Оказывается, убедить генерала Кузнецова в том, что «гроза идет на Перекоп и сюда надо стягивать все силы было невозможно». И разве Манштейн виноват, что авиация Черноморского флота — 626 самолетов, в том числе 346 истребителей и 136 бомбардировщиков — была в основном занята поиском «морских сил противника»? [136]
24 сентября, подтянув всю армейскую тяжелую артиллерию и инженерные части, немцы силами 46-й и 73-й пехотных дивизий начали штурм Перекопа. Советские войска оказывали упорное сопротивление, защищая каждую траншею и опорный пункт, но 26 сентября, действуя вдоль Перекопского залива, корпус Гашена прорвался через вал и захватил Армянск. В этот же день Батов нанес контрудар силами измотанной 156-й и подошедших 172-й, 271-й стрелковых и 42-й кавалерийской дивизий. Еще трое суток длил ось единоборство, перекопские позиции четыре раза переходили из рук в руки.
Как водится, у первых же взятых в плен немецких солдат карманы оказались набиты «гнусными фотографиями: один насилует девушку, другие с пьяными рожами ждут очереди». Вновь парадокс: с одной стороны, каждый второй советский генерал пытается представить вермахт как банду маньяков-туристов с фотоаппаратами (истории о «гнусных фотографиях» кочуют из мемуаров в мемуары с уставным единоообразием), с другой — непонятно, как они умудрялись столь профессионально бить красных командиров, вооруженных самой передовой военной наукой? Советским воинам до концаXXстолетия фотоаппараты иметь запрещалось (см. Устав внутренней службы ВС СССР), не то и они бы чего-нибудь наснимали в тот период, когда, ворвавшись в «логово фашистского зверя», брали «трофеи» и по призыву И. Эренбурга «ломали гордость надменного германского народа».
В труднейших боях германский корпус разбил советские части на Перекопе и заставил их отступить к Ишуню. Манштейн сообщает о захвате 10 тыс. пленных, 135 орудий и 112 танков. Однако победа досталась дорогой ценой, корпус Ганзена потерял убитыми и ранеными около 3 тыс. человек. Для прорыва ишуньских позиций сил уже не было.
Известие о сдаче Перкопа, по воспоминаниям всех участников событий, произвела ошеломляющее впечатление. [137] Не удивляется только генерал Батов: ведь нашей 156-й дивизии пришлось вступить «в единоборство с врагом, имевшим тройное превосходство в живой силе и артиллерии иабсолютное — в танках и авиации» (курсив наш. — Авт.]. Вот это как раз и есть «заведомая ложь». В то время как советская сторона на третий день боев довела свои силы на перешейке до четырех дивизий, со стороны противника действовали все те же две пехотные дивизии из 54-го корпуса. Остальные соединения 11-й армии отбивали начавшееся 26 сентября советское наступление между Днепром и Азовским морем, и Манштейн не имел возможности передать Ганзену ни одного дополнительного полка. Но самый главный фокус состоит в том, что немцы при этом практически не имели авиационной поддержки и не было у них ни одного танка.
Между тем генерал-полковник Батов с красочными подробностями описывает трудности противотанковой борьбы, оперируя десятками вражеских машин:
«В 7.30 показались немецкие танки, за ними густые цепи пехоты, над ними целые стаи истребителей прикрытия… В первом эшелоне у немцев шли Т — 4 (на всем советско-германском фронте танков Т-4 имелось всего чуть более 200 штук и, конечно, большую их часть бросили против генерала Батова; подумаешь, где-то под Москвой разворачивается операция „Тайфун“!—Авт.). Сначала их было 12-15 на километр фронта, затем это количество возросло до 20-22 (да это уже целая танковая дивизия, никак не меньше!—Авт.).
…танки утюжили НП батареи…
Семь цепей шли на позиции 417-го полка на расстоянии 200-300 м одна от другой. Впереди 15 танков Т-4… Немецкие танки пытались пробить проходы в проволочных заграждениях и надолбах… Немцы бросили в бой на сравнительно узком участке до четырех пехотных полков с 50 танками… Все спрашивают, где же наши танки, когда у фашистов их пропасть…»
А танков становится все больше:
«Против каждой нашей части действовало от 20 до 30 вражеских танков, поддерживавших рывок своей пехоты… В контратаках участвуют подошедшие средние танки противника… Немцы сосредоточивают до 70 танков…» [138]
Если считать вслед за Батовым, то у противника имелось не менее 150 танков. При этом ни один из советских источников не сообщает нам номер танковой дивизии, которая действовала в составе армии Манштейна. И не могут этого сделать по простой причине: во всей группе армий «Юг» имелись только 5 танковых дивизий, все они в это время входили в танковую группу Клейста и рвались к Ростову. Туда же Манштейну пришлось отдать свое единственное моторизованное соединение — лейбштандарт «АдольфГитлер», который, впрочем, тоже танков не имел.
Вот у защитников Перекопа танки как раз имелись, не много, по советским меркам, но все же более сотни. Например, в составе 172-й стрелковой дивизии полковника И.Е Торопцева действовал 5-й танковый полк — 56 плавающих танков и 10 «тридцатьчетверок», а в 156-й — штатный танковый разведбат.
Ну и кто у нас здесь «нечистоплотный мемуарист»?
Лишь в начале октября 11-я армия вновь смогла взяться за выполнение своей основной задачи — занятие Крыма. В ее составе на этот раз имелись 30-й и 54-й армейские корпуса — 6 пехотных дивизий. Армия Ду-митреску была выведена из ее подчинения, но Манштейну удалось выпросить горную и кавалерийскую румынские бригады для охраны своих тылов.
Количество советских войск в Крыму к этому времени тоже увеличилось. В период с 7 по 16 октября из Одессы в Севастополь была эвакуирована Приморская армия генерал-майора И.Е. Петрова — 5 дивизий, 86 тыс. бойцов и командиров, 462 орудия, 24 танка и 20 тыс. тонн боеприпасов. Таким образом, под командованием Кузнецова оказалось уже 12 стрелковых и 4 кавалерийские дивизии — 235600 человек. Добавим сюда абсолютное количественное превосходство советского флота на море и советской авиации в воздухе. [139]
Между тем Манштейн готовился к штурму ишуньских позиций:
«Командование не имело… никаких возможностей облегчить войскам тяжелую задачу наступления какими-либо тактическими мероприятиями. О внезапном нападении на противника не могло быть и речи. Противник ожидал наступления на хорошо оборудованных оборонительных позициях. Как и под Перекопом, всякая возможность охвата или хотя бы ведения фланкирующего огня была исключена, так как фронт упирался с одной стороны в Сиваш, а с другой — в море. Наступление должно было вестись фронтально, как бы по трем узким каналам, на которые перешеек был разделен расположенными здесь озерами».
Ширина этих полос допускала введение в бой в первом эшелоне только трех дивизий 54-го корпуса — 73, 46 и 22-й. То есть 30-й корпус генерала Зальмута — 50, 72 и 170-я пехотные дивизии — мог вступить в бой только после занятия территории южнее перешейков. Местность представляла собой совершенно плоскую солончаковую степь без малейших укрытий. Вот и генерал Батов признает:
