«Мир был бы скучным без толстых людей, иначе перед кем бы хвалились своими торсами люди с поджарыми животами?» — Лев Тимофеевич покосился на свой поджарый живот вегетарианца и подумал, что для обретения душевного равновесия ему, всё-таки, имеет смысл жениться на какой-нибудь пухленькой даме, вроде Лидии Францевны, только помоложе. Попрощавшись с Клушиной, следователь поспешил в прокуратуру.
«Вот женюсь и буду есть не фигу с маслом, а блинчики с мясом, которые состряпает к моему приходу супруга!» — поднимаясь по ступенькам к своему кабинету, мысленно рассуждал Рогаткин. Ему предстояло сделать больше десяти срочных звонков, чтобы исключить отъезд из страны опасного убийцы — Вырицына Юрия Ивановича, который по непонятным соображениям представлялся всем своим будущим жертвам довольно распространённой и нейтральной на слух русской фамилией — Трунов.
Лев Тимофеевич предусмотрел почти всё, он ещё не знал, что завтрашний день скомкается, и убийцу задержат прямо у стойки вылета аэропорта Шереметьево.
— Вы Юрий Иванович Вырицын? — спросит притихшего маньяка оперативный сотрудник с очень человеческой фамилией Петров.
— Нет, я не Вырицын, — попытается откреститься от своего Ф.И.О. маньяк. — Я — гражданин Швеции Герхардт Лахольм.
Но оперативный сотрудник Петров не даст уехать «господину Лахольму» и предъявит ему для прочтения ориентировку с его фотографией двадцатилетней давности. Из кармана брюк при задержании Вырицына извлекут остатки порошка нецо, и их будет достаточно для предъявления предварительного обвинения.
— Вас уже проверял кто-нибудь вроде психиатра, Юрий Иванович? — спросит Лев Тимофеевич маньяка, когда тот будет доставлен в следственный изолятор.
— А вас? — улыбнётся следователю маньяк — малорослый щуплый человек с пегими волосами.
— Самое время, — Лев Тимофеевич с печалью и ужасом взглянет на отравителя. Обычно так Рогаткин смотрел на мат на заборе, какового в Москве предостаточно.
— Хотите тёртых калачей в элитном ресторане русской кухни?.. — будет спрашивать каждого приблизившегося к нему сотрудника правоохранительных органов Юрий Иванович Вырицын-Трунов-Лахольм, а затем неожиданно на трое суток впадёт в кататонический ступор.
— Лев Тимофеевич, скажите, неужели, Вырицын действительно мстил за своё украденное открытие? — через день после задержания отравителя спросит зам. прокурора у Рогаткина. — Так коварно поступить с изобретателем… В принципе, его можно понять.
— Никакого открытия не было, Всеволод Иваныч, я проверял, — ответит следователь.
— А за что же тогда он убивал своих сослуживцев?
— Комплекс Наполеона… Вырицын считает себя гением, которого все обижают. Он уверен, что, если бы не обидчики, то он обязательно сделал бы открытие и прославился. Даже термин «отчебучивание» в выделке мехов не применяется, его просто нет. Кстати, в Швеции у Вырицына успешный бизнес, его фирма выпускает консервы с вкуснейшей селедкой!
— Как же так, с его-то головой, и вдруг успешный бизнес? — удивится полковник Чашкин.
— Это семейное предприятие его тёщи и тестя, которых уже нет в живых.
— Да, Лев Тимофеевич, пожалуй, надо бы проинформировать шведские органы, как вы считаете?..
— Отличная идея, Всеволод Иваныч, — согласится следователь. — Может, и в Швецию пригласят на опыт ихний посмотреть?
— Так ты шведского не знаешь, — ухмыльнётся зам. прокурора.
«А ты знаешь, как будто», — подумает про себя Лев Тимофеевич, но это будет через неделю.
ЛЕВ И УБОРЩИЦА
— Лев Тимофеевич, штаны подбери! — пошутила разбитная уборщица прокуратуры, когда Рогаткин, закончив трудовой день, спускался по чисто вымытой мраморной лестнице на улицу.
— Что вы с-с-сказали?!
— Ничего, — помотала головой уборщица и со смешком ткнула шваброй в ботинок Рогаткина.
«А ещё пожилая женщина…» — подумал пунцовый от возмущения Лев Тимофеевич, давая себе слово ни за что больше не связываться с «этой дурой», обходя ту за километр.
На улице, куда Лев Тимофеевич вышел нервным шагом только что обиженного «дурой» мужчины, он столкнулся с прекрасной незнакомкой несколько моложе себя. Незнакомка взяла и улыбнулась Льву Тимофеевичу, возможно, у неё просто было хорошее настроение, и давно не болели зубы. Лев Тимофеевич приосанился и решительно улыбнулся в ответ, показав прокуренные резцы 38-летнего холостяка. Дама медленно обошла его и пошла-пошла-пошла, покачивая бедрами, в противоположную сторону.
«Женщина с очень высокой грудью и умело накрашенная», — сделал молниеносный вывод Рогаткин, а женщина оглянулась.
«Но — не дама!» — устрашился второй улыбки следователь.
«Если тушь и румяна смыть, для роли невесты не годна! — сделал третий грустный вывод Рогаткин. — И не похожа на маму — окончательный кол!»
«Все, больше в ней ничего нет!» — Лев Тимофеевич сморщился и, сутулясь, пошёл к метро. Так эта милая, по большому счёту, женщина, была забракована и не стала всеми уважаемой женой Льва Тимофеевича Рогаткина, мадам Рогаткиной или госпожой де Рогаткин.
ОСЕНЬ
Лев Тимофеевич у себя в кабинете задумчиво пил чай с миндальным пирожным. В пакете, который он принёс из булочной, их оставалось ещё два.
За окном на почти голом дереве, в жалких остатках листьев, мёрзла гигантская лохматая ворона. Льва Тимофеевича ворона не видела, так как дремала, зато следователь старался на ворону не глядеть — она его отвлекала от размышлений о насущном.
Бабуся Калюновски так и не объявилась, и снова открывать уже закрытое дело зам. прокурора Чашкин Льву Тимофеевичу не велел, напомнив про то, что не надо будить лихо, которое тихо.
Дело о пропаже Виолетты Золотайкиной было приостановлено, так как нигде не осталось даже следа этой милой женщины, приходящей прислуги по основной специальности.
Гражданин Швеции Герхардт Лахольм или Юрий Иванович Вырицын лежал в институте Сербского и проверялся на вменяемость. Скоро Юрия Ивановича будут судить — доказательства его причастности к отравлению двенадцати москвичей подшиты в семь томов уголовного дела.
«Надо завизировать почётную грамоту у генерального прокурора — для Лидии Францевны Клушиной. Отважная женщина, в былые времена служившая начальником канцелярии Пушпрома, не раздумывая, помогла в поимке опасного маньяка-отравителя», — напомнил себе Рогаткин и достал из пакета предпоследнее миндальное пирожное…
Осень… грязная каша на дорогах. Ирина, раньше времени вернувшись с работы обнаружила в своей комнате непрошенного гостя, и строго потребовала у гувернёра Василия не мерить больше её платья и нижнее бельё.
— Я вас уволю! — пригрозила Ирина, с отвращением глядя, как Василий, рассыпаясь в извинениях, спешно снимает её пояс и лифчик.
— А куда я пойду? — грудным женским голосом вопросил гувернёр. — Меня уже и так все знают!..
Ирина набрала побольше воздуха в лёгкие и, не раздумывая, закричала:
— Вон отсюда!
— Да ладно, ладно, — выскочил из комнаты, на ходу застегивая брюки, гувернёр.
— Ключи, — выбежала следом за ним Ирина. — Быстро! На стол!.. И где мои сыновья?..
Василий порылся в карманах и вытянул оттуда связку ключей.
— Эти, что ли?.. А кто, интересно, заплатит мне за два последних дня? — как бы, между прочим, жалобно поинтересовался он.
— Вон отсюда! — закричала Ирина, оглядываясь на детскую.
— Ой, правильно ты его выгнала, Ир, — выбежала из кухни мама. — А я думаю, куда это у меня две пары колготок пропали в «сеточку»?.. Ещё в Томске покупала, между прочим!
— Куплю я тебе колготки, мам, — стискивая заболевшую голову руками, пообещала Ирина. — А что мальчишки делают?..
— Играют, наверное, у себя, он им переменку каждый час устраивал, — Елена Николаевна выглянула на лестницу. — Слава богу, ушёл. Ключи у него взяла?.. Умница! Где они? Дай, я их уберу, — тут обе вздрогнули, потому что телефон издал звук, похожий на предсмертный хрип.
— Какой-то Прищепкин, — Елена Николаевна протянула трубку.
— Ирина, мне позвонила бабуся, — голосом душеприказчика Прищепского сказал телефон и замолчал.
— Это вы, Самсон Иваныч? — переспросила Ирина. — Что вы сказали? Я не совсем поняла…
— Я боюсь, что сошёл с ума, — прошептал Прищепский. — Белая горячка, Ирина, — внезапно всхлипнул он. — Допился!.. Мне уже покойники звонят.
— А вы всё еще употребляете? — удивилась Ирина. — Ну, Самсон Иваныч, вы же обещали…
— Да, злоупотребляю, не буду врать, — вздохнул Прищепский. — Вообще-то, она мне звонила дважды!.. Вчера и сегодня.
— Кто она?
— Бабуся! В смысле, Лиля! Она назначила мне встречу, а я не пошёл… Белая горячка же, как я сяду за руль?! — навзрыд захохотал Прищепский. — Ира?..