Берктаун не меняется. Это небольшое скопление крытых жестью хижин на реке Альберт как раз в том месте, где к заливу подступает солончаковая равнина. Даже козы и тучи коршунов, рыскающие по пустынной окрестности в поисках пищи, выглядят здесь тощими и голодными. Мы сели на наши узелки под деревом у полицейского участка и принялись ждать, когда кто-нибудь оттуда появится.
Долго ждать не пришлось. Сержант, по-видимому ожидавший нас, подошел к дверям и сказал:
— А, явились. Иди-ка сюда, Лон Хилл Альберт, ты мне нужен.
Альберт вошел в помещение, а я остался на веранде. Я слышал, как сержант — здоровый краснолицый детина с бычьей шеей — напустился на Альберта, крича, что он всем надоел, что он вечно жалуется на плохой харч и сбегает с ранчо. Спор становился громче, потом послышалась возня, и я увидел в окошко, как они тузят друг друга. Толстый сержант недолго продержался — Альберт в конце концов уложил его двумя ударами и встал над ним, отдуваясь.
— По должности ты опекун аборигенов, — орал Альберт, — а когда мы приходим к тебе за помощью, лупишь нас!
Сержант медленно поднялся и крикнул полицейскому, чтобы он надел на Альберта наручники. Но молодой полицейский, которому, видно, надоело слушать сержантские окрики, стоял на веранде, не трогаясь с места. Тогда сержант позвал полицейского следопыта-аборигена и приказал ему запереть Альберта. Но молодой полицейский удержал аборигена за руку. Впрочем, сделать это было нетрудно, ведь следопыт был родственником Альберта.
Тогда сержант посмотрел по сторонам и сказал:
— Ладно, Альберт, твоя взяла. Иди в лагерь и жди, пока я решу, что с тобой делать.
Вероятно, у молодого полицейского был длинный разговор с сержантом. Под конец сержант был настроен уже вполне дружелюбно и через несколько дней поехал вместе с нами на почтовой машине в Лорейн. Грязного повара скоро выгнали, и мы с Альбертом проработали у Шульца еще год. Но потом я поехал домой на рождество и решил, что с меня достаточно этой тяжелой работы, ночевок под деревом и обеда из одной солонины и лепешек. На ранчо я больше не вернулся.
Я стал моряком — поступил палубным матросом на «Кору». Это было одно из судов Джона Берка, снабжавших провиантом все поселки и миссии вдоль залива. Другое судно «Элсанна», покрупнее, доставляло припасы из Брисбена, Таунсвилла и Кэрнса, а на острове Четверга их перегружали на «Кору».
Забрав груз, мы шли вдоль берега залива на Нормантон, Берктаун и остров Морнингтон. Иногда мы возили грузы для острова Вандерлин. Потом «Кора» возвращалась к острову Четверга и брала груз для миссии Иирркала в заливе Мелвилл, для острова Грот-Айленд, Роуз Ривер и Буролула. Работа на судне была легче, чем на ранчо, а еда намного лучше. Мне нравилось работать на палубе и стоять двухчасовые вахты у руля. На море всегда дул прохладный ветерок, и я с удовольствием смотрел из рулевой рубки, как играют дельфины и летучие рыбы носятся вокруг судна. Это куда лучше, чем ездить на костлявой лошади и смотреть на коричневые пыльные смерчи, поднимающиеся к парящим в небе коршунам.
В заливе не всегда было тихо и спокойно. В зимние месяцы на мелководье юго-восточный ветер поднимал большую волну, и при такой погоде нам приходилось плавать неделями. Самый тяжелый рейс за два года моей работы на «Коре» был с Вандерлина (на юго-западе залива) на остров Четверга. Мы прошли полпути и оказались как раз на середине залива, когда начали сгущаться тучи и пошел сильный дождь. Шкипер сказал, что барометр быстро падает и, похоже, приближается циклон.
Я по-настоящему испугался. Несколько лет назад, как я уже рассказывал, в сильный шторм в заливе утонул мой младший брат Дункан со своими товарищами. Теперь, по мере того, как рев ветра нарастал, я все больше убеждался, что мне уготовано место на дне рядом с братом. Ветер дул с северо-запада, и шкипер уводил судно чуть-чуть в сторону. Волны вздымались, как грязновато-зеленые горы. «Кора» зарывалась в них носом так, что, казалось, мы уже больше не выскочим. Вода переливалась через верхнюю палубу, но судно медленно выпрямлялось, стряхивая ее с палубы, и шло навстречу новой волне.
Мы сражались с морем весь день, а часам к десяти вечера ветер начал спадать. Море успокоилось. Циклон переместился в сторону Арнемленда. Небо еще было закрыто облаками, дождь продолжался, и шкипер не мог определить наши координаты. Поэтому он просто взял курс на восток. На следующий день вдали показалось устье реки Арчер, впадающей в море с западной стороны мыса Йорк. Мне случалось плавать вверх по Арчеру до миссии Орукун, расположенной в нескольких милях от устья, и я хорошо знал это место. Спустя еще день мы благополучно бросили якорь у острова Четверга.
На острове мы всегда проводили время тихо. В те времена ни нам, ни коренным жителям островов Торресова пролива не разрешалось пить спиртное в отелях. Конечно, были бы деньги, и тогда всегда можно достать грог или, в крайнем случае, денатурат. Мы выпивали в летнем кинотеатре или в маленьких кафе. Белые ребята из нашей команды обычно напивались, затем некоторые из них уходили с островитянками с Торресова пролива. Я советовал им держаться подальше от этих девчонок: многие из них подхватили заразу на японских и китайских рыболовных судах.
В этом рейсе коком у нас был молодой белый парень. Он забавлялся с женщиной с острова Хорн, а в ответ на мои предупреждения только смеялся. Последнюю ночь, пока мы стояли в порту, она провела у кока в кубрике. Утром я пришел на камбуз, где он готовил завтрак, и спросил, как дела. В ответ он только охнул. Я посоветовал коку рассказать о своей болезни помощнику капитана, но тот продолжал работать. Тогда я сам пошел к помощнику. Услышав, что кок готовит завтрак, помощник сказал:
— Черта с два будет он мне готовить завтрак!
И тут же кок был отправлен в больницу.
Через несколько недель мы снова оказались на острове Четверга. Как-то вечером, когда мы с коком возвращались на «Кору», навстречу нам попалась та самая бабенка с острова Хорн. Она позвала кока:
— Пойдешь со мной? У меня кое-что есть для тебя.
Кок выругался и спросил:
— Ну, что еще теперь — проказа?
Они поскандалили, и дело кончилось тем, что кок погнался за ней по дороге, размахивая бутылкой.
С женщинами развлекались и в Борролула. Сюда с реки Ропер обычно съезжались местные жители для проведения обрядов инициации, которые сопровождались обменом жен. Как-то раз мы взяли слишком большой груз и не смогли пройти вверх по течению до пристани. Пришлось бросить якорь в том месте реки, которое носит название «Переправа чернокожего». Здесь товар перегружался на большие долбленки и шлюпки.
