5-я армия, продолжая развивать наступление, вышла на рубеж Жерино – Малиновщина – Уздорники – Овсище – станция Бурбин – Глебовск (30 км севернее г. Толочин)» (16).
Если вернуться ровно на три года назад, в июль 1941 года, то отступление дяди отца, Михаила Хромченко, проходило через Толочин. Вот где сошлись очень близко их фронтовые пути – Сенно – Толочин. А Сенно – именно та точка, где их фронтовые пути скрестились. Только дядя отца Михаил Хромченко прошел эту точку в июле 1941 г. с юго-востока на северо-запад и обратно, а отец в конце июня 1944 г. – с северо-востока, от окрестностей Витебска, на юго-запад. Разве не возмездие за смерть дяди?
«По состоянию на 1 июля и на 1 августа 1944 г. 215-я стрелковая дивизия входит в состав 5-го гвардейского стрелкового корпуса 39-й армии 3-го Белорусского фронта (на 1 августа это уже Прибалтийский фронт)» (16).
1-му Прибалтийскому фронту… надлежало развивать наступление, нанося главный удар в общем направлении на Свенцяны, Каунас, имея ближайшей задачей не позднее 1–12 июля овладеть рубежом Двинск, Новые Свенцяны, Подбродзе, а в дальнейшем прочно обеспечивая себя с севера, наступать на Каунас и частью сил на Паневежис, Шяуляй.
Обстановка требовала упреждения противника в сосредоточении его резервов и организации обороны, поэтому Ставка ВГК определила довольно жесткие сроки выполнения задач.
Командующий 5-й армией генерал Н. И. Крылов, оценив обстановку, принял решение иметь впереди наступающих войск армии от каждой дивизии первого эшелона сильный подвижный моторизованный отряд с танками, самоходной и полевой артиллерией. Эти отряды должны были с помощью проводников из белорусских и литовских партизан нащупать слабые места в обороне противника и, смяв его части, прорваться к Вильнюсу. Затем передовые отряды 72-го и 65-го стрелковых корпусов, взаимодействуя с частями 3-го гвардейского механизированного корпуса, овладевают северной и восточной частями города, а 45-го стрелкового корпуса во взаимодействии с 29-м танковым корпусом 5-й гвардейской танковой армии занимают южные районы Вильнюса.
– Основные силы армии в уличные бои не ввязываются, – особо подчеркнул генерал Крылов. – Они обходят Вильнюс с севера и юга, окружают вильнюсскую группировку противника и продолжают наступать к Неману.
Это было смелое решение. Настолько смелое, что Черняховский, ознакомившись с ним, удивленно взглянул на Крылова:
– А вы уверены, что передовые отряды справятся с задачей?
– Ударом в лобовую атаку передовым отрядам не овладеть городом. Но в том я вижу и смысл обходного маневра. Когда вся вильнюсская группировка противника попадет в окружение, – сопротивление гарнизона затухнет. А я оставляю резерв, если штурмующим город взять будет трудно.
По состоянию на 5 июля отец вновь в составе своей 215-й стрелковой дивизии 5-й армии, уже на Вильнюсском направлении. Это видно из его мемуаров.
Позволю себе высказать небольшое соображение. Далее в тексте названия населенных пунктов, расположенных на территории бывшей Западной Белоруссии, на картах и в военных документах, вероятно, приводятся в старых вариантах, польских, отличных от современных. Например, Вильно вместо Вильнюс, Свенцяны вместо Швентойи, Муляше вместо Муляры, и т. д. А причина, по-видимому в том, что карты западно-белорусских мест были первоначально составлены на польском языке, являвшимся государственным в Западной Белоруссии до 1939 г. Изменить же названия в картах на русские не было времени – началась война. Вот и пошли в ход старые карты. На современных литовских картах названия населенных пунктов давно изменены на литовские. В основном названия белорусских населенных пунктов я изменяла на современные, а литовские пока оставила согласно картам 1944 г., т. к. подробной современной карты Литвы у меня нет.
Отец:
«Наш полк быстро передвигался на запад лесными дорогами и болотами, сопровождаемый партизанскими отрядами, хорошо знающими местность. Нашу колонну обнаружили с воздуха немецкие самолеты-разведчики. Вскоре появились над нами немецкие бомбардировщики – 25 самолетов. Мы замаскировались в лесу. Несколько минут самолеты кружили и, не обнаружив нашей колонны, ушли на запад. Быстрым маршем, преодолев открытую местность, полк продолжал движение на Вильнюс.
На пути нашего движения в деревне, рядом с партизанской зоной, немцы блокировали большой партизанский отряд, загнав его в болота. В блокаде они находились 20 дней, вплоть до нашего прихода. Партизаны оказались в сложной обстановке, без еды, боеприпасов. Стали они выходить из блокады, когда мы уже отогнали немцев» (9).
Здесь я немного прерву отца. Я убеждена: все же полк отца шел на марше с боями, а не по освобожденной ранее территории. Он же пишет: «Отогнали немцев» – значит, был бой. Конкретно, о какой местности он пишет, я пока не знаю. Думаю, что со временем путь 215-й стрелковой дивизии в период с 1 по 6 июля 1944 г. мне удастся прояснить. Это возможно сделать по книгам «Память» местных районов.
Продолжаю воспоминания отца:
«Бледные, голодные, партизаны выходили из лесных болот, захватив в плен двух ездовых с повозками, не успевших уйти с основными силами. Раздев немцев до белья и отобрав у них одежду для себя, партизаны держали их в плену до нашего прихода. Боясь, что их расстреляют, два пожилых немца, дрожа от страха, с мольбой смотрели на нас. Через переводчика один немец сказал, что его брат – коммунист погиб в концлагере, а сам он с неохотой служил в немецкой армии и не убил ни одного русского, даже наоборот, помогал пленным. Мы передали немцев командованию полка.
После прорыва обороны немцев под Богушевском наш 618-й стрелковый полк был брошен в прорыв на поддержку танкистов Ротмистрова, окруживших немецкую группировку в Вильнюсе. В этой группировке находился и генерал немецких войск. Разведывательный полк 5-й гвардейской танковой армии понес большие потери в танках и в людях. Без помощи пехоты, «царицы полей», он не мог долго сдерживать напор немцев, рвавшихся из окружения на соединение со своей регулярной армией на западе от Вильнюса. На усиление войск, окруживших Вильнюс, и спешил наш полк по партизанским тропам. Шли мы быстрыми темпами трое суток, преодолев за это время 300 километров» (9).
Вот здесь я прерву отца вновь, чтобы привести его рассказ из другой главы о трагической гибели его друга на берегу Вилии. Он так печалился о гибели друга, что посвятил в своих воспоминаниях ему отдельную главу. Также сохранил крошечную, величиной с почтовую марку, фотографию, где они сняты вдвоем.
Из главы мемуаров отца «Смерть комбата Николая Коляды»:
«Это случилось 7 июля 1944 г. на восточном берегу реки Вилии западнее Вильнюса» (9).
Поправлю отца насчет даты и места. Скорее всего, это случилось раньше, 5–6 июля, так как в другом месте он пишет, что к вечеру 7 июля они вышли с северо-востока к окраинам Вильнюса, а 8 июля участвовали в боях за город. А место, где произошло описываемое событие как раз не западнее, а восточнее Вильнюса, скорее всего, между Михалишками и деревней Литвяны ныне Островецкого района Гродненской области, или где-то рядом.
«Непонятно, как это получилось. То ли комбат не знал о распоряжении командира полка о перебазировании нашей батареи, то ли еще по каким причинам. Но когда я появился на огневых позициях, комбат Коляда приказал мне подняться на высоту, где был небольшой лесок, влезть на одну из сосен и наблюдать за немецкой линией обороны. Когда я стал подниматься на высоту, то услышал треск пулемета, и серия пуль пролетела на полметра ниже меня. Я ускорил бег и оказался в лесу на вершине высотки. Стоял жаркий солнечный день, обозревать немецкие позиции было затруднительно. Марево от солнца затрудняло видимость, так как солнце ослепляло, находясь на западе. Для немцев видимость была лучше: солнце было у них за спиной. Мне ничего не удалось заметить на берегу реки. Где была немецкая оборона. Я решил вернуться обратно. Зная, что местность хорошо видна немцам, я бегом преодолел открытое пространство и прибежал на основные позиции недалеко от пушек. Смотрю – на плацдарме лежит комбат, раненный в грудь, еле дышит. «Прощай, сержант! Я умираю», – сказал он.
Оказывается, когда я ушел в лес, комбат не мог знать, что наша огневая позиция просматривается с немецкой стороны. Не знал он также, что командир полка дал указание прекратить стрельбу, так как к вечеру предполагалось перемещение полка на другое место. Вопреки здравому смыслу комбат Коляда пренебрег мерами предосторожности и «напоролся» на снайпера уже во второй раз. Только на этот раз все окончилось трагически. Перед смертью, находясь в агонии, Николай Коляда просил меня написать его родителям в Елец. Он был единственным ребенком. Очень просил сообщить о своей смерти девушке Тане, студентке Московского автодорожного института, с которой он познакомился в Москве, когда в марте 1944 года ехал домой после ранения в отпуск. Он очень ее любил и высылал ей деньги.
