На протяжении всего духовного пути, с самого момента прибытия Махарши на гору, у него всегда находились преданные служители. Да иначе и быть не могло: непрерывно погруженный в Себя, Махарши покинул бы свое тело очень скоро, если бы кто-нибудь не приносил ему пищу. Но находились люди, способные уловить отблески его внутреннего сияния, которые стремились быть рядом с ним, а значит, и удержать его на земле. Они проводили все свое время возле Махарши, хотя он почти ни в чем не нуждался, а происходившие с ними перемены были удивительны и заслуживают внимания.
Первым «покровителем» стал садху Шешадри-свами, который поселился на горе совсем незадолго до прибытия Махарши и пробыл там до самой смерти. Почитая Аруначалу как бога, он как-то заявил: «Кто поклоняется Господу Аруначале, тот будет спасен!» – на что Махарши отвечал вопросом: «Хорошо, но кто почитает, а кто почитаем?» Шешадри-свами рассмеялся: «Вот это не совсем ясно… Но как бы то ни было, я поклоняюсь!» – и много раз простерся перед горой. Однако объяснения Махарши, что есть только одна реальность, без всякого различения, поэтому поклонение одного другому бессмысленно, запечатлелись в уме Шешадри-свами, и он принял позицию недвойственности[5]. Однажды он сидел в задумчивости и отрешенно смотрел в сторону быка, а другой садху спросил его, куда он смотрит. «Я смотрю на это», – последовал ответ, но садху не унимался: «На этого быка?…» И тут Шешадри-свами взорвался от негодования: «На какого еще быка? Сам ты бык! Зови это Брахманом!»
Шешадри-свами ушел из жизни в период расцвета ашрама, и тело святого, по индийской традиции, было не кремировано, а захоронено. Во время погребальной церемонии Махарши стоял и молча созерцал происходящее.
Другой садху, по имени Палани-свами, долгие годы поклонялся богу Винаяке, соблюдая строгий пост: он принимал пищу раз в день только после подношения ее Господу со всеми надлежащими ритуалами. Но один из его друзей как-то заметил: «Зачем ты проводишь жизнь с этим бездушным идолом? На горе Аруначале живет настоящий бог, и не лучше ли служить ему?» Палани-свами отправился посмотреть на такое чудо и остался подле Махарши навсегда, верой и правдой прослужив ему двадцать лет. Поначалу он все же совершал подношения в храме Винаяки, но вскоре почувствовал, что его сердце всецело с Махарши, и прекратил ходить в храм, отправляясь вместо этого просить подаяние для них обоих. Страшным ударом для Палани-свами стало, когда спустя какое-то время Махарши сказал: «Давай я пойду за подаянием в одну сторону, а ты – в другую. Нам незачем жить вместе». Служение Махарши уже составляло самую суть жизни Палани-свами, и страдания его были столь велики, что ему было позволено остаться.
Но в большинстве случаев Махарши считал служение ему излишним, а также и других учил обходиться своими силами. Как-то посетитель пожаловался на плохое здоровье, а также невнимательность докторов и нерадивость прислуги, из-за чего болезнь стала хронической. Махарши не ответил ему, а вечером, когда все собрались, он начал растирать свои ноги маслом и кратко заметил: «Мы сами себе и доктора, и слуги. Пока у нас хватает сил принимать пищу, почему бы самим ни заботиться о своих нуждах?» Посетитель смущенно молчал, а Махарши начал рассказывать следующую историю.
Один монах возжелал стать настоятелем монастыря, но у него не было ни одного ученика, ибо всякий, кто приходил к нему, быстро распознавал его тщеславие. Однажды ему понадобилось по делам в город, но он не хотел показаться простым монахом, которого ни в один приличный дом на ночлег не пустят. Поэтому он пошел на хитрость: тайком занес на веранду свои пожитки и громко позвал хозяев с улицы. «Я настоятель монастыря, и мой ученик оставил у вас мои вещи», – заявил он, а после недолгих поисков те и впрямь нашли узел и пригласили его к столу. Приближалась ночь, и хозяева стали спрашивать, куда же делся ученик, но монах попросил их ложиться спать, дескать, он сам откроет ученику. Спустя некоторое время хозяев разбудил стук двери, и сквозь щель в стене им представилась забавная сцена: монах на два голоса разыгрывал беседу с учеником, отчитывая его и приказывая растирать ему ноги. Тогда им все стало ясно, и они тоже решили позабавиться. Наутро монах заявил, что спозаранку отправил ученика в город, и попросил перед уходом подать ему узел с вещами, на что хозяева недоуменно пожали плечами: «Так мы ученику отдали – тому самому, который вчера тебе ноги растирал…»
И Махарши заключил: «Вот что случается, если вам нужна прислуга!»
Последователи «Пути к себе»
Противоречие между следованием учению Махарши и своей самости было по сути только внешним: очевидно, что никто не может учиться быть собой у кого-то другого. После встречи с Махарши невозможно было стать его последователем, продолжателем новой традиции, а тем более преемником. Можно было только двигаться параллельно, ибо Высшее Я у всех людей одно – Атман, и следовало сделать немалое усилие, чтобы повернуть свою судьбу в верном направлении. По-разному происходило это в жизни индийцев и людей с Запада, и мы приведем здесь примеры двух «первопроходцев».
Ганапати Муни был во всех отношениях необыкновенной личностью и с самого детства поражал окружающих легкостью в освоении санскрита и стихосложении, за что впоследствии был прозван «Кавьяканта»[6]. Вскоре после женитьбы он начал совершать паломничества по святым местам, повторять мантры и предаваться строгому аскетизму, но никак не мог обрести душевного покоя. Проделав долгий путь к Аруначале, он припал к стопам Махарши в совершенном отчаянии, умоляя прояснить суть тапаса (подвижничества). Махарши молчал с четверть часа и, наконец, произнес: «Когда ты смотришь вглубь того, откуда возникает мысль о Я, разум погружается в этот источник, – это и есть тапас…»
Ганапати Муни охватило неслыханное вдохновение, и он принялся восхвалять Махарши в санскритских стихах. Узнав, что его настоящее имя – Венкатарамана (а ранее его звали просто «Брахмана-свами», то есть «Почтенный Брахман»), именно он стал сокращенно называть своего наставника Раманой, добавив к имени титул Махарши – «Великий Мудрец». Ганапати Муни было дано видение Махарши в тонком теле, когда он находился в другом городе, и он же составил самое известное собрание бесед с Махарши «Шри Рамана Гита». Ганапати Муни много странствовал, а под конец жизни осел в небольшой деревушке с группой своих последователей, продолжая вести аскетический образ жизни. И все же, когда после его смерти Махарши спросили, достиг ли он освобождения, тот удивленно ответил: «Да разве он мог бы? Самскары (внутренние влечения) были слишком сильны в нем…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
