До сих пор мы только критиковали Байи и его коллег по комиссии. Пора отметить их заслуги. В период работы комиссии по исследованию месмеризма существовало два мнения об этом предмете: одни отрицали сами факты, ставшие поводом к созданию учения о животном магнетизме, приписывали все шарлатанству и фокусам; другие признавали факты, но объясняли их таинственными силами, действующими вопреки естественным законам. С одной стороны, заключение комиссии с полным основанием можно назвать событием переломным, эпохальным, ибо до этого причины и результаты воздействия одного человека на другого объяснялись иррационально: магией, чародейством и колдовством. С другой стороны, признав воображение (в смысле чего-то нереального, несуществующего) в качестве силы, вызывающей реакции, комиссия «с водой выплеснула и ребенка».
Несмотря на известные издержки, представители академической науки впервые фиксируют в протоколе лиц, которые «находились в состоянии какого-то усыпления, из которого их выводил или голос магнетизера, или его взгляд, или какой-то знак. Если одни были пассивны, то другие впадали в особое состояние, во время которого вели себя так же, как и во время бодрствования: могли одеваться, ходить и делать всевозможные движения, как настоящие лунатики. Иные вместо того, чтобы испытывать судороги, казались, наоборот, погруженными в глубочайший покой». В этом описании без труда угадываются искусственный сон (гипноз) и искусственный сомнамбулизм. Существенный упрек в адрес комиссии, что она не придала значения этим явлениям и не вникла в их природу и происхождение. К сожалению, ни Деслон, ни Месмер, имея дело с этими феноменами, также не придали им особого значения. Что же касается Байи, то он весьма основательно оттенил влияние психики на тело; выделил поразительные по глубине, характерные черты гипнотического процесса; дал очень удачные остроумные и критические замечания, которые Месмер оставил без внимания.
Первый документ экспериментальной психологии
Прометеевское открытие Месмера, по представлению академических мудрецов, представляло собой банальность, которую они свели к действию воображения. Примеров, когда рассуждения, призванные ответить на конкретный вопрос, завершаются утверждениями, не имеющими к нему прямого отношения, известно достаточно и в обычной жизни, и в науке. Эти утверждения оказываются, по сути дела, ответом на совсем другой, так и не заданный прямо вопрос. Одним из примеров может служить история, как Гёте «ниспровергал» Ньютона.
Выдающемуся поэту и талантливому естествоиспытателю И. Гёте чрезвычайно не нравилась теория света Ньютона. Гёте считал ошибкой использование при изучении такого естественного явления, как свет, отверстий, выделяющих узкий пучок света, призм, разлагающих световой луч, и т. п. Свет следует наблюдать, полагал Гёте, непосредственно, таким, как он существует в природе, без всяких искажающих его свойства искусственных приспособлений. Поставив задачу опровергнуть Ньютона, Гёте построил собственную теорию световых явлений. Эта теория подверглась не только критике, но и осмеянию, особенно со стороны английских физиков. Сам Гёте был твердо убежден в правоте своей теории. Он даже считал ее своим высшим научным достижением, не оставившим камня на камне от авторитета Ньютона в оптике.
Когда полемика между сторонниками теорий Ньютона и Гёте отошла в прошлое, стало ясно, что последний решал — и в общем-то успешно — совсем не ту задачу, которую он ставил перед собой. Вопреки его убеждению, ему не удалось ни опровергнуть, ни даже поколебать ньютоновскую оптику. Его собственная теория касалась совсем другого класса физических явлений. Между тем, работая над своей теорией в продолжение более двух десятилетий, раздосадованный Гёте называл ньютоновскую оптику «покинутым, грозящим обвалом памятником древности», «старым гнездом крыс и сов» и т. п.
Вот и комиссия Байи ниспровергала Месмера, как Гёте — Ньютона. Так, отрицая существование флюида, она вскрыла в процессе магнетического лечения интересный факт: между врачом и пациентом возникают межличностные отношения. Однако комиссия не стала углубляться в существо этих отношений. В дальнейшем анализ этих отношений привел Фрейда к признанию за психологией ведущей роли в индуцировании гипноза. Так, более двухсот лет назад, хотя и не в явной форме, были поставлены два вопроса. Первый — какова природа гипнотического и в более широком смысле психотерапевтического воздействия; второй — что представляют собой складывающиеся при этом воздействии отношения? Вопросы поставлены, но ответов пока нет.
«Заключение комиссии стало первым документом экспериментальной психологии», — считает Раймон де Соссюр. С началом практики Месмера, говорит Соссюр, психотерапия вступила в период экспериментов. Его метод заключался в том, чтобы с помощью пассов вызвать «телесную разрядку», «исцеляющий криз», который приносит облегчение, снимает симптомы болезни. Месмеровское лечение осуществлялось без слов, без приказов, но последние скрыто содержались в его намерении помочь пациенту. Этого было порой достаточно, чтобы пациент, бессознательно опираясь на этот подразумеваемый приказ, отказался от своих симптомов. Пассы, музыка, вся обстановка, атмосфера, царившая вокруг месмеровского сеанса, были элементами внушения, вызывающими изменение сознания у пациента, что приводило его к кризу. То есть речь идет, как мы можем это оценить с позиций сегодняшних знаний, о гипнотерапии.
Раймон де Соссюр, сын лингвиста Фердинанда де Соссюра (1857–1913), потомок древнейшего швейцарского рода, к которому принадлежат также Неккер и его дочь, мадам де Сталь. Он посвятил себя занятиям медициной и психиатрией с юных лет. В 1920 году он посетил Вену, где слушал лекции Фрейда и прошел у него курс личного психоанализа. С этого времени он связал себя с психоанализом и стал его неутомимым пропагандистом. В 1922 году он изложил принципы психоанализа в книге «Психоаналитический метод». Предисловие к этой книге написал сам Фрейд, отметивший, что она дает правильное представление о том, что такое психоанализ.
«Женевский патриций» жил с женой, также опытным психоаналитиком, на улице Тертасс, куда съезжались психоаналитики со всех стран света. Раймон де Соссюр в 1927 году стал одним из основателей Парижского психоаналитического общества и «Французского психоаналитического журнала». В дальнейшем он был избран вице-президентом Международной психоаналитической ассоциации и президентом Европейской федерации психоанализа. Он автор психоаналитического исследования «Характер Месмера». Скончался Р. де Соссюр в октябре 1971 года.
Комиссия Байи не ограничилась одним рапортом. К официальному протоколу были присоединены два других, негласных (названных секретными). Публика о них ничего не должна была знать и не узнала. В первом «Секретном докладе» (о втором поговорим в гл. «Магнетическое лечение опасно для нравов») говорилось, что животный магнетизм (согласно первому докладу не существующий) — средство рискованное и вредное. «Существует еще одно средство вызывать конвульсии, средство, об использовании которого члены комиссии не имеют прямых и неоспоримых доказательств, но о его существовании могут подозревать. Это симулированный криз, который служит сигналом или определяющим фактором для возникновения множества других кризов посредством имитации» (Rapport des commissaires charges par le Roi, de l'examen du magnetisme… C. 1784).
Говоря об имитационных кризах, Байи имеет в виду следующее. По всей вероятности, первая пациентка Месмера страдала истерией, и поскольку сеанс проходил на глазах у других, то вследствие бессознательного подражания происходило психическое взаимозаражение эмоциями, различными реакциями. Опираясь на опыты, произведенные комиссией, Лавуазье объяснял животный магнетизм внушением, не применяя этого слова. «Не прибегая к средствам, предписываемым практикой месмеризма, — говорит Лавуазье, — можно достигнуть совершенно тех же результатов, лишь овладев воображением пациента. Действие это облегчается „склонностью“ к машинальному подражанию, которое, по-видимому, представляет общий закон организмов. Магнетизм, или, вернее, подражание, мы встречаем в театрах, армиях, во время восстаний, в собраниях, — всюду с удивлением наблюдаешь результаты этой страшной и могущественной силы». И далее: «толпа поддается действию воображения»; «в толпе люди больше подчинены чувству, чем каждый по одиночке разуму». В изложенных Байи и Лавуазье наблюдениях обнаруживаются давнишние идеи о роли подражания в общественной жизни. Впервые они встречаются у Аристотеля (384–322 до н. э.) в «Политике», позднее их положили в основу обширных трактатов о внушении (Тард, 1893; Лебон, 1896; Tain, 1870) и т. д. Несомненно, идеи, распространенные в обществе, во многом определяют реакции людей. Эти реакции обусловлены внушением, которое непосредственно или опосредованно, сознательно или бессознательно внедряется, вплетается в психику людей. Известно, что поведение загипнотизированных может зависеть от господствующих в данное время представлений о феноменах гипноза. И нельзя сказать, что это плохо, ибо стоило только одному психотерапевту в 1988–1989 гг. объявить по телевизору, что после его манипуляций у одного пациента рассосались рубцы на теле, у другого потемнели волосы, как это же произошло У многих. Эти реакции свидетельствуют об известном факте: психика управляет физиологией.
