К сожалению, некоторые из наших высокопоставленных руководителей не понимали, а может, и не хотели понять, что в стране, где решающее слово за вождем, необходимо работать с племенами…
* * *
Закончив беседу с Наджибом и получив от него письменную информацию, очень даже неплохую, уже собрался уходить, как раздался телефонный звонок. Снимаю трубку.
— Санек, — звонил Тахир, — Володя зовет к нему в пятый отдел, нужно обмозговать мероприятие. Я сейчас за тобой заеду.
Через пять минут были в пятом отделе. Только склонились за столом над картой, как над головами просвистел снаряд. За ним второй, третий… И вдруг сильнейший удар в дувал. Столб пыли…
Поднимаемся с земли, отряхиваемся. Вроде все целы, только уши заложило. Володя тряпкой подбирает еще дымящийся осколок размером с ладошку.
— По нас уже свои бьют. Пора к душманам линять, — в шутку говорит он.
— Ты это о чем? — спрашивает его Тахир.
— А вот!
На осколке, который Володя показал нам, просматривался номер завода-изготовителя.
Мы переглянулись.
— Хорошо, когда собака — друг, но плохо, когда друг — собака, — проворчал я.
Только сейчас почувствовал боль в правом колене. Падая, в кровь разбил его о камень. Вот она, моя утренняя тревога…
Вернувшись на базу, шеф и ребята отправились в бригаду. Я остался на вилле «зализывать» рану. Колено нешуточно разболелось и опухло.
Минут через тридцать ребята вернулись.
— Каков результат встречи на высшем уровне? — спрашиваю Тахира.
— Наши стреляли. У них на карте отмечены координаты, где размещаются отделы Управления МГБ, — ответил он.
— Кто же их в ЦБУ передал? — спрашиваю его.
Тахир пожимает плечами:
— Комбриг удивился тому, что мы попали под обстрел. По их данным, там одни душманы. Для них все афганцы — душманы.
* * *
В два часа ночи начался обстрел.
«Днем свои бьют, ночью «духи» донимают. Что за война?» — ворча себе под нос и прихрамывая на правую ногу, словно «сын лейтенанта Шмидта», поковылял во двор, где уже суетились Тахир, Алик и Женек-борода.
«Война в Крыму — все в дыму»… Возле бассейна горит сухая трава. Беру ведро, набираю воды и… Женька хватает меня за руку.
— Ты чего делаешь?
— Тушу.
— Тушу! — передразнил он меня. — Ты когда-нибудь на сковородку с растопленным салом воду лил?
Не дожидаясь ответа, он зачерпнул из ведра немного воды и плеснул на траву. Тут же в разные стороны разлетелись искры.
— Это же снаряды с фосфорной начинкой. Их водой нельзя тушить. На вот тряпку, сбивай огонь.
— Откуда ж мне знать. Ты у нас специалист по минно-взрывному делу, — снова ворчу я, хотя его «эксперимент» меня впечатлил.
— Ступай к себе. Без тебя управимся, — говорит мне Тахир, засыпая очаги пожара песком.
Действительно, мне было не по себе. Сильно болело колено. Бросив тряпку, похромал на виллу.
«И до чего только люди не додумаются, чтобы себе в удовольствие или в угоду другим уничтожать друг друга, — размышлял я. — Ядерное, химическое, биологическое, психотропное оружие! Ни одно животное ради забавы не убивает себе подобных. А мы… Homo sapiens! Человек разумный! Гуманоиды мы, из семейства наиболее прогрессивных приматов…
Через час, отмывшись от копоти и грязи, ребята сидели за столом и дружно поедали приготовленные мною бутерброды. Стрессовые ситуации хорошо поднимают аппетит…
* * *
Утром, поинтересовавшись, нет ли в группе пострадавших, шеф объявил:
— Мне звонил зональный партийный советник. Вчера вечером ооновский городок тоже обстреляли. Сначала заедем к ним, а потом в Кандагар.
Ребята разбрелись по машинам.
— Как ты? — спросил меня Игорь Митрофанович.
— Колено побаливает.
— Может, останешься?
— Игорь Митрофанович, мне что, за душманами в «зеленке» гоняться? До Кандагара в машине доеду, а там в кабинете отсижусь.
— Как знаешь…
Ооновский городок выглядел удручающе. Душманы, как и нас, обстреляли его фосфорными снарядами, которых, похоже, не пожалели. Крепко ребятам досталось. Повсюду тлело и дымилось. Сгорели столовая и кухня, помещение для жилья, «ГАЗ-69». Порвана линия связи. К счастью, все закончилось более-менее благополучно. Один контужен, трое легко ранены. Не обошлось и без курьезов. Два советника погнались за котенком, который, испугавшись обстрела, выбежал на улицу, а в это время потолок их комнаты «эрэсом» пробило. Вот так божья тварь спасла им жизнь.
Пообщавшись с ребятами из городка, продолжили путь в Кандагар. Зачем мы в ооновский городок заезжали? На «экскурсию»? У нас своих «достопримечательностей» хватает.
* * *
В мошаверке остались я, Алик и Дима. Мне тяжело было ходить, поэтому я попросил Мамнуна приехать в Управление. Через пять минут к нам вошел — вернее, влетел — провинциальный партийный советник Александр.
Честно говоря, я не понимал, зачем в Кандагаре столько партийных (зональный, провинциальный, главный) и комсомольских советников. Думаю, многие из них и сами толком не понимали, зачем они в Афганистане. В основном это были трезвомыслящие, нормальные ребята. Но среди них попадались и такие, которые считали, что земля должна вращаться вокруг них. Из таких и был недавно прибывший в Кандагар вместе с женой провинциальный советник Александр.
Прямо с порога, почему-то обращаясь ко мне, он завизжал:
— Нас душманы обстреливают, а вы никаких мер не принимаете!
«Что ж ты об этом шефу не сказал, когда мы в ооновском городке были?» — подумал я.
— Безопасность советнического коллектива — ваша задача! Вы должны нас охранять, — продолжал он возмущаться, делая упор на «нас» и «вы».
— Может, тебе (сознательно «тыкаю» ему) ночью еще и свечку подержать?
— Чего?..
— А ничего! Ты что, в лес на пикник собирался? Или в Сочи на отдых? Ты бы еще всех своих… в Афганистан притащил!
Не ожидая от меня подобного «наезда», он зашлепал губами, словно рыба об лед.
— Одна корова нагадит, все стадо запачкается, — непонятно к чему добавил я, но именно эти слова взбесили партийного товарища.
— Да я на тебя в ЦК КПСС буду жаловаться!
— Не запнись об порог, когда побежишь. Кстати, освободи помещение, нам работать нужно.
В мошаверку вошел Мамнун. Мне не хотелось, чтобы он слышал наши разборки.
* * *
Обедать в Управлении не стали — у шефа были срочные дела в бригаде. Перед посадкой в машину он подозвал меня к себе.
— Надо было тебя на вилле оставить. Зачем ты партийному советнику наговорил всяких гадостей? Обгаженной коровой обозвал…
— Игорь Митрофанович, не обзывал я его, — едва сдерживая смех, оправдываюсь я, — поговорка такая есть.
— Поговорка… Грамотные все стали, а мне за вас… Садись в машину. Поехали! — скомандовал всем Игорь Митрофанович.
В машине Тахир, смеясь, спросил меня:
— Что, досталось от шефа?
— Отвяжись, злыдня.
Не обращая внимания на мои слова, он продолжает:
— Этот Александр к шефу в кабинет с жалобой на тебя весь белый залетел. Игорь Митрофанович его выслушал, а потом посоветовал меньше паниковать и провел с ним воспитательную беседу. В общем, от шефа он красный вышел.
«Молодец у нас шеф», — подумал я.
В «конторе» был неписаный закон: «В своем кругу — ругай, но чужим в обиду не давай». Хороший закон. Жаль, что последнее время о нем стали забывать. В основном работают по принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись». А чужие почему-то не боятся…
Глава 9
Второе рождение Мамнуна
А потом за Кандагаром, где пустыня пышет жаром,«Аж слюна во рту кипит», не кричит Иван, сипит.«Полотно» — песок и глина, здесь ищи, конечно, мины.Точно, вон у поворота подозрительное что-то…И саперам вновь работа, а ведь жить-то всем охота.Что-то там поколдовали, два фугаса сразу сняли.Вот дорога здесь какая, где ты, мамочка родная?[80]
На столе стояла початая бутылка водки, рюмка и нехитрая закуска.
— По какому случаю банкет? — спрашиваю Мамнуна, ставя автомат у стены. — Что темно так? — Раздвигаю шторы на окне.
— День рождения отмечаю. — Он достает из шкафа еще рюмку.
— Чей? Раббани?[81] — шучу я.
— Свой, — отвечает Мамнун.
— Твой день рождения весной был. Сам же рассказывал, как лихо его в Москве отметил.
Я подошел к Мамнуну поближе и только сейчас заметил на его лице сильные царапины, словно кошка прошлась по нему своими когтями. Правая рука забинтована. Из-за темноты в кабинете я сразу этого не заметил.
— Теперь два раза в году буду отмечать.
Он протягивает мне свой пистолет, у которого затвор искорежен, словно по нему молотком прошлись.
