- Чудно, - обрадовался Сол. - Если тут еда такая же вкусная, как запахи, это будет что-то незабываемое.
Их надежды вполне оправдались. Натали заказала салат с креветками, а Сол съел несколько кусков меч-рыбы, поджаренных на вертеле, с овощами и с картофелем. Оба пили холодное белое вино и разговаривали обо всем на свете, кроме того, зачем пришли сюда. Натали узнала, что Сол живет один, хотя и обременен экономкой, оказавшейся наполовину ведьмой, наполовину терапевтом. Он объяснил Натали, что ему никогда не придется обращаться за профессиональной помощью к своим коллегам, пока рядом есть Тима: она не переставала растолковывать ему его же неврозы и искать способы их излечения.
- Значит, у вас нет семьи? - спросила Натали.
- Только племянник - в Штатах. - Сол кивнул официанту, убиравшему тарелки с их стола. - В Израиле у меня кузина и множество более дальних родственников.
Сол узнал, что мать Натали умерла несколько лет назад и что сама девушка сейчас учится в аспирантуре.
- Так вы учитесь в университете на севере? - спросил он.
- Ну, не совсем на севере. В Сент-Луисе. Вашингтонский университет.
- А почему так далеко от дома? В Чарлстоне ведь есть колледж. Один мой приятель некоторое время преподавал в университете Южной Каролины в.., кажется, в Колумбии?
- Да.
- Потом есть еще Уоффордский колледж. Это в Южной Каролине, так?
- Правильно, - кивнула Натали. - Есть еще и Университет Боба Джонса в Гринвилле; но отец хотел, чтобы я уехала подальше от Зоны Бедных Белых Хулиганов, как он ее называл. В Вашингтонском университете в Сент-Луисе прекрасная аспирантура по педагогике. Пожалуй, это одно из лучших заведений для человека с дипломом по искусству. Во всяком случае, там мне даже удалось стать стипендиатом.
- Вы - художница?
- Фотограф. Немного занималась кино. Немного рисовала и писала маслом. Вторая специальность у меня - английский. Я училась в Оберлине, Огайо. Приходилось слышать?
- Да.
- В общем, одна моя подруга - она пишет акварелью, и очень хорошо, кстати, зовут ее Диана Гольд, - в прошлом году убедила меня, что мне понравится преподавать. А почему я вам все это рассказываю?
Сол улыбнулся. Официант принес счет; Сол настоял на том, что оплатит его сам, и щедро дал на чай.
- Вы мне так ничего и не скажете? - спросила Натали. В голосе ее прозвучала боль.
- Напротив, - заверил Сол. - Возможно, расскажу вам больше, чем когда-либо кому-то рассказывал. Вопрос только - почему?
- Что почему?
- Почему мы доверяем друг другу? Вы видите, как незнакомый человек вламывается в чужой дом, а два часа спустя мы вот так мило болтаем, славно поужинав. Я встречаюсь с молодой женщиной, которая первым делом наставляет на меня пистолет, а через пару часов я готов поделиться с ней чем-то таким, что оставалось невысказанным много лет. Почему так, мисс Престон?
- Зовите меня Натали. И я могу объяснить только то, что сама чувствую.
- Объясните, пожалуйста.
- У вас честное лицо, доктор Ласки. Возможно, “честное” - это не то слово. Неравнодушное лицо. В вашей жизни было много печали... - Натали остановилась.
- У всех в жизни много печали, - тихо сказал Сол.
Темнокожая девушка кивнула.
- Но некоторых людей это ничему не учит. Вас, мне кажется, жизнь многому научила. Это... Это видно по вашим глазам. Я не знаю, как яснее выразиться.
- Значит, на этом мы основываем свои суждения и само наше будущее? - спросил Сол. - Судим по глазам человека?
Натали взглянула на него.
- А почему нет? У вас есть лучший способ? - Это не был вызов, просто серьезный вопрос. Ласки медленно покачал головой.
- Нет, Пожалуй, лучшего способа нет. По крайней мере, для начала.
***
Они поехали из исторической части города на юго-запад; Сол катил в своей взятой напрокат “Тойоте” за зеленой “Новой” девушки. Они пересекли реку Эшли по Семнадцатому шоссе и через несколько минут остановились в районе, называющемся Сент-Эндрюс. Дома здесь были белые, обитые досками, район приличный, но населенный в основном рабочим классом. Сол остановился на подъезде к дому за машиной Натали Престон.
Внутри дом был чистый и удобный - настоящий дом. Большую часть места в небольшой гостиной занимало тяжелое старинное кресло и такая же тяжелая софа. В камине все было готово, чтобы зажечь огонь; белая каминная доска уставлена горшками со шведским плющом и многочисленными семейными фотографиями в металлических рамах. На стенах тоже висели фотографии, но то были скорее произведения искусства, а не семейные сценки. Сол переходил от фотографии к фотографии, пока Натали включала везде свет и развешивала свое пальто.
- Ансельм Адаме. - Сол пристально вгляделся в потрясающую черно-белую фотографию небольшой деревни в пустыне и кладбища, отсвечивающего при свете бледной луны. - Я про него слышал.
На другой фотографии тяжелые волны тумана накатывали на город на холме.
- Майнор Уайт, - подсказала Натали. - Отец был знаком с ним где-то в начале пятидесятых.
Тут же висели фотографии Имоджин Каннингам, Себастьяна Милито, Джорджа Тайса, Андре Кертеша и Роберта Франка. Картина Франка заставила Сола остановиться. Человек в темном костюме и с тростью стоял на крыльце старинного дома или отеля. Лестничный пролет, ведущий на второй этаж, скрывал его лицо. Солу захотелось сделать два шага влево и посмотреть на это лицо.
- Жаль, что я не знаю имен, - сказал он. - Они, наверно, известные фотографы?
- Некоторые из них - да, - ответила Натали. - Эти литографии теперь, наверно, стоят в сто раз дороже, чем тогда, когда отец покупал их, но он их ни за что не продаст. - Она замолкла.
Сол взял в руки снимок - негритянская семья на пикнике. У женщины была теплая улыбка и короткие черные волосы, завитые в стиле начала шестидесятых.
- Ваша мать?
- Да, - кивнула Натали. - Она погибла в глупой катастрофе в июне шестьдесят восьмого. Два дня спустя убили Роберта Кеннеди. Мне тогда было девять лет.
На фотографии маленькая девочка стояла на складном столике и улыбалась, глядя на отца. Рядом Сол заметил портрет отца Натали, когда он был постарше, - серьезный и довольно красивый мужчина. “Тонкие усики и светящиеся глаза делают его похожим на Мартина Лютера Кинга, - подумал Сол, - только без этих свисающих щек”.
- Прекрасный портрет, - сказал он.
- Благодарю вас. Я сделала его прошлым летом. Сол оглянулся.
- А нет фотографий, сделанных вашим отцом?
- Это здесь. - Натали провела его в столовую. - Папа не хотел, чтобы они висели рядом с другими.
На длинной стене над кабинетным пианино, напротив стола, помещались четыре черно-белые фотографии. Две из них были этюды - игра света и тени на стенах старых кирпичных домов. Одна - очень широкая перспектива: необычно освещенный пляж и дальше - море, уходящее в бесконечность. На последней была изображена дорожка в лесу; все в целом представляло собой решение сложной задачи соотношения плоскостей, света, тени и композиции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
