ведь по существу, что это такое? Если бы этого «большого количества» вообше не существовало, было бы еще лучше, потому что все организмы, полученные этим путем, – один лишь брак, уроды! Ведь Рапопорт не мог здесь доказать, что вновь полученные мутанты чем-нибудь принципиально отличаются от бесчисленных мутаций, полученных ими раньше. В книге академика Шмальгаузена «Факторы эволюции» дается сводка огромного количества нежизнеспособных мутаций. Какое основание думать, что новые мутации, полученные под влиянием нового мутагенного вещества, другой природы? Наоборот, есть все основания думать, что они той же природы.
