Вернее, была Блондинка, которую я играла.
Наташе очень не нравилось то, что происходило, хотя нравилось получать зарплату на «Фоксе», куда ее снова взяли по моему настоянию, а еще от меня самой. Но Лайтесс мешали мои ужимки, моя роль, мои мужчины. Наташа терпеть не могла всех, кто хоть как-то покушался на меня, считая Норму Джин своей почти собственностью. Она не понимала только одного: Норма Джин уже не ее и даже не моя, она собственность Блондинки, которая в свою очередь стала собственностью Америки.
Наташе не нравилось, что у меня все меньше времени остается на актерские занятия, некогда репетировать роли вроде Корделии или Норы Ибсена, которые, я уже это понимала, я никогда не сыграю на студии «Фокс».
Но сидеть и ждать, когда же стану великой актрисой вроде легендарной Дузе, когда меня заметят и позовут играть драматические роли в серьезных театрах, я просто не могла. Уходили годы, и если через пять лет после начала мытарств в Голливуде у меня появилась возможность стать звездой хотя бы в виде Блондинки, я ею стала!
Да, я продолжала заниматься у Михаила Чехова, хотя на занятия ходила все реже, потому что все чаще была занята на съемках, трудилась над постановкой голоса, разучивала с Наташей самые разные монологи и роли, считая, что все это пойдет на пользу, но главная роль, которую я уже играла, – Блондинка.
Не думайте, что все так просто и легко. Меня осаждали толпы репортеров, наперебой приглашали на самые разные мероприятия для вручения призов и наград, например, я вручала одного из «Оскаров». Но если Вы полагаете, что встречали только аплодисментами, то ошибаетесь.
«Ниагара», не представляющая собой ничего значительного (я прекрасно знаю цену своим фильмам и ролям, Док), стала неким рубежом. Никто действительно не обратил внимания на отвратительный сюжет и даже на водопад, зрители раз за разом ходили на фильм, чтобы посмотреть на Блондинку, на ее голые плечи (что подразумевало наготу и под простыней), красную помаду на губах, курение в постели, откровенно облегающие платья и походку… Особенно походку! Зачем Генри Хатуэю понадобилось снимать меня со спины во время длиннейшего прохода чуть не по всей улице, не понятно. Я раз за разом шла на высоченных каблуках по мостовой, рискуя в лучшем случае вывернуть ногу, думая, что из всей сцены останется пятая часть, но он вставил все! Моя героиня виляет бедрами едва не половину фильма.
Зрительницы из разных строгих дамских организаций возмутились: спать нагишом, ярко красить губы и вот так вилять задом?! Куда смотрит руководство студии?!
Руководство смотрело в бухгалтерские отчеты, которые явственно говорили, что большая часть именно ради такого «безобразия» и покупает билеты на никчемный фильм. Но игнорировать старых ханжей тоже невозможно, студия сделала вид, что пошла на уступку морали и задержала выпуск пластинки с песней из фильма. Что и говорить, серьезная уступка.
Журналисты ополчились на мои тесные платья и глубокие декольте, на ту самую походку и голос с придыханием. Но я раз за разом видела одну картину: стоило выйти к микрофону, как зал замирал, в Блондинку впивались сотни глаз, словно желая проглотить живьем, чуть помедлив, я произносила: «Привет!» – и после секундной паузы слышался шквал аплодисментов! Что это было? Сейчас такого нет, сейчас толпа ревет с первых секунд и как-то иначе, а в те годы, когда Блондинка только начинала свое победное шествие, нет, даже не по экранам, а действительно по Америке, собравшиеся не вполне понимали, что Она произносит. Хайд был прав – достаточно просто появиться.
Меня начали раздирать внутренние противоречия, которые с годами углублялись. Эта крашеная дрянь, только улыбнувшись или вильнув бедрами, превращала толпу в нечто бездумно возбужденное, даже у самых умных мужчин Блондинка легко вытаскивала на поверхность их животное начало, которое подавляло любой интеллект. Сначала я упивалась этой властью, заставлявшей мужчин забывать о других присутствующих женщинах, о женах, сидевших рядом, о любовницах, а приличиях, наконец.
Находились умники, особенно среди журналистов, которые умели удержать и пустить слюни, но такие старались подловить мои ошибки, следили, не расползется ли шов платья, не скажу ли я глупость, не споткнусь ли, напропалую виляя бедрами. Женщины шипели, точно рассерженные гусыни, подмечая и критикуя все: от ярких цветов и смелых декольте моих платьев до запаха духов и манеры красить губы.
Говорят, для спортсмена лучший стимул – бегущий впереди соперник, которого надо обогнать. Для меня вот этот поток дамской ненависти и желание мужчин, которым точно не достанется кусочек Блондинки, унизить Ее, были именно таковым стимулом.
Док, я не знаю, кто из нас двоих научился справляться с наглыми и насмешливыми репортерами и в ответ на очередную выходку разъяренных завистниц совершать свою выходку. Сейчас я понимаю, что мы вместе. Норма Джин была достаточно умна и остра на язык, но она никогда не решилась бы отбрить журналиста, а вот Блондинка, не обладая большим умом, решилась. Но Норма Джин ни за что не рискнула бы сниматься обнаженной (пусть и под простыней) или надеть платье с декольте почти до талии.
Получается, что уже тогда я была симбиозом наглой Блондинки с умопомрачительной внешностью и неглупой скромной Нормой Джин внутри? Тогда мне этот симбиоз весьма нравился. Блондинка являлась на церемонию в вызывающе декольтированном платье, а в ответ на укоры пользовалась острым язычком Нормы Джин.
– Вас не смущает, что все смотрят на более чем откровенное декольте?
Блондинка делает круглые глаза и отвечает голосом Нормы Джин:
– А я-то думала, что все любуются моим значком сержанта-вербовщика!..
Зал хохочет.
– В чем Вы ложитесь спать?
– Несколько капель «Шанель № 5».
Скандал, потому что продажи знаменитых духов взлетают до небес, а вот изящные пижамы покупать почти прекращают.
Не знаю, повысилась ли после этого рождаемость или количество абортов, но производители ночных пижам обратились к руководству студии с требованием опровергнуть слова Блондинки. И Блондинка, хлопая наклеенными ресницами, вещала, что пижама или ночная сорочка это очень-очень хорошо… особенно с оборочками, каждый вечер чистая и почаще новая. Мужчины, дарите своим возлюбленным не только бриллианты, но и ночные сорочки, которые так приятно снимать с женского тела.
Производители сорочек были очень довольны, теперь к духам «Шанель № 5» добавились и пижамы (которые «так приятно снимать»).
Док, представляете сумасшествие нации, на потребление и поведение по ночам которой влияет задастая Блондинка с вихляющей походкой?! От моего неосторожного или продуманного слова теперь зависели продажи и производство. Я испугалась, потому что приходилось следить за каждым словом, нельзя хвалить какую-то марку автомобиля или ресторан, сорт сыра или напиток, район города, штат, чью-то роль, фильм, косметику…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
