"Кто-то ругает", — подумал он по старой народной традиции.
Постоял немного, оглядываясь вокруг. Хотя со времени последнего посещения здесь ничего не изменилось, разве только народу стало больше, который, как муравьи по незримой тропинке, сновал взад вперёд от главного входа через коридор первого этажа наискосок к лестнице, огибая стоящего перед ней Хрусталева, который наконец решился и шагнул по ступенькам вверх. Лестница была широкой с литым чугунным ограждением и стёсанными ступенями, за всё время существования здания огромное количество пар ног прошло навстречу друг другу, отполировав и стерев кромку камня, но в некоторых местах были сколы и выбоины, значит, не просто ходили, но и грызли гранит науки в прямом и переносном смысле.
На свежевыкрашенной стене светло-серой бюджетной краской скотчем прикреплён бумажный лист формата А-4 со стрелкой, указывающей направление куда-то вверх, и крупным текстом "Приёмная комиссия".
Поднявшись на второй этаж, Андрей Викторович опять по диагонали вправо пересёк коридор и вошёл в аудиторию с открытой дверью. Помещение было большое с огромными окнами и с зеленью в цветочных горшках на подоконниках. Слева от входа до самого первого окна тянулась глухая стена, ровно в середине прерываясь лёгкой, по сравнению с входной, закрытой дверью. Справа стоял казённый рыжий шкаф со стеклянными дверцами, такие шкафы стояли и тридцать лет назад в каждом школьном кабинете, внутри его виднелись стопки бумажных папок под алфавитными буквами.
"Надо же, до сих пор сохранился, — удивился про себя Хрусталёв, — такой точно был у нас в классе, когда я учился".
Он сделал несколько шагов и, миновав шкаф, который закрывал обзор, вышел на средину, остановился, чтобы осмотреться, и если зрительно не обнаружит Рогалёва, то тогда определить, к кому можно обратиться по поводу его дальнейших поисков.
Так как он опять стоял на единственном пути между входом и залом с правой стороны, в который все и стремились попасть, его начали слегка подталкивать то сзади, то сбоку молодые люди, по всей видимости, абитуриенты, кто в одиночку, а кто и с родителями, солидными и не очень, дядьками и тётками. Ему пришлось постоянно слышать: "Извините, простите, разрешите".
Зал, в который прорывались абитуриенты и выходили из него, представлял собой пространство, образованное двумя рядами столов, расположенных напротив друг друга. За столами сидели молодые девушки, на столах бумажные папки и чистые бланки чего-то, то ли заявлений, то ли анкет. В междурядье напротив каждого стола стоял стул, который занимался жаждущим побеседовать с девушкой после того, как подойдёт его очередь. Широкий проход между столами и был занят той очередью ожидающих.
Хрусталёв перевёл свой взгляд вперёд, там также у окна обособленно находился ещё один стол, но стула при нём не было. Две девчонки тихонько говорили о чём-то с женщиной лет пятидесяти, сидевшей за столом, они спрашивали, она отвечала. Расслышать что-то с того места, где стоял Андрей Викторович, не представлялось возможным, да и вообще, шумовая обстановка походила на ту, которая присутствует в читальных залах библиотек, все говорили почти шёпотом или вполголоса.
В этот момент обе девушки отошли от стола и мимо него стали пробираться к выходу. Стол, у которого они стояли, открылся полностью, и Хрусталёв увидел на нём, кроме различных бумаг, стоящую табличку "Секретарь". Тогда он смело шагнул в этом направлении и, ещё не достигнув края стола, словно боясь, что занимающие проход люди повернутся к столу и начнут диалог с секретарём, сказал:
— Здравствуйте!
— Здравствуйте, — ответила ему женщина, бросив в его сторону нейтральный взгляд, — вы за документами? Фамилия? Факультет?
— Нет, извините, я хотел бы увидеть Алексея Борисовича.
— Ирин! — позвала она кого-то громко.
— Да, Нин Васильевн? — обрывая окончания, ответила Ирина из середины зала.
— А где у нас Борисыч?
— Не знаю, был здесь, может, вышел куда, но мне он ничего не говорил.
— А вот он и сам идёт, — радостно воскликнула женщина в очках, направляя свой взгляд через плечо за спину Хрусталёва.
Андрей Викторович повернулся и увидел Рогалёва, который продвигался от входа в его сторону. Хрусталёв сделал пару шагов навстречу и, остановившись, протянул руку для приветствия со словами:
— Здравствуйте, Алексей Борисович, я к вам.
— День добрый, проходите, — ответив на приветствие, тот дёрнул ручку двери в стене.
Дверь оказалась запертой, тогда он обратился к секретарю:
— Нина Васильевна, вы опять закрыли дверь?
— Не закрывала, наверное, сама захлопнулась, возьмите ключ, — она протянула через стол руку с ключом и металлическим колечком.
Хрусталёва поразила её рука, не столько рука, а сколько пальцы с длинными крашеными ногтями, даже не сам маникюр, а целый ряд перстней и колец на них. Такой набор золотых украшений никак не свойственен жрицам науки и больше подходит для женщин данного возраста, работающих в торговой сети, причём продовольственной.
Широкое золотое кольцо на безымянном пальце свидетельствовало о том, что её обладательница выходила замуж более тридцати лет и до сих пор живёт в счастливом браке. Немного поуже на среднем пальце, но с множественными каменными вставками, похожими на бриллианты, ни о чём не говорило окружающим, хотя для обладательницы оно, скорее всего, было подарком на юбилей или какое-нибудь значимое событие.
Перстень на указательном пальце с огромным, сверкающими гранями, рубином овальной формы, по всей видимости, был семейной реликвией и достался по наследству от матери или бабушки.
Так думал Хрусталёв, загипнотизированный блеском золота и драгоценных камней, потому непроизвольно вытянул шею и пытался рассмотреть второю руку на предмет аналогичных ценностей, не обращая внимания ни на лицо с очками, ни на всю фигуру в целом. Но в этот самый момент из-за его спины вышел помимо Рогалёва, перехватившего ключ, ещё и парень, который остановился у стола секретаря. Он и перекрыл обзор Андрею Викторовичу, лишив его память возможности запечатлеть украшения второй руки неизвестной ему Нины Васильевны.
— Проходите, — вернул его из небытия Алексей Борисович, открывший уже дверь и жестом приглашавший войти в другое помещение.
— Нина Васильевна, прошу меня с полчасика не беспокоить, но разве только в крайнем случае, — произнёс он, когда уже Хрусталёв проследовал мимо него.
Помещение было маленьким, в нём с трудом разместились три стола и двухстворчатый шкаф. Дверь за спиной захлопнулась, Алексей Борисович так шустро, не беспокоя Хрусталёва, проскользнул к дальнему столу у окна, бросив при этом гостю на ходу:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
