Призыв как таковой многозначен. Он всецело зависит от Призывающего. Но Христос познается только в вере. К ним это относится так же, как и к нам. Те видели равви и чудотворца и верили Христу. Мы слышим Слово и веруем Христу.
Но не счесть ли преимуществом тех первых учеников то, что они там, где узнали Христа, восприняли Его недвусмысленную проповедь, то что они услышали ее из Его уст, что надо делать, — и не оставлены ли мы в этом решающем месте христианского послушания? Не обращается ли Тот же Самый Христос к нам иначе, нежели к ним? Будь это так, мы оказались бы, конечно, в безнадежном положении. Но это ничуть не верно. Христос говорит с нами не по-другому, нежели говорил в то время. Ведь во времена первых учеников дело обстояло не так, что они сначала признавали в Нем Христа, а потом воспринимали Его заповедь. Напротив, они узнавали Его не иначе, чем через Его слово и заповедь. Они верили Его слову и заповеди и признавали в Нем Христа. Ученикам не было дано другой возможности познания Христа, кроме как через Его ясное слово. Поэтому нужно было придерживаться того, что верное познание Иисуса как Христа одновременно включает познание Его воли. Познание Личности Иисуса не освобождает ученика от уверенности в своем деле, но, напротив, творит ее. Другого же познания Христа вообще не дано. Если Христос — живой Господин моей жизни, тогда во встрече с Ним я узнаю Его слово, обращенное ко мне, тогда, несомненно, я узнаю Его не наяву, но через Его ясное слово и заповедь. Возражение, по видимости уместное, что мы, мол, и хотели бы вполне познать Христа и веровать в Него, но не можем познать Его воли, свидетельствует о смутном, искаженном познании Христа. Познать Христа означает познать Его в Его слове как Господа и Спасителя. Но это предполагает познание Его ясного слова, обращенного ко мне.
Говоря же, наконец, что заповедь должна быть для учеников недвусмысленной, мы все же склонны иной раз сами решать, какие из Его слов относятся к нам, а значит, опять же превратно понимаем не только положение учеников, но и свое собственное. Заповедь Иисуса всегда направлена на то, чтобы потребовать веры от неразделенного сердца, чтобы требовать любви к Богу и к ближнему — от всего сердца и из всей души. Заповедь однозначно заключалась единственно в этом. Каждая попытка осуществить заповедь Иисуса без того, чтобы это уяснить, стала бы опять-таки превратным толкованием и непослушанием по отношению к слову Иисуса. С другой стороны, однако, мы не лишены познания конкретной заповеди. Более того, в каждом благовествуемом слове, где мы слышим Христа, ясно сказано — конечно, так, что мы знаем, — что ее исполнение осуществляется только и исключительно в вере в Иисуса Христа. Итак, дары Иисуса Его ученикам сохранены для нас во всем, ведь они становятся к нам даже ближе через смерть Иисуса, через наше знание о Его Преображении и о ниспослании Св. Духа.
При этом должно быть совершенно ясно, что мы не можем противопоставлять историю призвания учеников остальным рассказам. Речь никогда не идет о том, чтобы мы были или стали подобны ученикам или кому другому из Нового Завета, но только о подобии Иисусу Христу и Его призыву тогда и сейчас. Ведь Его слово осталось тем же, в земной ли Его жизни, ныне ли, было ли оно обращено к ученикам или к расслабленному. Оно сейчас, как и тогда, остается исполненным благодати призывом к Его Царству и Его власти. Вопрос, надо ли мне сравнивать себя с учеником или с расслабленным, поставлен опаснейше ложно. Я вообще не могу себя сравнивать ни с одним из них. Более того, я должен слушать и исполнять единственно слово и волю Христа, как я воспринимаю их через то или иное свидетельство. Св. Писание не представляет нам череду разных христианских типажей, которым мы могли бы уподобиться по собственному выбору, но в каждой строке оно проповедует нам Единого Иисуса Христа. Я должен слушать единственно Его. Он всюду Тот же самый и Единый.
Итак, на вопрос, где же нам нынче услышать призыв Иисуса к следованию Ему, нет другого ответа, кроме: Слушай проповедь, воспринимай таинства, слушай в этом Его Самого, и ты услышишь Его призыв!
Крещение
Понятие следования, которое у Матфея, Марка и Луки было выражено почти целокупностью отношений ученика к Иисусу Христу, у Павла резко отодвинуто на задний план. Павел благовествует нам в первую очередь не историю Господа и Его земные дни, но присутствие Воскресшего и Преображенного и Его воздействие на нас. Для этого он испытывает потребность в новых, собственных понятиях. Его понятийность исходит из особенностей сюжета и нацелена на целостное благовествование о Едином Господе, Который жил, умер и воскрес. Различная понятийность соответствует полному свидетельству о Христе. Таким образом, понятийность Павла должна была подтверждать синоптиков и наоборот, и ни одна не имеет преимуществ перед другой; ибо мы не: «я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов», но мы даем свою веру единству свидетельств Св. Писания о Христе. Мы разрушим единство Св. Писания, сказав, что Павел, дескать, благовествует о Христе, Который в такой же степени и нам, современен, а свидетельство синоптиков якобы говорит о присутствии Иисуса Христа, Которого мы уже более не знаем. Говорить таким образом будто бы означает пойти дальше исторического реформаторского мышления, но в действительности же, наоборот, это есть опаснейшее своеволие. Кто сказал нам, что еще сегодня мы находимся в присутствии Христа, возвещенного Павлом? Кто говорит это иначе, чем Св. Писание? Или тут следует толковать о свободном, не со словом связанном познании Христова присутствия и воздействия? Но если есть только Писание, свидетельствующее о присутствии Христа, то оно делает это именно в качестве целого, как таковое, подтверждающее нам присутствие синоптического Иисуса Христа. Синоптический Христос нам не дальше и не ближе, чем Христос Павла. Нам современен Христос, о котором нам свидетельствует Св. Писание в целом. Вочеловечившийся, Распятый, Воскресший и Преобразившийся, Он встречает нас в Своем Слове. Различная понятийность, в которой синоптики и Павел передают это свидетельство, не наносит никакого ущерба единству свидетельства Св. Писания9.
Призыв и начало следования имеют у Павла свои соответствия в крещении.
Крещение является не предложением человека, но предложением Иисуса Христа. Оно основано только благодатной призывающей волей Иисуса Христа. Крещение означает крещаемость, оно есть переживание призыва Христа. Человек переходит во владение Христа. Имя Иисуса Христа произносится над крещаемым, человек становится причастником этого имени, он крестится в «Иисуса Христа» (είς Рим, 6:3; Гал 3:27; Мф 28:19;). Теперь он принадлежит Иисусу Христу. Он вырван из власти мира и стал владением Христа.
Таким образом, крещение означает разрыв. Христос наступает на сферу власти сатаны и простирает Свою руку над Своими, создает Свою общину. При этом разрываются прошлое и будущее. Старое миновало, все обновилось. Разрыв происходит не так, что человек рвет свои цепи, охваченный неутолимым желанием нового, свободного порядка вещей и своей жизни. Прежде всего этого Христос Сам произвел этот разрыв. Теперь в крещении этот разрыв распространяется и на мою жизнь. У меня отымается непосредственное отношение к данностям мира, поскольку Христос, Посредник и Господь, ступил между мной и миром. Кто крещен, уже более не принадлежит миру, не служит ему, не порабощен им. Он принадлежит только и исключительно Христу и относится к миру только через Христа.
Разрыв с миром доходит до предела. Он требует и добивается смерти человека. В строгом смысле эта смерть должна пониматься как событие, связанное со страданием. Не сам человек, отдавая себя смерти через всяческое отречение и отказ, должен делать невозможную попытку. Такая смерть никогда не стала бы той смертью ветхого человека, которой требует от нас Христос. Ветхий человек не может умереть сам. Он не может хотеть своей смерти. Человек умирает только во Христе, через Христа, со Христом. Христос — это его смерть. Ради единения со Христом и только ради него умирает человек. Приобщаясь
ко Христу в благодати крещения, принимает он свою смерть. Эта смерть есть благодать, которую сам человек никогда не сможет сотворить для себя. Хотя в нем творится суд над ветхим человеком и его грехами, из этого суда, однако, возникает новый человек, который погибает для мира и для греха. Так что эта смерть — не последнее гневное отвержение созданного Творцом, но благодатное принятие созданного — через Творца. Это крещение смертью есть благодатная смерть, обретаемая нами через смерть Христа. Это смерть в силе и приобщении к Кресту Господню. Кто переходит в удел Христов, тот ступай под Его Крест. Он должен страдать и умереть вместе с Ним. Кто получает приобщение к Иисусу Христу, тот должен умереть благодатной смертью крещения. Это творит Крест Господень, под который Христос ставит Своих учеников. Крест Господень и смерть Его были мучительны и тяжелы; бремя нашего креста кротко и легко благодаря приобщению к Нему; Крест Господень есть наша однократная смерть в крещении, исполненная благодати; наш крест, к которому мы призваны, есть ежедневное умирание в силе произошедшей смерти Христа. Таким образом, крещение превращается в снискание крестного единения с Иисусом Христом (Рим 6:3; и след.; Кол 12:12;). Уверовавший приходит ко Кресту Господню.
