него. Он объявил:
— Завтра, второго сентября, утром наш Александр Нерушимый отбывает на сборы в Москву, а затем летит в Сочи. Наш игрок будет защищать честь Союза! Представили? — Он хищно улыбнулся. — В прошлый раз я не смог с вами отпраздновать радостную весть, потому ужинайте… А можете и не ужинать. И все — в «Чемпион»! Нас там уже ждут.
— Ура! — в два голоса воскликнули Погосян с Левашовым
Димидко укоризненно покачал головой.
— Разлагаете дисциплину, Лев Витаутович!
Тирликас подмигнул мне и вышел.
Глава 14. И сразу — в дамки!
В «Чемпионе» на каждом столике нас ждала бутылка шампанского и закуска. Да не просто чипсы с орешками — креветки, кальмары кольцами, роллы, разного вида сыр и бутерброды с красной икрой. Фотограф Олег тут же вскочил и принялся нас фотографировать, Дарина, беседующая с мамашей Клыка, которая еще раньше всех просила называть ее по имени — Оксана, встала и зааплодировала. Клык ожидаемо вспыхнул и остолбенел, стоя у входа.
Даже помощника тренера, Петра Казимировича по прозвищу Древний, я заметил. Он пил чай, заедая печеньем.
Какая-то добрая душа натянула под потолком самодельную ленту со словами: «В добрый путь».
Микроб сразу же вытащил высокий стул в середину зала, уселся на него, бармен Кирилл протянул ему гитару, спрятанную за стойкой. Федор ударил по струнам и под до боли знакомый перебор заговорил:
— Саня, брат. Да, брат — это не просто слово, ты действительно всем нам как брат. Мы ни на минуту не сомневались, что ты добьешься всего задуманного! И я горд быть с тобой в одной команде. Мы — чемпионы! — Он закрыл глаза и с жутким акцентом затянул «Квинов»: — Ви-и-и а зе чемпьен!
Песню он спел до конца и ни разу не лажанул. То есть слова-то он коверкал до неузнаваемости, но в ноты четко попадал. Все захлопали ему. Он встал и сказал:
— Кто еще хочет встать на стульчик?
Вызвался Погосян, залез на стул, чуть не упершись головой в люстру, и провозгласил:
— Вышел Мика на крыльцо… — он лукаво прищурился и продолжил: — показать свое лицо!
Гусак повторил вторую фразу в оригинале своим мультяшным голосом — все покатились со смеху.
— А если серьезно, — Мика слез со стула и приложил руку к груди, — спасибо тебе, брат! Вот реально любого за тебя порву! Желаю тебе попасть в основной состав сборной!
Его сменил Левашов.
— Саня, большое тебе человеческое спасибо! Когда я дурковал, ты за шкирку меня сюда припер, как котенка…
— В натуре, — сказал Гусак нормальным голосом.
— Что? — не понял Левашов.
— Ты забыл «короче» и «в натуре», — Гусак ехидно улыбнулся. — Растешь.
— Короче, отвали!
Все опять засмеялись. После Димона, перебивая друг друга, говорили Щенников и Кошкин — мол, мы заставили их вылезти из болота. Иванов и Потупчик слились, когда я сидел в СИЗО, эти двое остались. За полтора года они подтянулись и вроде как даже помолодели.
После к стулу бодрой для его возраста походкой подошел Древний. Он так разволновался, что у него начала дрожать рука. Чтобы скрыть дрожь, Петр Казимирович положил ее на спинку и сжал пальцы.
— Ребята, — проговорил он чуть дребезжащим голосом, — вы все для меня ребята, и ты, Саша, и ты, Андрюша, — Древний посмотрел сперва на Димидко, потом — на Матвеича. — Что я хочу сказать. Я на этом месте тружусь пятнадцать лет, думал, пора уже старику на отдых. Даже заявление написал, как команда разбежалась, а тут пришли вы и стали делать то, что никто до вас так не делал — стали работать! — Обычно над Древним подтрунивали, теперь же все слушали, боясь дышать. — И не спустя рукава, а по-настоящему. А дай-ка, думаю, посмотрю, что у этих ребят получится. И остался. И меня захватило, как молодого. Смотрю, как вы играете, и ноги сами на поле просятся. — Петр Казимирович станцевал фрагмент лезгинки. — Вот! А потом я заболел, сердце прихватило, надолго попал в больницу — и никто не предложил мне уволиться! Саша и Дариночка фрукты приносили, подбадривали, и такое ощущение, что я вроде и развалина старая, но нужен кому-то. И пока могу быть полезным, я буду с вами. Спасибо вам, ребята, за вторую молодость!
Димидко расчувствовался, пожал руку Древнего, тот его обнял.
Все, кто высказался, рассаживались за столики, я стоял и слушал теплые слова, порой хотелось улыбнуться, порой в носу щипало. Александр Нерушимый пришел в этот мир один, без одежды и без документов, а обрел семью.
Наконец поток желающих высказаться иссяк, и к стульчику подошел я, оперся о спинку.
— Спасибо, друзья! Вы меня прям как в армию провожаете. Ну, или во время мальчишника — в новую жизнь, где чужды холостяцкие удовольствия. — Донеслись смешки. — Вот Сан Саныч как-то сказал, что я — позвоночник команды, и на мне все держится. Но что позвоночный столб без всего остального? Бессмысленная груда костей. Каждый из вас — важнейший элемент организма. Саныч — спинной мозг. Лев Витаутович — просто мозг. Федор Хотеев — душа. Погосян — ноги…
— Гусак — седалище! — крикнул Димон и получил дружеский пендель от Микроба.
Улыбнувшись, я закончил:
— Спасибо, братья, — я нашел взглядом Дарину: нарядную, с прической и при макияже — хотел сказать «и сестра», но почему-то язык не повернулся, — и наша муза. Теперь давайте праздновать!
Всем уже хотелось приступить, парни ринулись за столы, мне досталось место за столиком с Димидко, Оксаной, Тирликасом, Древним, Левашовым и Гусаком. Лев Витаутович открыл шампанское, и понеслись тосты.
Остановись, мгновенье, ты прекрасно! Я на своем месте, в кругу близких людей. Что может быть лучше? Они заряжали меня энергией перед предстоящим событием, и казалось, что любые горы мне по плечу.
Когда все немного расслабились, в середину вышел качок-бармен Кирилл.
— Друзья! Да, именно так! — Говорить он не очень любил, потому делал большие паузы между словами. — Вы вдохнули душу в моего «Чемпиона». И теперь это нечто большее, чем просто бар. Это… это… э-э-э…
— Место силы? — начал перебирать варианты Микроб. — Арт-объект? Клуб по интересам?..
— Вот! Клуб по интересам и немного арт-объект. У меня для вас сюрприз.
Он включил висящую на стене «плазму».
— Я смотрел все ваши матчи. Они у меня все записаны. Здесь — лучшие голевые передачи и голы. Наслаждайтесь!
О, как наши оживились! Как загалдели!
Вот скачет на одной ноге по полю травмированный Димидко. Ревут трибуны…
Это ж игра с лиловским «Динамо»! И не узнал сразу, ракурс-то другой, я привык в одной точки все
