Лола следила за его действиями с все возрастающим изумлением. Ди Мауро был очень щепетилен в вопросах личной гигиены. И теперь пьет из ее чашки. А Гвидо, между тем, продолжил: - Арриго Бойто – итальянский композитор. Его опера «Мефистофель» на премьере потерпела сокрушительное фиаско. Триумф настиг это произведение только в одна тысяча девятьсот первом году, когда Мефистофеля спел Фёдор Шаляпин. Фауста в том историческом спектакле пел Энрико Карузо, а за дирижёрским пультом стоял сам маэстро Тосканини. Спектакль имел оглушительный успех, а роль Мефистофеля стала одной из коронных у Фёдора Шаляпина.
- Хорошо, - после паузы кивнула Лола. – Я впечатлена.
- Нет, Лола, пока нет, - покачал головой Гвидо. – Главное твое впечатление впереди. Грядет самая громкая премьера последних десяти лет. Новое прочтение старого. Спектакль будет ставить Энрико Кавальери.
- А это кто еще?!
- Это современный Станиславский – только в мире оперного искусства. Оркестром будет руководить Адольф Чичевский - а его называют реинкарнацией фон Караяна.
- Про Станиславского и фон Караяна я что-то слышала.
- Про Теодора Дягилева, исполнителя главной роли, ты тоже, кажется, слышала, - Лола неловко кашлянула. – Ну тогда мне остается рассказать о последнем аспекте.
Гвидо молчал. Лола начала что-то бездумно чиркать на листе бумаге.
- Вокруг этой премьеры ходит куча слухов, сплетен, домыслов. Вся информация держится в строжайшем секрете. Но…. Но я знаю из совершенно достоверных источников два факта.
- Каких?! – Лола первая не выдержала последовавшей многозначительной паузы.
- Во-первых, на Теодора ополчилась клака.
Лола нахмурила лоб. Слово было ей совершенно незнакомо.
- Кло-а-ка? – неуверенно переспросила она.
- Можно сказать и так, - криво усмехнулся Гвидо. – Но правильнее – клака. Клака – это некоторая группа лиц в зале во время спектакля. Которая задает тон реакции зрителей. В нужных местах эти люди смеются, плачут, аплодируют, кричат «Браво» или…
- Или?.. – Лола снова не выдержала паузу. – Гвидо, ты можешь говорить связно и внятно?!
- Или – освистать. Улюлюкать. Издавать любые неподходящие звуки – «бу-бу-бу», мяуканье или кукареканье. А могут и помидорами закидать. Или яйцами.
- Да ладно! – Лола откинулась в кресле и неверяще уставилась на друга. – Это происходит сейчас? В наше время? Это какое-то средневековье. Быть такого не может!
- Да куда там Средневековью, - хмыкнул Ди Мауро. – Эта явление зародилось еще в Древнем Риме, пережило свой расцвет, начиная с восемнадцатого века, и почти угасло к середине двадцатого. Но! – тут Гвидо поднял вверх указательный палец. – Мы, итальянцы, чтим традиции.
- Чтоб вас! – в сердцах воскликнула Лола. Взяла в руки чашку, повертела ее. – И что это значит? Что Фёдору будут мешать на премьере?
- Не исключено, - серьезно кивнул Ди Мауро.
- Но зачем?! Кому это надо?
- Ходят слухи… это всего лишь слухи, но…
- Гвидо! Говори без пауз!
- Да я и так… В общем, поговаривают, что клаке заплатили из «Бикман Медиа».
Лола несколько секунд хмурила лоб. Бикман, Бикман… Она где-то слышала эту фамилию. Но где, когда, в какой связи…
Вспомнила. Ахнула, прижав пальцы к губам.
- Это невеста Фёдора?!
- Бывшая, - церемонно склонил голову Гвидо.
- О, господи…
Действительно. О, господи.
В разрыве Фёдора с невестой виновата, как ни крути, Лола. Что бы он тогда ни говорил, Лола приложила к этому руку. Ну, или не совсем руку. И теперь… теперь ему за это мстят. По ее, Лолы, вине!
Она сейчас не думала о том, что было бы, если бы Фёдор не расстался с невестой. Скорее всего, ничего бы тогда у самой Лолы с Фёдором не было. Ничего. Вообще. В том числе, и той горькой-сладкой ночи в Нью-Йорке. Но и этой вопиющей, безобразной несправедливости, которая грозила Фёдору сейчас - не было бы тоже!
Несправедливость Лола не выносила. А если она грозит тому, кто очень дорог… О, попадись ей хоть кто-то из этих… из этой клаки!
- Что мы можем сделать?
- Ничего, - вздохнул Гвидо. – К сожалению, ничего. Разве что пойти на премьеру, и силой наших рук поддержать его.
- Я пойду, - твёрдо сказала Лола. А потом ее осенила внезапная мысль. – Погоди. Ты говорил о двух фактах. Какой второй?
Гвидо молчал.
- Гвидо… - ласково прошипела Лола. – Я тебя умоляю… заклинаю… скажи, что второй факт - хороший!
- Это не совсем факт… Это все же не проверено, но… Не кидай в меня ничем!
- ТАК ГОВОРИ!
- Прошла информация, что у Тео пропал голос.
А вот теперь ей захотелось сползти под стол. Спрятаться. От ужасной перспективы, которую сулили эти слова. Да еще клака эта…
- Как это могло произойти?!
- Я не знаю, Лола, - Гвидо виновато развел руками. – Такое иногда случается. Горло и связки певца – в постоянном напряжении. Они подвержены… разным рискам. Он мог простудиться. Или какая-то инфекция. Реакция на медикаменты. Стресс. Много разных факторов.
Лола смотрела на Гвидо. Но его она не видела. Она вообще, кажется, ничего не видела. Страх ослепляет. Лола не помнила, чтобы когда-то испытывала такой страх – настоящий, животный, парализующий. А вот сейчас ей стало страшно, именно так, по-настоящему. С ним не шел ни в какое сравнение даже тот страх, что она испытала, когда ее забрали в полицию. Оказывается, самый сильный страх ты испытываешь не за себя.
Фёдор - триумфатор. Победитель. Лучший из лучших. Рожден для оваций, криков «браво» и восхищения публики. А если все-таки случится провал? Как он это переживет?!
Она снова зажала рот рукой. Лоле казалось, что иначе она начнет кричать от этого страха. Страха за Фёдора.
Гвидо сидел напротив нее и молчал. Наконец Лола опустила ладонь.
- Нам нужен будет букет роз, - голос почему-то звучал хрипло. – Огромный букет роз.
- Хорошо, - кивнул Ди Мауро.
- Если что, я каждому этому клакеру засуну розочку в ж*пу. Пора, знаете ли, вводить в вашем итальянском болоте новые традиции.
Тишину почти пустого офиса нарушил звонкий смех Гвидо. Но, говоря откровенно, веселого в этом смехе было мало.
***
- Я не могу петь, когда у меня постоянно отваливается хвост!
Несколько секунд тишины. А потом вся постановочная труппа впервые услышала, как смеётся Энрико Кавальери. До слез, согнувшись и хлопая себя по коленям. Никто порыв режиссера не поддержал.
Кавальери снял очки, вытер