вполне слушая. Наблюдала, как Тати роется в сумке, стоя перед двумя мужчинами, одетыми в тёмно-синюю форму. Пилот стоял рядом с ними и хмурился, переводя взгляд с машины на самолёт. Глаза Тати распахнулись. Я не слышала, что она говорила, указывая на сумку и на машину, а потом подняла руку и быстро вернулась к нам.
Тати открыла дверцу с напряжённой улыбкой…
– Простите, девочки, – быстро проговорила она. – Я знаю, что прошлой ночью проверила всё трижды, но паспорт Лазури, видимо, выпал у меня из сумки. – Тати покачала головой, и словно холодная рука сжала моё сердце. – Мы вернёмся и поищем его, ладно? Не волнуйтесь.
Но я видела напряжённые морщинки, собравшиеся вокруг её глаз. Мы сели в машину. Индиго зевнула и устроила голову у меня на коленях. Я поморщилась. Её череп казался свинцовым, отягощённым всей её силой. Мне казалось, что у меня треснут кости.
Пока мы ехали, Тати продолжала болтать.
– Ты точно не могла случайно переложить паспорт? – аккуратно спросила она. – Я не буду сердиться. Знаю, как он тебе нравился. Может, ты случайно взяла его с собой?
Я покачала головой. Голова Индиго у меня на коленях была настолько неподвижной, что я прислушивалась, дышит ли она вообще. Тати вздохнула и развернулась на своём сиденье. Я коснулась плеча Индиго, но она не шелохнулась. Может быть, она уснула, но изгиб её шеи казался чрезмерно напряжённым, а моё колено она сжимала так крепко, что побелели костяшки пальцев. Я не могла сказать, пыталась ли она удержать на месте своё тело или моё.
Когда в поле зрения показался Дом Грёз, к горлу у меня подкатил комок.
Индиго пошевелилась, зевнула, глядя в окно ясным взглядом.
– Дома, – вздохнула она. – Пойдём, Лазурь. Всё будет хорошо, обещаю.
Я потрясённо последовала за ней. Эта магия Индиго, связывающая время, играла с моими ощущениями. Дом казался таким маленьким, что мог бы уместиться у меня в ладони. Гортензии на лужайке были словно вылеплены из сахарной пасты. Солнечный свет казался фальшивым – небрежным мазком дешёвой кисти. Тати шла за нами, всё так же сжимая сумочку.
– Я пойду посмотрю наверху, – сказала она. – Мы ещё успеем вовремя вернуться в ангар…
– У меня есть кое-что получше, – сказала Индиго, схватив меня за руку.
Мы с Тати последовали за ней по коридору, мимо кухни в Комнату Тайн. Внутри патефон играл тихую музыку аккордеона. Головы животных были обвиты розовой бугенвиллеей, и плющ тянулся по костям с другой стороны стены. Стол был накрыт мясными и сырными нарезками, макаронами[16] цвета пастели и петифурами[17].
– Voilà, – сказала Индиго, садясь. – Гораздо лучше, чем то, что вы найдёте во Франции.
Я уставилась на челюсти крокодила, подпёртые розовыми цветами. Воздух казался приторно-сладким, и сыр покрылся капельками влаги. Тати рядом со мной выронила сумочку.
– Индиго, что это? – спросила она чуть слышно.
– Я подумала, что раз уж мы не можем поехать в Париж, мы можем привезти Париж сюда, – жизнерадостно сказала она. – Видите? Так гораздо лучше.
Я рухнула на стул, который Индиго выдвинула передо мной. Комната поплыла, стала полупрозрачной, и в бреду мне показалось, будто я вижу край Иного Мира, будто он не растворяется в светлячках и бесконечных сумерках, но спотыкаясь исчезает в конце дорожки перед домом Индиго.
Тати была глубоко поражена.
– Но как…
– Я попросила капитана парома послать весточку, – сказала Индиго, глядя на меня. – Не хотела, чтобы ты грустила, Лазурь. – Её голос упал до шёпота. – Не беспокойся, мы всё ещё сумеем собрать все эти истории, как монетки. И я обещаю, я не позволю нам стать Сьюзен Изгнанницами. – Она подняла взгляд на Тати, и в её глазах загорелся огонёк. – Давай, Мама-Кошка. Садись. Ешь.
Тати выдвинула стул. Она не разговаривала, просто неотрывно смотрела на тарелки.
Тати сказала, что поищет мой паспорт, но если и нашла его, то мне об этом так и не сказала. Машину отослали, багаж быстро распаковали, и мы больше не говорили о поездке.
Глава восемнадцатая
Жених
Чары опираются на правила этикета. Всегда есть некий способ, которым нужно что-либо сделать. Если видишь старушку на дороге – предложи ей свою последнюю краюху хлеба и глоток воды из фляги. Если она в благодарность расскажет тебе о редком сокровище, сокрытом в тенях леса, нужно слушать во все уши. Если она велит тебе отправиться в пещеру, где ты обнаружишь трёх собак с глазами, как блюдца, охраняющих сундук из золота, сундук из серебра и сундук из дерева, ты должен отправиться немедленно, глядя себе под ноги и не поднимая взгляд, пока преодолеваешь расстояние между собой и собственной судьбой.
Но где-то внутри этой пещеры правила этикета ослабляют свою хватку. Твой взгляд мечется, подмечая в пещере разнообразные чудеса. Здесь мечты зажаты меж стёкол, арфа с натянутыми вместо струн человеческими волосами, хрустальные птицы, мигающие обсидиановыми глазами, поющие песни настолько скорбные, что ты плачешь там же, где стоишь.
Потом ты видишь трёх собак с глазами, как блюдца, стоящих перед сундуком из золота, сундуком из серебра и сундуком из дерева. И хотя старушка умоляла тебя коснуться только сундука из дерева, зачем её слушать? Глаза у неё слезились, руки были скрючены, а сундук из дерева слишком скромный. Ведь ты проделал такой долгий путь и уж точно заслуживаешь чего-то большего.
Я помнил этот древний этикет и намеревался не забывать о нём, но мои знания, похоже, покинули меня в тот же миг, когда я переступил порог Дома Грёз.
Проснулся я от мотылькового трепета ресниц Индиго у моей шеи, где пульсировала венка. Её лицо было горячим и липким ото сна, и она прижималась к моей груди. Было всё ещё темно, и наши лица оставались непроницаемыми друг для друга. Индиго переместила мои пальцы на хрупкий бархат её шеи, и в этой разделённой на двоих слепоте я считал удары её сердца, пока солнечный свет не разделил нас на двух отдельных существ.
Индиго была одета в бархатное платье до лодыжек с длинными рукавами. Перчатки она сняла, и её кожа была тёплой, когда пальцы вскользь коснулись моих.
– Скоро всё закончится, – пообещала она, поцеловав меня в щёку, когда мы приехали. – Может, час или около того, не больше. Встретимся в отеле?
– Отлично, – согласился я, с улыбкой наблюдая, как она удаляется по коридору.
В гостиной раздавалась скучная болтовня адвокатов, а аромат кофе доносился к выходу. Индиго оставила входную дверь открытой, и солнечный свет заливал каштановый пол. Снаружи
