— Хорошо, — сказал я. — Поручаю тебе общение с Ямадзаки.
Она опять вдавила в пол педаль газа. Я решил не отстегивать ремень безопасности, пока мы не доберемся до дома Ямадзаки.
16
Как и сказал мальчишка, дом Юкано Ямадзаки находился неподалеку от станции Омори, одно здание вместе с лапшевней. На яркой и оживленной улице только на этом доме была ужасно старая вывеска, которая выделяла его среди всех остальных. Здание выглядело так, будто выпало из общего потока времени. Еще и часа не было, а на двери лапшевни висела табличка «Закрыто».
Токо бросила взгляд на парадный вход и, не мешкая ни секунды, открыла дверь. Закричала громким голосом:
— Есть кто-нибудь?
В глубине лапшевни послышалось шуршание, и из недр кухни вышел старик. Седоватый, лет семидесяти. Добродушным он не выглядел. Не меняя мрачного выражения лица, он пристально посмотрел на нас с Токо.
— Кто такие? — Голос его был под стать лицу. Звучал совсем недружелюбно.
— Дедушка, ты, наверное, папа Юкано-сан? — бодро спросила Токо, полностью игнорируя настрой деда.
— Ты что такая невоспитанная? Я спросил вас, кто вы такие.
— Меня зовут Токо Мацусита.
— Дочкина подружка, что ли?
Она покачала головой:
— Наверное, моя мама была ее подругой.
— Наверное? А кто твоя мать?
— Юко Мацусита. Она погибла тогда же, когда и твоя дочь. Во время взрыва.
На мгновение в глазах старика появилась растерянность.
— Мне очень жаль. И какое у вас ко мне дело?
— Принесли благовония за упокой Юкано-сан.
— А что это за мужик с тобой?
— Мамин приятель.
— Нда-а, — пробормотал старик. — Сюда, — неприветливо бросил он и пошел вглубь лапшевни.
Я следил краем глаза за Токо. Она еле заметно улыбалась. О чем она думает, непонятно. Мы молча последовали за стариком.
На буддийском алтаре в комнате стояла фотография. В черной рамке — умное лицо с правильными чертами. Мы зажгли ароматические палочки, сложили ладони, и затем Токо, посмотрев на фотографию, обратилась к старику:
— Твою дочь, дедушка, тоже очень жаль. У нее все еще было впереди. Она ведь работала начальницей отдела в банке?
Я следил за ней боковым зрением, понемногу выпадая в осадок. Она говорила смело, как взрослый человек, помятый жизнью, познавший и боль, и радость. И одновременно с этим в ее словах чувствовались живые, естественные эмоции.
Старик скривил губы и пробормотал:
— Глупая она. Деловая женщина, или как там оно называется, не знаю, но не потащилась бы незамужняя за границу, ничего и не случилось бы.
— Почему ты думаешь, что виновата заграница?
— Так не вступи она в поэтический кружок в Нью-Йорке, не оказалась бы в этом треклятом парке.
— Ты про что?
— Поэтический кружок, который собирался каждый месяц. Она к ним пошла в тот день, дура.
— А-а, — сказала Токо, — в прессе об этом не писали.
— Пресса твоя — мухи, которые слетаются на людское горе. Я прогнал всех идиотов, которые ко мне приходили.
— Да? И я тоже. Дедушка, может, ты и полиции об этом не говорил?
Старик выдержал паузу и бросил:
— А этих господ я ненавижу еще сильнее. Никогда в жизни им ни слова не скажу.
— И тут мы с тобой похожи. У нас много общего. Дедушка, а почему ты их так не любишь?
— Да всякое было. Может, чайку?
— Ага, — кивнула Токо.
Старик тут же вернулся с чаем: наверное, своим приходом мы оторвали его от чаепития. Принес две хороших чашки с крышками. Токо сделала глоток и сказала:
— Какой вкусный!
Я согласился с ней. Морщины старика стали еще глубже. Легкая улыбка, если хорошо приглядеться. Улыбнулся в первый раз.
— Молодая, а разбираешься. На чае я никогда не экономлю. Позволяю себе роскошь.
— А что плохого немного пороскошествовать? У тебя на самом деле такой вкусный чай.
— Хм, — буркнул старик.
— Дедушка, можно я повторю свой вопрос? Почему ты не любишь представителей власти?
— Моего отца застрелила тайная полиция. Во время прошлой войны. Ну и потом, не доверяю я им.
— Вот оно что. Извини, что заставила тебя вспомнить о прошлом.
— Да ничего. Но вы, наверное, пришли не только соболезнования выражать. Что вам нужно? Не верю я в эти поговорки о несчастье, которое будто бы сближает.
— И я тоже. Вообще-то мы ищем одну вещь, память о маме.
— Какую вещь?
— Моя мама тоже жила в Нью-Йорке. Может быть, она ходила в тот же самый поэтический кружок, что и твоя дочь. Наверняка не знаю. Я слышала, что стихи кружка печатали в сборниках. Но их нигде не найти. Вот мы и пришли к тебе — вдруг у тебя они сохранились.
— Хм, — опять буркнул старик и пристально посмотрел на Токо. — С виду молодая, а такая хваткая.
— Конечно. Не стоит меня недооценивать. В наше время не все девушки отплясывают на дискотеках. И не надо предвзятых мнений.
На этот раз старик тихонько засмеялся. Скрипуче, будто закашлялся, но все-таки он смеялся.
— Ты чем-то похожа на мою дочку. Такая же деловая. Книжки эти у меня остались. Показать?
— Конечно. Я ради них и пришла.
Старик кивнул и поднялся с места. Когда он двинулся на второй этаж, я зашептал Токо на ухо:
— Ну, ты даешь.
— Я таких дедушек очень люблю. Твой типаж.
— Обнадежила. Теперь я за свою старость не беспокоюсь.
Старик вернулся и бросил перед Токо пачку книжек. В каждой несколько десятков страниц, аккуратно сброшюрованы и переплетены. На обложке написано по-английски «Воспоминания о Центральном парке». Выпуски с первого по седьмой. Токо молча взяла в руки одну из книжек и стала читать оглавление. Если Юко писала под псевдонимом, вычислить его можно, только прочитав сами стихи. И то неизвестно, получится ли. Я тоже взял книжку и только открыл ее, как Токо закричала:
— Нашла! Я нашла мамины стихи. Она пользовалась псевдонимом. Дедушка, ты не отдашь мне все эти книжки?
Я был поражен. Но еще сильнее я поразился, когда старик с легкостью ответил ей:
— Бери. У меня этих книг куча. Солить их, что ли?! Возьми.
— Спасибо, — ответила Токо и поднялась с места.
Вставая, я подумал, что она ни в чем не обманула старика. У выхода она обернулась:
— Знаешь, дедушка, а может, у нас получится отомстить тем, кто убил твою дочь. Вот он отомстит.
— По крайней мере попытаюсь, — сказал я. — Обойдусь без помощи властей.
Но старик только тряхнул головой, наверное, мы его утомили.
Мы вернулись в машину, я сел на пассажирское сиденье и открыл оглавление сборника, который смотрела Токо. Список из двадцати имен. Среди них — Ёко Сибаяма. Но распознать псевдоним Юко я был не в состоянии. Разумеется, имени Юко Мацусита я там не обнаружил.
— Ты про этот сборник сказала, что в нем — стихи Юко? И где они? Как ты разгадала ее псевдоним?
— Очень просто. Поехали пока в сторону Сибуи.
Она завела машину. Я почувствовал резкий старт, но взгляда от оглавления не оторвал. Я по-прежнему не мог догадаться. Решил сдаться и посмотрел на Токо:
— Дай подсказку.
— А ты совсем несообразительный. Я сразу же поняла. Там есть одно очень поэтическое имя.
Я снова посмотрел на оглавление. Действительно, есть такое имя. Ёнэ Кудо. Но какое отношение оно имеет к Юко?
Похоже, Токо надоело ждать, когда я додумаюсь, и она сказала:
— Анаграмма. Простейшая анаграмма.
— Вот оно что, — выдавил я из себя. — Я не силен в головоломках, где надо разгадывать буквы алфавита. Иероглифы ее имени читаются как Ёнэ, да?
— Видимо, да. Она воспользовалась девичьей фамилией.
YONE KUDO. Если поменять порядок букв, то получится YUKO ENDO. Я посмотрел и другие сборники. Это имя встречается только в четвертом и пятом. То есть восемьдесят пятый и восемьдесят шестой годы, как написано на обложках.
— Полиции придется нелегко. Тут и псевдоним, и старик, который не собирается оказывать власти никакого содействия. Наверняка у Юкано была записная книжка, но он ни за что не станет ее показывать.
— Согласен, — ответил я, читая стихи Юко.
— Я в танка плохо разбираюсь. Скажи, если найдешь что-нибудь.
— В большинстве своем это лирические описания улиц Нью-Йорка.
В каждом из сборников было по двадцать стихотворений с простыми названиями «Цикл Пятая авеню», «Цикл Шестая авеню».
Столбами огняв день кипящего масластоят небоскребы.И ни одного на небепристанища не найти.
Улица в сумерках,куски мяса шагают толпами.Вот их остановилсигнал светофора мякотьюрассеченного красного фрукта.
Я начал негромко читать первые танка из «Цикла Пятая авеню», и Токо попросила:
— Объясни, в чем смысл.
— Что тут объяснять, это не такие сложные стихи. В первом «день кипящего масла» означает солнце в разгар лета, которое светит так сочно и густо, будто пролили масло. Впечатления о городском пейзаже. В лучах этого солнца небоскребы кажутся огненными столбами. А «на небе пристанища не найти» значит нет способов убежать от этой нестерпимой жары. И мир, переполненный страданиями, который символизирует этот жаркий день, не меняется, и изменить его невозможно. Чувствуются нотки отчаяния. Но это мое личное мнение. «Куски мяса» во втором танка — это прохожие. Красный светофор Нью-Йорка, остановивший прохожих разных рас и национальностей, кажется ей гранатом с обнаженной мякотью. Вот о чем она пишет.
