Конечно он, Охлуп! Вот и выбрали его кудесники.
За оплату работы они и торговаться не стали — даже неинтересно Охлупу было, но плата хорошая, чего же не сладить-то? Вот и взялись они за дело. Хоромину уже поставили, внутри теперь столы да лавки делают. Но чудно, узоры другие велели Охлупу резать, а про наузы его сказали, что от лукавого сие. Охлуп на то обиделся да резать чужие символы сам не стал — сыновьям поручил. А тем и хорошо, всё новое, чудное да заморское! Не то что своя старина серая. А пока резали, пастыри им всякие дивные чудеса показывали. Принеси, говорят, Потим, камешек. Потим принёс, а они берут его в руки, просят бога своего, ладонями закрывают, и там из камня яйцо куриное получается. Накрывают ещё раз, просят бога своего, и из яйца цыплёнок делается! Вот диво так диво! Стали Гудим с Потимом интересоваться, что за бог такой? Много порассказали им пастыри, много разных историй про него поведали. О чудесах, кои он творил. О доброте его к людям. Как он жил на земле да как жизнь свою закончил. И теперь помогает он рабам своим верным из царствия своего, которое на небе обретается. А коли раб его верен будет ему до конца, то и сам раб туда, к богу, попадёт! Правда, после смерти своей. От ить диво! Не то что наши сказки, старые да серые. В них, конечно, тоже всякого много, да там всё известно уже, а когда известно, то какие же это чудеса? А тута-а!
Главное изображение — сломанное древо — им на самой видной стене сделать велели, да во всю стену чтобы было! А пока резали, объяснили пастыри, что древо сие сломано потому, что направил на него бог все грехи людские и взяло их на себя дерево, да не выдержало. Потому получается, что за всех людей оно пострадало. Всех очистив, само погибло. Но не оставил бог, весь Мир сотворивший, детище своё, а перенёс его в сад свой небесный и там вновь посадил. И теперь праведные рабы божии под тем древом в вечном блаженстве пребывают и через древо сие с богом разговаривают. Слушали Гудим с Потимом пастырей с открытыми ртами. Вот же как мудро всё у них за морем сделано, не то что у нас, серых. Куда нашим волхвам за чёрными пастырями угнаться?
— А нельзя ли научиться мудростям вашим? — краснея, спросил Потим.
— Да конечно можно, мы за тем сюда и приехали! — в один голос уверили чёрные пастыри. — Только надо подготовиться и испытания пройти, чтобы ни в голове, ни в сердце ничто не мешало знания принять.
— А плата какая за науку сию? Вдруг дорого, или батюшка не согласится?
— Да что вы, не надо никакой платы. Приходите, делайте что скажем, то и будет вашей платой.
Обрадовались Гудим с Потимом, домой побежали радостной вестью хвастаться. Батюшка хоть и не обрадовался их учёбе такой, да что не сделаешь для любимых детей? Может, толк какой выйдет. Будут они, например, из камней яйца делать, чем не прибыток? Камней вокруг хватает, а там и на торг отвезти можно, коли сами их есть не справимся… Весь вечер смеялась да шутила вся Охлупова семья по сему поводу. А наутро братья ушли в первый раз на учёбу.
Главными учителями были святой отец Патон и святой отец Мигобий, и начали они обучение братьев с грамоты.
— Так мы же буквы ведаем, и пишем легко. Хошь рёзами, хошь рунами, и счёт знаем! И звуки крючочками записывать можем! — удивились братья.
— То всё не то, — наставительно проговорил отец Патон. — Это ест варварская каракуля. Она богу непонятна. Нужна правильная грамота. По ней весь умний страни живут, а у вас её пока не знать. Ви первии будете!
Подивились братья, что всемогущий бог таких простых вещей как руны не знает, да мысли свои при себе оставили. Мало ли чего на свете бывает, а обидишь учителя ненароком, прогонит ещё. А письмо что, два знаем, так и третье осилим — невелика наука.
Так и началась у них учёба. Говорили им святые отцы одну букву, и братья за работой должны были её целый день повторять, чтобы в голову она въелась как сажа в дерево. Так и повторяли с утра до вечера, пока их руки над разными узорами трудились. А дома перед родителями хвастались новыми знаниями. Калина за них радовалась, а Охлуп дивился:
— Так вы все наши буквы за пять дён выучили, а их гораздо больше, чем заморских.
— Так-то наше письмо, а это богово. На нём сам бог пишет! Нешто его можно на скорую руку изучать?
Аккурат к концу алфавита и младшие, Ясна с Мальком, от деда вернулись. Тут им всё и поведали. Ясна удаче братьев порадовалась да своими делами занялась, знамо дело — на кой девке наука? А Малёк загорелся новые знания постичь. Пока ещё Дуб его учить станет, а тут вот они знания, под боком. Просил братьев и его пристроить, хотя бы рядом у стеночки в уголке посидеть. Может, что и уразумеет. Спросили они у святых отцов, нельзя ли, мол, и братца науке учить? Уж дюже способный малец, хоть и мал годами. Те сказали, что хоть всех приводите, мы рады будем. Только сестру нельзя. Ибо женщина есть существо нечистое и вмещает в себе все грехи человеческие, а потому она и зовётся сосудом греха!
Опять братья дивились — как это мать, их родившая, может нечистой быть? Да вот Яська-то наукой боговой не заинтересовалась, значит правы отцы святые… С тех пор они на женщин свысока смотреть стали. И начали их считать существами тёмными да греховными.
Малёк теперь тоже на занятия ходил. А пока буквы учил, промежду делом и полы помоет, и дров наколет, и ещё множество дел переделает.
Из хоромины, что братья с Охлупом поставили, уже целый храм получился, и начал туда понемногу народ приходить да святых отцов слушать. А те им про древо да бога рассказывали, чудеса на глазах творили. Народ дивился, головами качал, и всё больше и больше людей в храм приходило. Кому дело поправить, кому здоровье. Свои Боги не дали, так может, чужие помогут? И уже вроде помогли кому-то. То один, то другой заявлял, что выручило их сломанное древо. Исполнились чаянья их, как есть исполнились! Сам князь в город приехал смотреть, как тут новая вера распространяется. Вся старшая дружина у него уже
