— Для чар, да, — Ник не понимал, зачем Дарси рассказывала ему то, что знали дети в Кассафорте. — Потому сундук Легноли отличается от других сундуков. В него умещается больше, чем в обычный, — Ник все еще ощутил укол вины, подумав, как они оставили подарок Тронду Маартену в этом сундуке на борту «Слез Корфу».
— Но когда в прошлом году в доме нунция был пожар, работники из Казы Портелло прибыли в Котэ Нацце, чтобы проследить за ремонтом комнат. Знаешь, сколько это заняло? Меньше недели, — Ник покачал головой. Это было отчасти интересно, но он не понимал, куда Дарси клонила. — Они многое даже не чинили, — сказала она. — Они касались руками, чертили знаки и шептали молитвы. Никколо, дерево медленно восстанавливалось само. Словно… не знаю даже. Будто благословления возвращали то, что забрал огонь. Нужно было заменить гобелены и окна — там были не окна Диветри — но все, что было от Портелло… словно исцелилось, — она ждала его выводы.
Ник задумался над этим.
— И ты думаешь, что этот корабль исцеляется?
— Нет. Думаю, ты прав насчет того, что он из Кассафорте. Это очевидно. Заметно, что его делали ремесленники, — она указала на резной потолок комнаты, свод над окном с широким подоконником, на стол с ножками как лапы грифона, яростно впившиеся в пол. — Думаю, корабль был благословлен. Может, я буду звучать безумно, но он знает. Кто мы. Он пытается помочь нам вернуться домой.
Ник в потрясении встал из-за стола. Он вспомнил голос, требующий сказать, кто он. Он даже сказал, что хотел вернуться домой.
— Нет, — сказал он. — Я верю тебе. Ты права.
— В этом есть смысл. Потому он и плывет ровно, хотя экипажа мало. Думаю, этот корабль нашел бы путь домой, даже если бы мы просто сидели на палубе с пикником и картами. Он был построен с чарами и просто выполняет свое предназначение. Его построила Каза Пиратимаре из Семи.
Теория Дарси была логичной, и Ник не понимал, как не подумал об этом раньше. Никто не говорил о том, как галеон исправлял ошибки и упрощал их труд, может, боясь, что от этого странности корабля пропадут.
— Я не из Семи и Тридцати, — медленно сказал он. Холодок пробежал по его спине и рассеялся у воротника, заставляя его поежиться. — Я не имел дела с их зачарованными предметами. И я не знаю, что думать об этом. Это жутко.
— Немного. Но не бойся. Корабль построен для этого мастерами Пиратимаре. Такой он.
— Почему ты сказала мне о доме нунция, если не думаешь, что корабль исцеляется? — спросил Ник.
Впервые за время вояжа Дарси посмотрела на него с жадностью и презрением.
— Корабль не исцеляется, — вздохнула она. — Думаю, ты его чинишь, — Ник моргнул в потрясении. — Оглядись! — сказала она. — Какие части корабля ожили первыми?
— Думаю, палуба, — медленно и задумчиво сказал он. — Каюта капитана.
Ее голос звучал как у строгого учителя:
— Верно. Там, где ты чаще всего. Та часть палубы, где ты стоишь у штурвала и поправляешь наш курс, где следишь, чтобы все делали. И каюта капитана, где ты спишь и ешь. Иначе говоря, две части корабля, где ты почти все время.
Пока Дарси говорила, Ник сжал пальцы. Он помнил, как дерево палубы пело под его руками, когда он впервые его коснулся. Оно все еще пело, когда он брался за штурвал.
— Такое невозможно.
— Что ты знаешь о своей матери? О своем отце? — Ник не успел заговорить, она ответила. — Ничего. Кто сказал, что они не могут быть из Казы Пиратимаре? Может, твоя мать была казарриной, сбежавшей, потому что была беременна? Или ты можешь оказаться сыном-бастардом казаррино, который не знал, что его любовница забеременела?
Ник покраснел, когда Дарси заговорила о его родителя.
— Все дети-бедняки мечтают, что их родители — принцы и принцессы. Такое бывает в пьесах синьора Артуро, — к удивлению Ника, его горло сдавило. Он глубоко вдохнул и попытался продолжить. — Это не моя жизнь.
— О, конечно, — Дарси встала и сделала насмешливо реверанс. Она прошла к двери и опустила ладони на ручку двери. — Конечно, не твоя жизнь. Твоя жизнь проще. Разбитые корабли. Пираты. Острова. Проклятия на кораблях, которые можешь снять только ты. Прости, что я посчитала тебя необычным после всего нормального, — заметив, что она лишила его дара речи, Дарси открыла дверь, чтобы выйти. — О, Никколо? — невинно спросила она. — Что у тебя в руках?
— Это… просто бумажный кораблик.
— О, бумажный корабль. Как все бумажные корабли, которые ты построил? — она оглядела комнату, отмечая бумажные скульптуры на всех поверхностях. — Как те, что ты делал, сколько я тебя знаю? Как долго ты их делаешь, Ник?
— Всю… — он сглотнул. — Всю жизнь.
— Интересно, — ровным голосом сказала она. — Это тебе дается так легко. Откуда это? Хм. Ладно. Спокойной ночи.
Она закончила. Ник бросил лист бумаги на стол, словно он горел. Это было не честно. Он просто занимал этим руки, пока не было других дел. Это было безобидно. Это ничего не значило. Он просто превращал обрывки в нечто лучшее. Никто не представлял такое для них.
Когда Ник подумал пойти за Дарси и возразить, она пропала с палубы. Он не пошел за ней вниз.
Дарси жестоко заставила его сердце трепетать. Она жестоко дала ему такую надежду. Было бы чудесно быть крови Пиратимаре. Быть из одной из Семи известных семей Кассафорте. Он бродил по кораблю, гладил медленно перила. Он видел перед глазами сцену из пьесы синьора Артуро. Герой брел по мосту Казы Пиратимаре в скромной одежде, пока семья Пиратимаре (синьор Артуро играл бы старика, а синьора была бы в самом лучшем платье) ждала с распростертыми объятиями и слезами на лицах в конце моста. Пульчинелла, как горничная семьи, приготовила бы пир, который мог бы накормить весь город. Чудо-ребенок была бы младшей сестрой, стала бы выполнять акробатические трюки вокруг стола. Даже черствым мужчинам было бы сложно не потянуться за платком от счастливых лиц.
Волны стали беспокойными, и Ник пришел в себя, пошатнувшись. С шканцев, озаренных лампами, Максл помахал капитану и стал насвистывать. Он указал за Ника, поднял большой палец к небу. Ник повернулся, чтобы понять, на что показывает Максл. Вдали он заметил огни. Маленькие скопления неподвижных огней во тьме. Кассафорте.
Они были почти дома. Сердце Ника забилось быстрее. Та сцена, которую он представлял, могла стать реальностью в конце недели. Он мог оказаться сыном, вернувшимся к Пиратимаре, где его примут и будут любить, где его окружат объятия семьи. Еще и благородной семьи. А потом? Корабль покачивался от волн, пока он думал об этом. Семья будет чужаками для него. Они запрут его в инсуле, чтобы обучить кораблестроению, когда он присоединится к ним — хотя вряд ли для этого была какая-то церемония, и разве он не был взрослым для этого? Он мало знал о Семи. Он точно не сможет снова увидеть Артуро, Максла, даже Ренальдо и Михаэло, если он сможет отыскать их. Разве они не были ему семьей больше, чем какие-то Пиратимаре?
Что еще? Для Ника жареная куриная ножка и кружка сидра были пиром. И костюм, что был на нем сейчас, с высокими сапогами и белой рубахой, хорошо сидел на нем. И хотел ли он из слуги стать господином слуг? Он не мог это представить, как ни старался. Он знал, как ощущались приказы тех, кто хотел все для себя. Он все время был с экипажем, как капитан, это отличалось. Приказы шли от него, но он трудился, как они, ради общей цели. Нет, если, будучи одним из Семи, он будет повелевать слугами, он никогда не присоединится к их рядам.
Галеон раскачивался, но плыл вперед, был все ближе к огням родного города. Кассафорте выглядел мирно ночью. Сотни огней усеивали берег от кораблей и семи островов каз вокруг города. Еще больше сияло в центре города, озаряя небо. Ник улыбнулся от вида, радовался ему. Он даже смеялся в мыслях, ведь позволил себе поддаться соблазну, представить жизнь, которая не могла быть его.
Он водил ладонями по перилам, ощущал гладкое дерево под кожей. Этот галеон нуждался в нем. Пока что этого ему хватало.
Он пару мгновений смотрел на танцующие огни города и слушал напев Максла на фоне. А потом с интересом склонил голову. Не все огни должны были танцевать.
