узнать по прекрасной ширинке на правой руке, такой же, как и у дворецкого, с тою только разницей, что у дворецкого она богаче. Ширинки эти повязывают им свадебные девицы, подружки невесты. Девицы эти вводятся в зал, где празднуется свадьба, с большой торжественностью, под звуки множества инструментов. Кроме того, с той и другой стороны, в честь жениха и невесты, выбирают двух отцов, двух матерей, двух братьев и двух сестер, которых и вводят в зал таким же образом. Затем садятся за стол, где всякому место заранее назначено. Крайчий[54] помещается между двумя подружками, напротив невесты, и подружки и ему также повязывают на руку ширинку. Жениха сажают между отцами и братьями, а невесту — между матерями и сестрами. После стола угощают, в другой уже комнате, маршала, дворецких и крайнего. Затем — пляска, которую открывает маршал с невестою; после этого он просит других госпож плясать с дворецкими. За сим пляшут отцы с матерями, потом братья с сестрами и, наконец, жених с невестою и две-три других пары. По окончании этих плясаний маршал кричит: «Вольно!» — и тут уже пляшут, кто хочет. Такие свадебные празднества продолжаются обыкновенно три дня сряду, и в последний день подружки невесты угощают маршала, дворецких, их помощников и крайнего.
Похороны у них совершаются следующим образом: тело умершего держат несколько дней на дому и накануне торжественного погребения приглашают на оное знатнейших лиц — земляков покойного, затем большую часть купцов и нескольких других друзей, проживающих в городе и в слободе. Приглашение это делается двумя лицами, тоже из нации умершего, назначенными уже для того или избранными со стороны родственников покойника. Приглашатели эти одеты в черные длинные плащи, с крепом на шляпах. К выносу хотя и собираются обыкновенно в 2 часа пополудни, но самое предание тела земле совершается в зимнее время — уже ночью, а в летнее — тоже довольно поздно вечером. В провожатых набирают пятнадцать-шестнадцать плакальщиков и десять-двенадцать носильщиков, все из женатых, одетых в черное и также в длинных плащах, которые имеются и хранятся собственно для этого в церквах. Плакальщики помещаются в лучшем покое, с правой стороны, с самыми близкими родственниками умершего, мужчинами, и все приходящие к выносу раскланиваются с ними при входе. Носильщикам повязывают на шляпу креп, а другой кусок крепа надевается им через плечо, вроде ширинки, иногда же прибавляют к этому им и белые перчатки. На двух столах, приготовленных в двух различных покоях, ставятся всякого рода освежительные напитки, и каждого постоянно угощают вином, лимонадом, сделанным из пива, сахарными печеньями или конфектами и лимонами, если они имеются. До выноса еще тела из дому каждому из носильщиков делается обыкновенно подарок — серебряная ложка с вырезанным на ней именем покойного. Иногда такие же подарки раздают и пастору, учителю школы и плакальщикам. Если умершая — девица, то вместо ложек одаряют те же лица золотыми кольцами, также с вырезанным на них именем покойницы. Носильщики перед выносом приколачивают крышку гроба, и затем, как только тронется погребальное шествие, школьный учитель и ученики его начинают пение, держа в руке книги; у реформаторов, впрочем, пение это бывает только на кладбище. Шествие движется таким образом, как и у нас, и во время оного не прочитываются ничьи имена. Впереди тела идут юные школьники, сопровождаемые своим учителем, пастором и похоронным настоятелем. Затем непосредственно следует тело, сопутствуемое ближайшими родственниками покойника, плакальщиками, купцами и офицерами, которые идут не в порядке по два в ряд, как это делается у нас, но разом по четыре или по пять — одним словом, как им заблагорассудится. Прибыв на кладбище и опустив гроб в могилу, начинают снова погребальное пение. Затем пастор произносит, по обыкновению, речь и благодарит провожатых покойника за честь, которую они оказали; носильщики же, снабженные все лопатами, засыпают гроб землею и тут же наполняют ею почти всю могилу; потом провожатых приглашают опять в дом покойного, но по этому приглашению никто почти большею частию уже не ходит в сказанный дом, кроме носильщиков, которых угощают там разными напитками и табаком. Иногда произносится погребальная речь и в церкви, и на нее приглашают также и женщин. Вдова умершего отправляется туда в сопровождении ближайших приятельниц, и все они при этом одеты бывают в креповые одежды. Женщины нередко выражают свою скорбь по умершему и на улицах. Похороны, случается, заканчиваются тризной. Погребальное шествие летом совершается в каретах и на лошадях по невозможности идти пешком. Гробы делались прежде из дубового дерева, но теперь это воспрещено, так как его величество дает этому лесу другое назначение, и потому делают(ся) они из досок других дерев.
Число проживающих здесь реформаторов считается теперь до двухсот человек. Лютеран же здесь гораздо больше, и эти последние имеют две церкви, тогда как другие, первые, имеют в слободе только одну церковь. Уже несколько лет тому назад проживают здесь также два немецких (и)езуита, которые обучают по-латыни многих детей знатного происхождения.
Глава XII. Отъезд его царского величества в Воронеж, куда сопровождает его и сочинитель со многими другими спутниками. Замечательности в дороге. Прибытие в Воронеж
Настало время отъезда в Воронеж, и государь приказал, чтобы ему сопутствовали из русских господ: Иван Алексеевич Мусин-Пушкин[55], главный смотритель монастырей в России, бывший перед сим губернатор Астрахани, с достоинством оставивший эту последнюю должность; Алексей Петрович Измайлов[56]; князь Григорий Григорьевич Гагарин[57]; Иван Андреевич Толстой[58], губернатор Азова; Иван Давыдович, коломенский губернатор; Александр Васильевич Кикин[59], главный дворецкий и камергер его величества; Нарышкин[60], сын дяди царя, и многие другие господа любимцы, которые прибыли в Воронеж уже после нас. Царь удостоил этой чести (сопутствовать ему) и г-на Конигсега, чрезвычайного посланника польского; г-на Кейзерлинга, посланника прусского; г-на Белозора, уполномоченного г-на Огинского, одного из главных генералов и лучших друзей короля польского; также некоторых офицеров своего двора и сына знаменитого генерала Лефорта. Кроме того, он пригласил с собою трех купцов: из англичан г-на Генриха Стилса, человека весьма хорошего и чрезвычайно уважаемого царем; также Фому Гиля и голландца г-на Авраама Кинзиуса — все трое лица весьма преданные его величеству. Его величество пожелал, чтобы я отправился вперед с сими тремя господами, и мы последнего января пустились в путь. Царь последовал за нами в следующую ночь с остальным обществом. Мы приказали сделать подрезы под наши сани для большей легкости и удобства езды, так как земля не везде еще
